Страница 29 из 33
– В таком случае нам надо поскорее уносить отсюда ноги, – заключил Мариссель. – Если каждый день нашего пребывания в поселке ознаменуется одной смертью, то поселок быстро опустеет…
Утро против обыкновения началось спокойно. Прогулка, завтрак, газеты. Как в санатории, подумал Мариссель. Он внимательно наблюдал за Черил. На свежем воздухе она приободрилась, смотрела веселее, иногда улыбалась.
Но в полдень появился следователь, и разговоры в доме Эдера вернулись к привычной уже теме.
Вессель был напряжен и озабочен. Теперь его повсюду сопровождали два полицейских. Один остался в машине, другой вошел вместе с ним и расположился на диване, внимательно рассматривая присутствующих.
– Я намерен провести опознание, – объявил Вессель.
Он достал из портфеля несколько фотографий и, сверяя с записанными на обороте номерами, разложил их на столе. Две фотографии, как заметил Мариссель, были совсем старыми, пожелтевшими. Черил рассматривала снимки с детским любопытством.
– Вы знаете этого человека? – резко спросил Вессель. – Учтите, что все ваши ответы заносятся в протокол.
Эдер склонился над столом.
– Конечно, – сказал он. – Это Ганс. До войны он работал в детском приюте Ахенхоф.
– Вы его видели во время похорон госпожи Шарф?
– Думаю, что его.
– Такой ответ меня не устраивает, – произнес недовольно Вессель. – Посмотрите еще раз.
Эдер не стал больше разглядывать фотографии. Он сидел очень прямо и смотрел Весселю в глаза.
– К сожалению, господин следователь, я не могу выразиться определеннее. Я видел его буквально несколько секунд, его лицо мелькнуло в толпе и исчезло. Не могу поручиться, что это он.
Вессель сложил фотографии в портфель.
– Это фотографии одного и того же человека. Его зовут Ганс Райнфранк. Вы правы, господин Эдер, он действительно работал в приюте. В сорок четвертом был посажен в концлагерь. После войны оказался в психиатрической клинике. В период ремиссии выпущен. Устроился в Кельне в столярной мастерской, но пробыл на свободе меньше года. Совершил тяжкое уголовное преступление: убил доктора Манфреда. Специалист по врачам! – иронически добавил следователь. – Неделю назад освобожден из тюрьмы. И сразу же совершил новое убийство. Наша юридическая система страдает излишним либерализмом, – с явным сожалением завершил следователь.
– Я знал доктора Манфреда, – как всегда коротко заметил Эдер.
Мариссель с интересом посмотрел на Эдера. Он уже понял, что Эдер знает много больше, чем говорит.
– Он был известным человеком в Кельне, – сказал Вессель. – Я слышал о его трагической гибели. Варварское, ничем не мотивированное убийство человека, представляющего самую гуманную профессию. Я затребовал дело из архива и пролистал его. Этот Ганс Райнфранк просто дегенерат и садист.
– Он объяснил тогда, почему убил Манфреда? – поинтересовался Эдер.
Вессель небрежно отмахнулся:
– Он отказался отвечать на вопросы, да и вряд ли он способен сформулировать хотя бы одну мысль. Его схватили на месте преступления, так что его желание или нежелание давать показания значения не имело.
Вессель собрал свои бумаги в пухлый портфель.
– Сегодня парень сумел уйти от нас, но, думаю, скрывается где-то поблизости. Отсиживается у кого-то из друзей. Сейчас мои люди пытаются установить его старые связи. Наверняка тут есть кто-то, кто ему помогает.
– Он не был здесь с сорок четвертого года. Какие у него могут быть друзья? – возразил Эдер. – Да он и не умел разговаривать с людьми. Молчал, даже когда к нему обращались. Правда, дети в приюте его любили.
– Какие-то контакты есть у всех, – проговорил веско следователь. – Вот вас же он знает, например, верно?
Следователь кивнул полицейскому, и они вышли.
– Необъяснимые бывают повороты в жизни, – сказал Мариссель. – С одной стороны, безобидный паренек, которого любят несчастные дети-калеки, с другой – беспощадный убийца.
– Почему он убивает врачей? – спросила Черил. Она молчала, пока следователь не ушел: побаивалась холодного взгляда Весселя.
– Частично я отвечу на ваш вопрос, – произнес Эдер. – Доктор Манфред одним из первых среди врачей Кельна вступил в национал-социалистическую партию и СС. Он занимался проведением в жизнь закона о предотвращении появления потомства с нездоровой наследственностью. Ганс был психически нездоров, он подпал под действие этого закона, и его стерилизовали. Так что, вероятно, это была месть доктору Манфреду за боль и унижение.
– В некоторых европейских странах в начале века тоже были приняты законы о стерилизации, – заметил Мариссель, – но обычно требовалось согласие пациента или родственников. В те времена евгенику повсюду понимали примитивно, и задачу улучшения наследственности решали хирургическим путем.
– Ужасно, – промолвила Черил и зябко повела плечами. – Как хорошо, что у нас в Америке ничего подобного не было.
– Увы, Черил, – проговорил мягко Мариссель, – это было почти везде. В Калифорнии закон о стерилизации тоже существовал, но применялся редко. Когда стали очевидны жестокость и бессмысленность таких мер, его отменили.
– Но не в Германии, – сказал Эдер. – Напротив, здесь все подобные идеи только расцвели при нацистах.
Эдер принес целую папку со старыми газетными вырезками: он сохранил их с тех пор, как преподавал историю.
Закон о предотвращении появления потомства с нездоровой наследственностью был принят вскоре после прихода нацистов к власти – 14 июня 1933 года.
Первый параграф закона гласил, что носитель наследственного заболевания может быть стерилизован хирургическим путем, если можно ожидать, что его потомки будут страдать тяжелыми физическими или психическими недугами.
Носителем наследственного заболевания закон признавал тех, кто страдает врожденным слабоумием, шизофренией, маниакально-депрессивным психозом, эпилепсией, пляской святого Витта, наследственной слепотой или глухотой. В законе говорилось также, что может быть подвергнут стерилизации и тот, кто страдает тяжелой формой алкоголизма.
Некоторые врачи возражали: еще неизвестно, действительно ли эти заболевания являются наследственными. Но особых протестов закон не вызвал. Многие сочли его справедливым, потому что он должен был помочь улучшить жизнь народа.
Вступившие в нацистскую партию ученые доказывали, что, если бы не был принят закон, полноценные немцы были бы поглощены морем неполноценных, которые размножаются с невиданной скоростью. Поэтому «душевнобольные и прочие неполноценные не имеют никакого права иметь детей».
Один психиатр поразил воображение своих сограждан исследованием генеалогического древа женщины, которая жила век назад и, как он утверждал, была «пьяницей, воровкой и бродягой»:
«Известны 843 потомка этой женщины. Обстоятельства жизни 709 из них изучены с достаточной степенью достоверности. Среди них незаконно рожденных – 106, проституток – 181, нищих – 142, проживающих в приюте для бедных – 64, преступников – 76, из них семеро убийц. Преступники из числа ее потомства провели в тюрьмах в общей сложности 116 лет. В пятом поколении почти все женщины были проститутками, а мужчины преступниками».
Черил быстро заметила, что авторы подобных статей постоянно цитируют друг друга, оперируя одними и теми же примерами. Но читателю, ознакомившемуся только с одной статьей, кажется, что суждения автора научно обоснованы.
Перелистывая небольшое досье Эдера, Черил с удивлением и отчаянием убеждалась, что стерилизацией занимались не садисты, а врачи, которые называли себя патриотами.
Серьезные ученые пытались предостеречь малограмотных коллег, вдохновленных идеями национал-социализма, отложных надежд, объясняя, что стерилизация никоим образом не способствует искоренению психических заболеваний. Опытные психиатры говорили, что девяносто процентов шизофреников рождается от практически здоровых родителей, но стерилизация казалась таким замечательным делом…
Вальтер Гросс, руководитель бюро нацистской партии по политике в области народонаселения и сохранения расы, заявил на партийном съезде в Нюрнберге: «Государство тратит свои средства на содержание душевнобольных, слабоумных и идиотов, в то время как для простого здорового сына народа едва находятся деньги! Для пьяниц и слабоумных строят настоящие дворцы! Немыслимые суммы тратятся на школы для слабоумных! Закон о предотвращении появления потомства с нездоровой наследственностью освободит нас от балласта существ, которые парализуют силы нашего народа».