Дом мертвых бабочек

Эстер любила кружево. Как и живые цветы в вазах, сейчас везде стояли яркие хризантемы с махровыми цветками, которые в красно-коричневых тонах особняка больше всего напоминали об осени.

Еще Эстер любила мотыльков. Поэтому Нейтан услышал, как Тейлор сдавленно ойкнула, когда вошла в гостиную. Может, стоило предупредить ее заранее.

Стены гостиной украшали десятки и десятки аккуратных рамок, а под стеклами были мертвые бабочки. Иногда яркие, как хризантемы, но в основном цвета пыли, многочисленные мотыльки разных размеров и видов.

Нейтану они тоже нравились. Одна из немногих деталей, которая действительно казалась ему домом. Где чувствуешь себя уютно.

Лин уже был в гостиной. Бесцеремонно кинул рюкзак на старый диван и сам стоял около кресла отца. Они о чем-то разговаривали, Лин казался действительно увлеченным. Заметив вошедших, он замолчал и выпрямился, положив ладонь на ручку кресла.

Эстер всегда было много, она заполняла собой пространство, как ее любимые цветы, которые неизменно появлялись во всех вазах. Родерик Эшмор был будто античное золото, потускневшее, но не растерявшее благородства.

Он владел этим местом. И его сестра была безумной матерью Брендона.

Волосы Родерика сейчас были совсем седыми, хотя Нейтан еще помнил, что они были рыжеватыми, почти как у Лина. Хотя аристократичное спокойствие младшему сыну точно не передалось: лицо Лина всегда было подвижным, полным эмоций, в отличие от Родерика.

Говорили, Нейтан очень похож на отца. Только вместо богатого воображения, чтобы писать книги, у старшего Эшмора было неплохое финансовое чутье, которое позволило увеличить капитал деда.

Всё изменилось из-за дурацкого сердечного приступа — он наложился на те проблемы с сердцем, что были у Родерика, и которые он точно передал одному из детей. Нейтан смутно помнил то время, но знал, что восстанавливался отец долго. И с тех пор отошел от дел и с трудом передвигался без инвалидного кресла.

— Привет, — улыбнулся Нейтан и обнял отца, наклоняясь.

— Здравствуй, Нейт, как я рад, что ты снова здесь.

Родерик тоже пару раз бывал в Лондоне и встречался с сыном, но этого, конечно, было очень мало. Нейтан жалел, что мало общается с отцом, иногда звонил ему сам, но даже это не заставило его наведаться в гости.

Отвращение к дому, к этому месту было сильнее.

Родерик похлопал сына по спине, перевел взгляд на Тейлор и озорно прищурился:

— Так-так, это та самая леди, которая украла сердце нашего мальчика?

Тейлор расцвела и тут же завела разговор, полный восторгов о доме. Она была искренна, а Родерик посмеивался и говорил, что обязательно расскажет ей об истории этого места. Одна его рука покоилась на большом колесе кресла, как будто он собирался куда-то двинуться.

Нейтан любил отца. Но никогда не забывал, что тот молча соглашался с женой, когда она кричала на сына и не хотела отпускать. И он тоже ни разу не помог Нейтану.

Эстер подошла к мужу, ненавязчиво подвинула Лина, чтобы поправить плед на коленях Родерика. Сложно было сказать, вслушивается ли она в разговор, но когда в том наступила небольшая паузка, улыбнулась и качнула головой в сторону:

— Нейтан, что же ты не поздороваешься с дедушкой?

На каминной полке, рядом с изящными старинными статуэтками, стоял череп цвета топленого молока. Он выделялся на фоне темного дерева панелей, хотя казался таким естественным между рамок с мотыльками.

Эстер всегда говорила, будто это череп покойного дедушки. Нейтан никогда не спрашивал, действительно ли хоть настоящая кость. Ему казалось это дурацкой затянувшейся шуткой, и он не то чтобы держал в руках много черепов, чтобы определить на глаз реальность.

В гостиной повисло неловкое молчание, Тейлор придвинулась поближе к Нейтану и натянуто усмехнулась:

— Так вот откуда в твоей книге взялся череп!

Реплика ничуть не сбавила напряжения, оно казалось таким густым, что Нейтан ощущал себя насекомым, которые угодило в липкую каплю мёда. Или билось под стеклом, пришпиленное иголкой.

— Ах, ну что же я! — засуетилась Эстер. — Вы хотите чаю? У меня есть потрясающее варенье с садовой малиной. Я сейчас быстренько всё организую.

Нейтан устал после рабочей недели, не был против небольшой передышки. Но тут заметил, как бледный Лин вцепился в ручку отцовского кресла: кажется, сесть он по какой-то причине не хотел.

Да и Тейлор нужно переварить первую встречу.

— Честно говоря, мы немного устали с дороги, — сказал Нейтан. — Лучше отдохнем сегодня, завтра тяжелый день.

— О, конечно. В девять мы уже должны быть на месте, похороны ранние. Я подготовила для вас дальнюю спальню на втором этаже, она достаточно большая.

Нейтан с благодарностью кивнул. Эта комната всегда пустовала, но он иногда играл там в детстве. Иногда и с Брендоном в прятки, но тот быстро его находил.

Эстер неожиданно снова притянула к себе Лина:

— Ах, я так рада тебя видеть! Вас обоих, — она кивнула Нейтану. — Но ты же понимаешь, младших всегда любят чуть больше.

Нейтан не понимал. Хотя только сейчас начинал осознавать, что в этом нет вины Лина, да и сам он, судя по мрачному выражению лица, не получал удовольствия от таких слов.

Эстер как будто ничего не заметила и продолжала:

— Лин, ты будешь спать в комнате бабушки.

— Что? — взвился Лин. — Я там не останусь!

— Останешься. Не спорь со мной, пожалуйста, хочешь поссориться в первые же минуты?

Лин прикусил язык, хотя, кажется, стал еще бледнее. Эстер улыбнулась:

— Ты не должен бояться этой комнаты, Лин. Надо быть смелым. Иначе отдам тебя призракам.

Это было старой шуткой, но теперь она звучала для Нейтана странно. Мать никогда не говорила ничего подобного ему, и он даже чуточку обижался: почему это брат должен быть смелым, а сам Нейтан нет? Теперь же это звучало как тонкая манипуляция, почти шантаж.

Тем более, в детстве Лин верил в призраков и боялся их.

Дедушка умер спустя недолгое время после рождения Лина. Нейтану было тогда семь лет, и дедушку он помнил смутно. Для похорон его сочли слишком маленьким, и они с Брендоном тоже сидели на лестнице поздно вечером и прислушивались к разговорам взрослых в гостиной.

А вот бабушка заболела, когда Нейтану было семнадцать. Как сказал отец, с ней просто случилась старость. И эта старость пахла едкими лекарствами, обволакивала душной нагретой комнатой, где запрещалось открывать окна. Бабушка почти не вставала с постели и каждый день к ней приходила медсестра из города.

Вечерами мать давала Нейтану поднос, на котором аккуратно стояли тарелка с ужином и чашка чая. Это был обычный ритуал: подняться из кухни наверх, проскользнуть в комнату бабушки и ни в коем случае от страха не повернуть назад.

В душной комнате бабушка хрипела и тяжело дышала. Надо было помочь ей сесть, устроиться среди подушек и подождать, пока она поест. Не слишком сложная задача, если бы бабушка молчала.

Она говорила гадости. Она оскорбляла и мерзко хихикала. Она говорила о том, как с ней разговаривают стены и звезды. Нейтан не знал, как пахнут трупы, но ему казалось, что лекарствами и старостью.

Говорят, до болезни бабушка была со странностями, но не настолько. Может, именно от нее ее дочери Элис передалось безумие. А Родерику она, видимо, завещала все прочие проклятия.

Нейтан проснулся. Тихо, не беспокоя Тейлор. Он научился не волновать ее каждым своим кошмаром. Но сейчас снова во сне видел приоткрытую дверь, из-за которой доносился запах живого трупа и мерзкое хихиканье. А он стоял с подносом и должен был зайти для ежедневного ритуала.

Нейтан некоторое время пялился в беленый потолок, прикидывая, когда отступит дурацкий кошмар, и снова можно будет поспать. Быть разбитым на завтрашних похоронах точно не входило в его планы.

Ему показалось, он услышал стон.

Это могло быть устрашающим, особенно после сна, но Нейтану почудилось что-то знакомое. Когда стон повторился, он тихонько поднялся. Кинул взгляд на Тейлор, но она спокойно спала, свернувшись на своей половине кровати.