Ты где?

В те моменты, когда «мужик с перстнем» не отвлекал, главврач просил маму выполнить разные действия: прочитать стихотворение по памяти, нарисовать дерево, листочки на нём, написать несколько слов, затем пройтись по линии ровно, потом изобразить несколько походок (бодрую, уставшую, ленивую и т. п.), показать язык, покривляться, улыбнуться, поднять руки, перебрать пальцами, вытянуть руки, встать на носочки, дотронуться до кончика носа… и очень-очень много всего.

Я так боялась, что мама не выполнит каждое следующее действие, но пока всё шло к тому, что нормальнее нашей мамы никого нет, а в психиатрическую больницу сдать надо нас с сёстрами.

Татьянмихална-невропатолог бросать всё, в отличие от нас, не стала и прийти прямо сейчас не смогла, поэтому рандеву с ней нам было назначено на следующий день, на том же месте в тот же час. То есть «приходите завтра».

Снова метро, снова наш хохот, снова серые ветви деревьев, снег, страшные коридоры, и вот мы снова в кабинете у этого милого главного врача. На сей раз в кабинете помимо главврача нас ждали ещё трое: «Татьянмихална-невропатлог», «кожаная юбка» и «зелёный свитер с перстнем на мизинце». Вот такой гоп-стоп-компанией мы продолжили наши дружественные посиделки.

Татьянмихална, как и многие невропатологи, была странной. Нет, она не хитрила, она просто доминировала. И желательно над всеми.

Доминирование, например, над мамой у неё проявлялось в подчёркнуто громком голосе, который применялся исключительно в разговоре с ней. Знаете, как с глухой девяностолетней бабушкой. Это звучало обидно и обескураживало даже меня. Хотелось вскочить и сделать ей замечание, ведь так совершенно невозможно расположить к себе пациента, но нас отвлекал профессор и не давал вмешаться.

Я старалась не терять нить их «беседы».

– Галина Павловна, вы часто ходите в магазин? – почти кричала она, словно с противоположного берега реки.

– Хожу, да…

– А дорогу не забываете?

Мама, наверное, подумала, что она шутит:

– Нет, не забываю. – Она слегка улыбнулась и развела руками, мол, глупый вопрос.

Милый диалог быстро кончился, и в маму полетели бесконечные вопросы:

– А в магазин вы сама ходите?

– А с кем вы живёте?

– А кто помогает вам ходить в туалет? (Ещё немного – и я готова была сама сводить в туалет Татьянмихалну.)

– Как зовут ваших детей, помните? (Да твою ж бабушку, да вот мы тут сидим, ну!)

– Сможете их узнать? (Что это сейчас вообще было?!)

– Вы давно болеете?

– Вы знаете, что с вами? (На этот вопрос, впрочем, никто не знал ответа, но Татьянмихална, видно, решила подстраховаться и спросить в лоб у пациента.)

– А кто за вами ухаживает?

– А продолжите стихотворение «Буря мглою небо кроет».

– А назовите предметы по порядку за мной.

– А посчитайте до десяти и обратно.

Мама не сдавалась и почти успевала отвечать на все её вопросы. Но в ответах явно было что-то не то. Хотя я сомневаюсь, что сама смогла бы произвести нормальное впечатление на этого невропатолога.

Татьянмихална была настроена решительно. После осмотра она настаивала, что «пациент путается в показаниях, и тут чистой воды Альцгеймер», но карты не складывались. Дело в том, что мама не путалась в показаниях, она путалась в словах. Чем больше ей пытались приписать то, чего нет, тем больше она нервничала и ещё больше путалась в словах.

Наша сестра-психолог заметила это первой, пнула нас с сестрой под столом и подала знак, чтобы мы расслабились, мол, всё это чушь. И нам бы пора и честь знать.

Затем «кожаная юбка» и «зелёный свитер» принялись изучать мамины снимки головы, анализы, заключения и показания Татьянмихалны.

Они сыпали какими-то немыслимыми словами, фразами, и уловить смысл их диалога было сложно. Всё было похоже на какой-то сюрреалистический консилиум, который хотелось, как пишут в интернетах, «развидеть». В какой-то момент я даже подумала, что они вообще не про нас говорят.

По итогам этого чудного психиатрического совещания зелёный перстень с досадой хлопнул ладонью по столу и по-театральному выкрикнул в небеса: «Ну, не знаю!!!»

Конечно, не знаешь…

Болезнь явно потирала ручки, глядя на нас со стороны. Снова никто ничего не знал.

Главврач погладил свою седую бородку, поправил очки, улыбнулся и попросил коллег нас оставить.

Мы сидели почти не дыша: если честно, мы вообще не знали, что дальше делать и как мы здесь оказались.

Если вы знаете, что значит выражение «театр абсурда», то это как раз очень правильное определение для данного эпизода.

– Вот что, мои дорогие девочки, ваша мама – замечательная и мудрая женщина. И да, из всех вас лучше всего соображает, вы уж простите.

Начало меня устраивало. Я понимала, что профессор хотел пошутить и немного нас успокоить.

Ведь меня всегда устраивал тот расклад, когда мама – главная. И сейчас очень этого хотелось. Я ведь не отдавала себе отчёта, что уже скучаю по этому.

– Во всяком случае вам действительно не стоит продолжать то лечение, которым вы сейчас занимаетесь. И я вас умоляю, прекратите делать каждый месяц эти дорогостоящие снимки в этих ваших частных клиниках! Вам этого не требуется. Изменения есть, они видны, и больше, к сожалению, вы ничего не можете сделать. Нужен человек, который вам поможет разобраться на этой стадии, но это, к сожалению, не я.

Всё. Мне казалось, я больше ничего не слышу.

– Вы можете сказать, как называется это заболевание?

– Нет, к сожалению, я не знаю. Но это точно не болезнь Альцгеймера.

Это радовало. На тот момент я думала, что в мире есть две страшные болезни – «Альцгеймер» и рак. Ура, у нас не тот и не другой случай.

Примерно где-то в этом месте болезнь нервно захихикала. И уже собиралась послать мне лучи «добра». Но я ещё, конечно же, не подозревала об этом.

– Но что же нам делать? – Мы растерялись окончательно.

– Я дам вам телефон одного замечательного профессора. Я не согласен с Татьянмихалной. Хоть она и выдающийся невропатолог, и ценный для меня специалист, на мой взгляд, у вас не Альцгеймер. Но тем не менее я отправлю вас к своему хорошему знакомому, который курирует центр изучения заболеваний головного мозга, в том числе и Альцгеймер. Вряд ли вам кто-то может помочь лучше, чем он.

Он порылся у себя на столе, отыскал нужную визитку и прямо при нас набрал номер врача. Договорившись обо всём, он попрощался и передал визитку нам. Сестра неловко положила конверт на край его стола:

– Вот, спасибо вам огромное, что потратили на нас своё время…

– Ой, нет, девочки. Уберите это, я не возьму. Вы в конце концов – не банк, и я ничего для вас не сделал, лишь потратил два ваших драгоценных дня. А время в вашем случае – ваш враг. А вот деньги, к сожалению, вам ещё пригодятся.

Мне хотелось его обнять.

Кажется, кто-то из нас даже это сделал. Я не помню.

Хотя, если честно, хотелось, чтобы он взял все эти деньги, попросил ещё, но лишь бы назвал причину и устранил её!

Мы вышли из кабинета. Возникло ощущение, что свет в конце тоннеля где-то за поворотом.

Я опустила глаза на визитку и прочитала: «Ярослав Богданович Калын».

Да, это и правда был тот самый свет. Просто мы пока этого не знали.

В этот момент где-то в виртуальной реальности болезнь нервно сглотнула.

Потому что с нами впервые, кажется, случилось нечто хорошее.

У нас появился шанс немного надрать зад болезни.

– Ма-а-ам, ты как? – осторожно и наигранно бодро спросила я.

– У меня что, болезнь Альцгеймера? – растерянно ответила она.

– Да нет, мам, ну какая болезнь Альцгеймера! Болезнь «геймера» у тебя, от компьютера не оттащить.

Сёстры засмеялись. Все знали, что это правда. И неправда. Причём каждое слово.

На обратном пути мы поймали попутку до метро. Усевшись в какую-то раздолбанную «шестёрку», мы ехали почти молча. Силы играть роль людей, у которых всё хорошо, были почти на исходе. Так же молча мы спустились в метро.