Страница 12 из 18
Все эти чувства ожили во мне, когда я маневрировала по квартире. Чувство равновесия работало на полную мощность. Я ощущала мышцы ступней, хотя раньше даже не знала, где они находятся. Даже чистка зубов не позволяла расслабиться: пол у раковины так изгибался, что приходилось держаться за стену, потому что нога, одетая в носок, все время скользила назад. Это была настоящая работа, но жизнь в этом лофте казалась намного веселее по сравнению с жизнью в обычной квартире. Человек по имени Шинго Цудзи, который жил в одном из лофтов в течение четырех лет, поделился со мной словами своего друга, который описал эту квартиру как «место, где невозможно всерьез грустить или сердиться» [3]. Я подумала о людях, чье настроение улучшалось, когда они гуляли в парках с разнообразием растительности и множеством птиц. Интересно, есть ли что-то особенное в наполненной и яркой окружающей среде, если она буквально толкает наше сознание прочь от меланхолии? Этот причудливый лофт и его ловкие дизайнеры помогли мне понять, что суть изобилия не в материальном накоплении, а в богатстве чувств. Цирк и блошиный рынок настолько радостны, потому что они дарят нам множество восхитительных и волшебных ощущений. Эстетика изобилия достигается наслоением цветов, текстур и форм, и это совсем несложно.
Чувства и ощущения
Хотя пример лофта «обратимой судьбы» можно назвать крайностью, существует явное доказательство того, что находиться под воздействием изобилия ощущений не только доставляет удовольствие – это жизненно важно для здорового развития нервной системы. Обезьяны и кошки, выращенные без визуальной стимуляции, не развивают полноценно ту часть мозга, которая обрабатывает визуальную информацию, что приводит к дефектам зрения во взрослой жизни животных [4]. Мыши будут проводить больше времени в среде, богатой ощущениями, чем в стерильных условиях, если у них есть выбор [5]. А те мыши, которые выращены в более насыщенной среде, показывают лучшие результаты при проверке обучаемости и памяти, чем их сверстники, живущие в обычных клетках. Исследования с участием людей показали, что детей на различных этапах развития привлекают звуки и формы, что стимулирует рост новых нейронных связей. По словам нейробиолога Джина Уолленстейна, это поведение – результат «инстинкта удовольствия», который мотивирует ребенка искать так называемый сенсорный вход [6]. Он помогает точно настроить связи между нейронами в процессе, называемом синаптическим прунингом. Подумайте о нашем мозге как о весах, которые нужно откалибровать, прежде чем они смогут точно измерять вес. Поскольку сенсорная стимуляция внутри матки ограничена, большая часть нашей способности к восприятию развивается после рождения. Наш мозг не может развиваться изолированно; он требует постоянного диалога с окружающей средой, особенно с обилием текстур, цветов и форм.
Возможно, именно поэтому дети принимают эстетику изобилия так легко, независимо от того, настаивают ли они утром надеть платье в горошек, а колготки в полоску или выбирают игрушки, которые, как правило, не подходят для гостиных многих озабоченных стилем родителей. Несколько лет назад мне попалась на глаза статья в журнале о модернистских кукольных домах, и я почувствовала волну жалости к любому ребенку, который получил такой подарок на Рождество. К счастью, из маленьких детей получаются ужасные модернисты, и они склонны добавлять найденные детали и самостоятельно преобразовывать пространство до тех пор, пока оно не будет соответствовать их собственному богатому чувству прекрасного.
В то время как развивающийся детский мозг – самый настоящий охотник за новыми ощущениями, мы, в общем, никогда в течение жизни не обуздываем наше стремление к сенсорной стимуляции. Это подтверждает непрекращающаяся популярность разного рода занятий от массажа до дегустаций новых блюд и подводного плавания. Но исследования показывают, что это не просто праздные удовольствия: мозг взрослых также извлекает пользу от воздействия на него множества разнообразных ощущений [7]. Исследования показывают, что области мозга взрослых, отвечающие за эмоции, заметно активируются при стимуляции прикосновением, вкусом или запахом. Изучение прикосновений, в частности, показывает, что прикосновение приводит к снижению стресса, улучшению настроения и усилению внимательности [8]. Несмотря на то что лечение сенсорной депривацией в настоящее время довольно популярно и предлагает кратковременный уход в спокойное пространство без каких-либо электронных устройств, большую часть времени нам нужен базовый уровень сенсорной стимуляции для поддержания нормального когнитивного функционирования [9]. Исследования показали, что всего пятнадцать минут сенсорной депривации могут вызывать галлюцинации, параноидальные мысли и негативные настроения [10]. В одном исследовании участники, находившиеся в абсолютно пустой комнате в течение пятнадцати минут, предпочли получить удар электрическим током вместо того, чтобы сидеть одним, ничего не делать и никуда не смотреть [11]. Во многом именно благодаря ощущениям мы познаем и осмысляем окружающий мир. Если в мозг не поступает информация, мы постепенно сходим с ума.
Потенциальная терапевтическая ценность сенсорной стимуляции хорошо известна в Европе. Особенно в Нидерландах, где проводится терапия под названием «снузелен» для лечения нарушений развития головного мозга, мозговых травм и слабоумия. Снузелен – это гибрид двух очаровательных звукоподражательных голландских слов, snuffelen (нюхать) и doezelen (дозировать). Снузелен представляет собой практику создания мультисенсорной среды, где пациентам предоставляется выбор ощущений, которые им нравятся больше всего. Снузелен-комнаты немного похожи на психоделические салоны 1970-х годов: мягкая мебель, вокруг вихревые голограммы, движущиеся световые дисплеи и красочные бурлящие трубки с водой, напоминающие лавовые лампы. Во многих комнатах присутствуют ароматы вроде апельсина или клубники и музыка. Подобная терапия может показаться как минимум странной, но интенсивные приятные ощущения, которые она предлагает, оказывают очевидное влияние на настроение и поведение без побочных эффектов, которые приходят с лекарствами. По словам медицинского персонала, эти ощущения выводят пациентов с деменцией из замкнутого состояния. Они открывают глаза, трогают вещи, они смеются. Исследования по терапии снузелен все еще находятся на ранних стадиях, но результаты уже показывают, что добавление сеансов снузелен-терапии к стандартным методам психиатрической помощи уменьшает апатию и беспокойство среди пожилых пациентов с деменцией, а также меняет неврологическую активность пациентов с поражениями мозга, способами, схожими с теми, что предлагает медитация [12]. В Канаде некоторые учреждения длительного лечения обнаружили, что снузелен помогает уменьшить потребность в контроле над пациентами, имеющими проблемы с поведением и принимающими антипсихотические препараты [13].
Глядя на типичный дом престарелых, становится понятно, почему большинство пациентов замыкаются в себе. Чувства и память – то, что связывает нас с миром и поддерживает контакты, – с возрастом теряют свою силу. И именно тогда, когда жажда жизни у пожилых людей ослабевает, мы размещаем их в учреждениях с тусклой и угнетающей больничной атмосферой, которая не питает их энергией, не вовлекает в какую-либо деятельность. Хилари Далк, британская специалистка по цвету, отмечает, что ограничение движения может еще больше обострить ситуацию. «У человека в доме престарелых очень ограничена траектория движения, – сказала мне Далк. – Он идет по коридору из спальни в комнату отдыха, и, возможно, это его единственный маршрут за день». Для борьбы с этой проблемой она использует многообразие различных красок и обоев при проектировании домов престарелых, чтобы разграничивать пространства и погружать пожилых жителей этих заведений в богатство ощущений. Обитатели одного дома престарелых так изголодались по новым ощущениям, что попросили раскрасить в самые яркие цвета их спальни, где проводили больше всего времени. Далк обратила мое внимание на то, что сенсорное обнищание – настоящая беда для всех, кто ограничен небольшой или монотонной средой, от заключенных до пациентов психиатрических клиник и космонавтов на Международной космической станции.