Мёд и кровь

В роду бабки была Древняя кровь, хотя она сама никогда не говорила о том, что обладает какими-то способностями.

Делмар задремал, склонив голову к стенке кареты. Подняв левую руку, Натаниэль разглядывал протез. Он напряг мышцы, аккумулятор щелкнул, и тросики покорно сжали механические пальцы.

Это могло бы выглядеть почти красиво.

Когда они приехали, Делмара с трудом удалось разбудить, и он привычно отправился в гостевую комнату. Натаниэль спать не хотел и устроился в гостиной, у камина. Правда, голова разболелась так сильно, что он почти упал в кресло и прикрыл глаза. Он так и сидел, не в силах сдвинуться с места, пока не услышал шорох платья. Его плеча тихонько коснулась ладонь Джессамины:

— Спишь?

— Голова. Болит.

Она ушла, а вернулась со стаканом воды, в котором было размешано какое-то лекарство:

— Выпей, станет легче.

Боль действительно отступила, свернулась где-то в висках, оставалось верить, что она действительно исчезнет.

— Спасибо, Джесс.

Она уселась в соседнее кресло, поглядывая на брата:

— Мама рассказывала, у бабушки тоже сильно болела голова, когда она предчувствовала какие-то важные события. Так говорила Древняя кровь.

Натаниэль ничего не ответил. Накануне падения дирижабля у него голова не болела. Да и перед тем, как лезть к зараженному кварталу и лишиться руки, тоже ничего подобного не было. А что уж может быть важнее.

— Я просто устал.

— Или курил слишком много опиума.

Это было куда вероятнее, но Натаниэль промолчал. И снова прикрыл глаза, чтобы не видеть взгляда Джессамины — не то чтобы сестра не одобряла… но он боялся увидеть это неодобрение.

Казалось, прошла вечность с тех пор, как всем в доме было очевидно, что Натаниэль ходил в курильню не ради опиума. Он даже готов был пожертвовать временем на свои любимые проекты. Тогда там работала прекрасная Шихонг, выдернутая из колоний и смущавшаяся при виде «молодого господина».

Он проводил с ней действительно много времени и до сих пор помнил, какими огромными казались ее глаза в отблесках свечей, как она прижималась к нему и пахла заморскими цветами. Он пропускал ее темные волосы сквозь пальцы и нашептывал милые глупости.

Натаниэль помнил, как Шихонг взглянула ему в лицо и сказала, что уходит из курильни. Она будет наложницей у одного богатого лорда, потому что он смог предложить ей большее.

Отец тогда сказал, что это к лучшему, но не стал сразу заводить разговор о женитьбе. Шло время, он умер, и у Натаниэля стали появляться причины ходить в курильню либо ради опиума, либо ради разговоров.

— Как дела на заводах?

— Всё хорошо, — ответила Джессамина. — Если ты хочешь знать подробности, я могла бы…

— Нет. Не хочу.

Она вздохнула, но не стала настаивать. Открыв глаза, Натаниэль посмотрел на сестру:

— Но я пойду завтра на бал. Если ты всё еще хочешь этого.

— О! Конечно.

Джессамина почему-то решила, что выход в свет пойдет брату на пользу. Натаниэль был с ней совершенно не согласен: он не хотел, чтобы аристократы пялились на его протез, не желал играть равнодушие. Да и танцевать ему не нравилось.

Но если Тео с Делмаром правы, и императрица собирается что-то сообщить о расследовании Комиссии, о том упавшем дирижабле, Натаниэлю стоит там быть.

Он поднял руки, чтобы потереть виски, в которых еще пульсировала боль. Резко вздрогнул, когда левого коснулся холодный металл.

Медь всегда окропляется кровью.

========== 5. ==========

Комментарий к 5.

Настала пора для куска древа: https://pp.userapi.com/c846017/v846017921/4e2aa/kRxmFaWuY4Y.jpg

Слуги называли Натаниэля не иначе как «молодым господином». Это пошло с Томаса, камердинера отца, который только так и отзывался о юном сыне лорда. Теперь отец мертв, но Нейт всё равно оставался «молодым господином».

О нем рассказывала Энни, пока заплетала волосы Джесссамине. Ловко подхватывала локоны шпильками, перекручивала и поднимала, сооружая прическу, достойную королевского дворца.

Джессамина не шевелилась. Сидела, делая маленькие вдохи — большего не позволял туго затянутый корсет, с роскошным кружевным платьем цвета чайной розы поверх.

— Молодой господин всех выгнал из ванной, — вздыхала Энни. — Заявил, ему помощь не нужна.

— Вообще-то я не одобряю сплетни, — строго сказала Джессамина.

— Ой, госпожа, да какие же это сплетни! Я знаю, вы тоже волнуетесь за молодого господина.

Энни дунула, откидывая со лба прядь волос. Она была чуть старше самой Джессамины и служила ей с тех пор, как леди была положена собственная служанка.

— Томас сказал, потом молодой господин поинтересовался, какого цвета ваше платье.

Энни заулыбалась, и Джессамина тоже не смогла сдержать улыбку: Натаниэль вовсе не обязан подбирать костюм, сочетающийся по цвету с платьем сестры, но это считалось хорошим тоном. И определенно показывало, что Нейт интересуется предстоящим балом, а не совсем замкнулся в себе.

Слуги его любили, поэтому искренне переживали, когда «молодой господин» лишился руки. Пусть им не известны детали — насколько знала Джессамина, Натаниэль даже врачу не стал говорить, где именно поранился.

Что ж, чем меньше народу в курсе, тем надежнее сохранена тайна, куда успели залезть эти двое.

Хотя Джессамина не могла не признать: она могла злиться, что брат и Делмар ввязались непонятно во что, но это было нормально и привычно. Куда страшнее оказалось, когда дверь мастерской Натаниэля оставалась запертой неделями — странно думать, что брат там не появляется.

Когда с прической было покончено, Джессамина надела колье и серьги с переливчатыми опалами, которые когда-то добыл дед в колониях. От бабки украшения перешли к матери, а теперь и к самой Джессамине. Она глянула в зеркало лишь мельком, слишком странно было видеть себя в фамильных драгоценностях хозяйки дома.

Натаниэль надел коричневый фрак, и Джессамина не могла не признать, что он хорошо смотрится не только с ее платьем, но и с поблескивающим медью протезом.

Пока они тряслись по булыжникам мостовой, Джессамина натягивала тонкие лайковые перчатки. Еще один неизменный предмет придворного этикета: чтобы никто не смел никого коснуться. Но ей казалось важным сначала всё-таки пройти с братом без них.

Натаниэль казался задумчивым и смотрел в окно кареты. Когда он поправил занавеску, Джессамина заметила блеснувшие золотом запонки с опалами — тоже отцовские. Те, что принадлежат лорду Верлену.

— Рабочие хотят, чтобы ты появился на заводе, — негромко сказала Джессамина.

— Зачем? — Натаниэль глянул на нее с искренним недоумением.

— Ты теперь лорд Верлен, они видели тебя после смерти отца. А потом исчез и ни разу больше не бывал на заводе.

— Ты отлично со всем управляешься.

— Но было бы неплохо, если бы напомнил, что я делаю это с твоего ведома.

Натаниэль нахмурился и кивнул, снова уставился в окно, а Джессамина была рада хотя бы тому, что он согласился. Конечно, она могла и сама уладить всё с рабочими…, но ей просто хотелось, чтобы Нейт тоже принял в чем-то участие.

Она хотела расшевелить брата.

На подступах к дворцу в строгом порядке останавливались кареты, выпуская разодетых, надушенных аристократов, и по лестницам, устланным алыми коврами, они следовали в королевскую бальную залу.

Натаниэль прикрыл глаза, как будто делал последние вздохи перед тем, как нырнуть в пучину, и Джессамина мягко накрыла его руку в перчатке собственной, ощущая, как слегка подрагивают пальцы брата.

Он и так-то не особо любил подобные приемы, а уж сегодня тем более, когда впервые появлялся в высшем свете без руки и с протезом, приковывая к себе внимание.

Выйдя первым, Натаниэль подал руку сестре — снова живую правую, и бок о бок друг с другом они проследовали в королевский бальный зал.

— Лорд Верлен и леди Джессамина.