Страница 15 из 18
Я люблю цвета радуги за их способность привносить радость даже в те места, которым несвойственно быть радостными. На одном непримечательном углу на северо-западе Токио стоит здание, которое выглядит как многослойный торт, слои которого сложены неровно и с просветами, так что заметны внутренние поверхности всех оттенков шербета. Когда я увидела его на фото, я подумала, что это самое полное радости здание из всех, что мне попадались. Мне стало интересно: может, это головной офис компании по производству красок или игрушек? Но нет: в этом здании расположен банк.
Поначалу удивлялись даже клиенты банка. Я зашла и поговорила с седовласым мужчиной, сидевшим в малиновом кресле. Он рассказал мне, что, когда отделение только открылось, он и его соседи были сбиты с толку. «Что это? Совсем не похоже на банк», – сказал он. Но затем улыбнулся и добавил, что вид этого здания поднимает ему настроение, – и это повторили специалисты по кредитам и банковские клерки, которых я встретила после. Самое интересное мое наблюдение – каждый человек в этом здании выглядел расслабленно. Никто не постукивал носком ботинка, не скрещивал в нетерпении руки. Четыре или пять человек расположились в креслах разных цветов и спокойно читали. Обстановка больше походила на независимый книжный магазин, чем на финансовое учреждение.
Этот банк – одно из четырех красочных отделений банка Sugamo Shinkin. Идея принадлежит Эммануэль Муро, французскому архитектору, живущей в Токио и по уши влюбленной в цвет. За чаем в своем разноцветном офисе Муро рассказала мне, что ее задачей было сделать банк местом, где хочется задержаться еще на мгновение. Я была озадачена: при такой поставленной задаче многие бы немедленно подумали о полезных услугах – бесплатном кофе, Wi-Fi, кабельном телевидении с новостными каналами. Муро, как и немногие другие архитекторы, увидела, что цвета радуги оказывают магическое действие на окружающих. В данном случае эстетика изобилия создает ощущение щедрости как формы гостеприимства. Большинство отделений банков, где я была, переполнены брендированием – создается ощущение, что гуляешь среди рекламных щитов. В отделениях банка Sugamo Shinkin нет даже вывески на входе. Цвета – их визитная карточка.
Радуга привносит ощущение наполненности энергией в любую ситуацию, даже (и в особенности) сложную. Радужный флаг объединяет разных активистов под знаменем радости выражения собственной позиции. На фотографиях демонстрации часто больше похожи на фестивали, чем на акции протеста. Экспансивная природа радуги объединяет людей и развеивает воинствующую нетерпимость.
Тонкие и невесомые, радуги иногда выглядят банально, но я была свидетельницей, как они производили на людей по-настоящему глубокое впечатление. Несколько лет назад я получила письмо еще от одной вдохновительницы – моей читательницы, у которой недавно трагически погиб маленький сын, – с историей про радугу. Организуя похороны, она попросила доставить однотонный белый гроб к себе домой, чтобы она могла украсить его. Она и ее дети провели весь день накануне похорон, раскрашивая гроб в цвета радуги, и она сама засиделась допоздна, рисуя радужные хризантемы на крышке. И что-то в этих цветах вдохновило ее, как она писала, двигаться дальше, несмотря на горе и утрату, охватившие ее семью.
В то время как во многих культурах черный цвет традиционно остается цветом скорби, некоторые выбирают почтить память ушедших любимых обилием цветов. В гватемальских городках, таких как Чичикастенанго, родственники красят могилы ушедших в их любимые цвета и обновляют краску каждый год в память о них. В результате радужное кладбище больше похоже на живой город и место чествования жизни, чем на погребальный монумент.
Радуги – неутомимые солдаты радости; то, что может победить глубокое отчаянье. Они проникают в пустоты наших жизней – в депрессивные районы, угнетенные сообщества или сердца, страдающие от потери, – и поднимают сигнальный флаг надежды.
Правила максималиста
Вдохновители, деятельность которых я изучала, показали мне силу эстетики изобилия, в том числе то, как сочетания рисунка, текстуры и цвета радуги могут оказывать огромное эмоциональное воздействие. Но я так и не нашла ответа на свой вопрос: что происходит, когда изобилия становится слишком много?
Найти на него ответ мне помогла последняя муза – первый американский декоратор интерьеров, Дороти Дрейпер. Дороти была необузданной максималисткой и создала фирменный авторский стиль, характеризующийся смелыми жестами, графичными узорами, яркими цветами – обычно одновременно. Ее стиль описывали как современное барокко – забавно, если подумать о том, что модернисты мало чему противостоят так горячо, как барокко. Дрейпер умерла в 1969 году, но самый популярный из ее проектов, курорт Гринбрайер в Западной Вирджинии, до сих пор блаженствует в своей сногсшибательной популярности. Гринбрайер был основан более двухсот лет назад как место для отдыхающих «на водах» из близлежащих источников Уайт-Сульфур-Спрингс, но сейчас он вырос в летний лагерь для взрослых с развлечениями от гольфа до крокета и стрельбы из лука. Во время Второй мировой войны он служил военным госпиталем, после которого был оставлен в руинах в 1946 году, – тогда Дрейпер была приглашена для восстановления интерьера. За шестнадцать месяцев она заново воссоздала и преобразовала весь внешний облик здания от осветительных приборов и фарфора до униформы горничных.
Из Нью-Йорка до Уайт-Сульфур-Спрингс добраться можно за одиннадцать часов пути поездом, и я была немного заторможенной, когда увидела маленький зеленый микроавтобус, ожидающий напротив вокзала. Я села в него, не сообразив, что отель находится прямо через дорогу, и почувствовала себя немного нелепо, когда мы остановились через минуту. Я вышла из автобуса в крытую галерею. Автобус смотрелся как игрушка на фоне внушительного здания Гринбрайера в федеративном стиле. Фасад здания был ровным и белым как мел. Я распахнула стеклянные двери в лобби и – пуф! – попала в другой мир. Это было как поднять прохладную крышку бабушкиной шкатулки с драгоценностями, где одно сокровище лучше другого. В центральной комнате стены были насыщенного зеленого и аквамаринового цветов с огромными арками во всех направлениях. По бокам арки идеально обрамляли пары круглых окон на розовом фоне. Под ногами лежал зеленый ковер с тигровым принтом, люстра в виде гигантской птичьей клетки звездной россыпью светила с потолка. Зеленые ковровые дорожки покрывали лестницу, повторяя все до единого изгибы потолка. Тема, воплощенная Дрейпер, – «романтика и рододендроны», но более метко ее можно описать как «Скарлетт О’Хара разлила кислоту» [16]. У меня открылось второе дыхание, как при прозрении, и я решила что-нибудь выпить.
Со стаканом в руке я рассматривала высокие потолки, расходящиеся из верхнего лобби. Стены спальни были цвета мятного мороженого, а на ковре распустились розовые букеты цветов. Я насчитала по меньшей мере семь различных узоров: растительные орнаменты разных размеров, морские ракушки, шотландская клетка. В кабинете в викторианском стиле я влюбилась в мягкое кресло, обитое одной из любимых тканей Дрейпер – Fudge с принтом из красных роз и желтых лилий. Сидя в нем, немного чувствуешь себя командующим флотом на цветочном параде. Такие же пышные цветы распустились на противоположных креслах, оттоманках и пышных портьерах. Это было великолепно, но обескураживающе: у меня перехватило дыхание, когда я пыталась осознать все это великолепие одним махом. Переведя дух и успокоив головокружение, я увидела всю глубину дизайнерского замысла. Дрейпер, несомненно, была мастером наложения слоев. Вместо того чтобы работать на нейтральном базовом холсте, она использует высококонтрастную базу: шахматные полы, широкие полосы, дерзкое сочетание цветов, таких как цвет оперения фламинго с ярким желто-зеленым или вишнево-красный с бирюзовым. Также она наслаивает узоры – столистные розы и тропические листья – минимум два или три на комнату. И на вершине всего – бесчисленные маленькие детали: ленты и вышивки, бра и часы, облицовки и лепнина, от которых глаза разбегаются. В мире Дрейпер у всего многослойная текстура. Для обрамления картин она выбрала паспарту с рисунком вместо простого фона. Под стекло кофейного столика положила журналы. Шторы подвязаны кисточками, у абажуров – бахрома и оборки. Все вместе выглядело напыщенным, причудливым, безудержным – взрослая версия магазина сладостей.