Страница 6 из 12
Микстуру подавали в одноразовых пластиковых стаканчиках с надписанными вечным карандашом на них именами подопытных, что заметно удлиняло жизнь самих стаканчиков до факта образования нескольких дырок на дне. Стаканчики с краями обкусанными значительно ниже середины, так, что имени разобрать уже было невозможно, тоже выбрасывались.
Микстурой в основном кормили вместо завтрака и обеда, потому что на ужин ничего положено в смете не было: ужин отдавали врагу, в основном, в его роли выступал коллектив заявленного в эксперименте учреждения.
В то время как дураки выпивали микстуру, в надежде на чудо, из-за пристрастия к которому и сформировалось само определение, шаманы нагло, но тайком, выливали микстуру в рукав; шарлатаны – в цветы, так отбрасывает крапленые карты игрок, чтобы не побили, догадавшись; гении демонстративно вышвыривали микстуру в урну, причем вместе со стаканчиками, а некоторые плескали жидкость прямо в лицо главврачу. Принципиальность гениев, откровенно срывающих эксперимент, раздражала всех. Гибель же цветов в районе пяти километров объясняли действием ядерного излучения ракет дальнего действия ближайших стран, сожженные рукава халатов списывали за счет метеоусловий и прочих осадков. Лицо главврача сильно пострадало в ходе эксперимента, превратившись из худого и удлиненного в толстое и круглое, как, собственно, и вся его фигура, некогда хрупко-скромная, которая теперь с трудом влезала даже в руководящее кресло, а уж вылезать оттуда было настоящей мукой; все чаще и чаще ему приходилось прибегать к помощи медицинских работников самого низшего ранга, чтобы выбраться из кресла, осадившего нижнюю часть его фигуры до схожести с основанием памятника. Он страдал.
– Зажрался, – говорила нянечка Василиса, не любившая поднимать ничего тяжелее судна.
– Может судно тебе принести? – заботливо спрашивала она в ответ на внеочередную просьбу шефа.
Оставались не удел только сумасшедшие, на которых микстуру экономили из-за небрежного расходования выделенных средств. Да и что с них взять, с сумасшедших. Действительно, взять с них было нечего: к ним редко кто-то приходил с передачами.
Единственными, кто пил микстуру добровольно и даже втайне, были грузчики, за обещанное в ней присутствие спирта. Позже выяснилось, что и края стаканчиков обгладывали они же, пытаясь закусывать.
Несмотря на то, что в микстуре содержание спирта никогда не превышало уровня обещанности, грузчики часто впадали в белую горячку, в которой все как один ругали микстуру по матери.
Глава 2
Министр орал. Остальные внимательно его слушали. Каждый старался как мог и как того требовала должность.
На подоконнике стоял столетник с ощипанными со всех сторон веточками.
Нетрудно предположить, что при современной популяризации долгожительства средствами массовой информации, находилось полно желающих. Тем более в кабинете министра речь шла о работниках министерства, людях жизнью в основном довольных, по крайней мере, сравнительно удовлетворенных. Каждому хотелось попробовать на себе, прямо здесь в кабинете министра, отщипнув от одноименного цветка, и сладко пожевывая горькую жидкую веточку, дождаться своей минуты и покинуть этот кабинет. Бежать в свой кабинет, чтобы плавно вступить в него и в свою должность, вызвать подчиненных и повторить министерскую процедуру новым составом, с собою во главе. Потом поехать кто куда, это все дело вкуса, и так возможно лет сто, ну хотя бы пятьдесят или даже пусть будет сорок.
Кто-то задел столетник локтем.
Цветок, если можно его так назвать, упал. Горшок разбился вдребезги.
Министр вздрогнул, как от взрыва, резко пригнувшись, головой вниз: коленки не успели согнуться. Его руки влажно похолодели, он озирался по сторонам, не меняя этого неловкого положения.
"Диверсия", – все еще внятно дребезжало в его голове. Увидев, что и остальные тактично присели, чтобы не быть выше руководства и никто не упал, он тоже падать не стал, а, напротив, минут через пять взял себя в руки, хотя сильно закрутило живот. Он прошелся, прокашлялся и остановился, заложив одну руку в карман, а другую на поясницу, случайно сохранив равновесие.
– Что это? – потребовал министр одними продольными морщинами лба, сделав ими внушительный зигзаг.
– Цветок, – испуганно, но без сомнения, ответил кто-то стоящий ближе к подоконнику, нагнувшись, чтобы поднять столетник вместе с черепками горшка.
– Не трогать, – снова обретя голос, заорал министр, упражняя легкие, но травмируя горло – чем-то всегда приходится жертвовать.
– Всем по местам, пока еще эти места ваши!
Все рванулись к своим местам, где каждого ждала своя бочка меда власти, после капель дегтя, второпях проглоченных в кабинете министра.
Пообещав всем, что они успеют добежать до своих кабинетов, министр слукавил. Он уволил начальника управления, пытавшегося поднять цветок и очевидно его же и уронившего.
Министр был не дурак, напротив…
На противоположной стенке висели только часы, казавшиеся заблудившейся истиной в сутолоке неподвижного министерства.
Надо будет портрет повесить, подумал он с вниманием. Что поделаешь – иерархия. Каждый, имеет кого-то над своей головой.
Расправившись с мошенником, которому что-то надо было от столетника, интересно что, министр понял, что ошибся.
А если их шайка, думал он, ни доказать, ни поймать, а они не взорвать, так отравить, не отравить, так подстрелить, не подстрелить, так яду подсыпать, хотя ядом и отравить можно, вовремя одумался министр.
Его подозрительность рассеяли вызванные секретаршей спецназовцы.
Это оказались два толстяка с торопливой одышкой.
– Что за спецназ? – ахнул министр, доверчиво ожидая объяснений.
– Мы из интеллектуальной группы поддержки, – ловко увернулись в который раз толстяки от камней, щедро кидаемых в их огород сомневающимися.
– Спецназ, он тоже разный, понимаешь, – сказал один из них, тот, у которого не сбивалось сильно дыхание от разговора.
Другой же каждый раз, почти не слышно, повторял каждое слово за первым.
"Таким в министры не пробраться", – самодовольно подумал министр.
Оба надели перчатки и попросили министра удалиться из кабинета для его личной и возможно дальнейшей безопасности.
"Как же я сам-то об этом не догадался, я же рисковал-то как", – задумался министр уже дома, ночью, лежа в постели.
Оставшись в кабинете наедине с министерскими благами, они пробыли там до конца дня, звонили четыре раза жене разговорчивого на Кипр, где она отдыхала последние пару лет, всей душой принадлежа мужу, спросили два раза чай с бутербродами и три раза кофе с коньяком.
Ушли, весело поболтав с молчаливой секретаршей, доброй женщиной заметного роста. Обещали вернуться на следующий день, но вместо них пришли три здоровенных детины, ростом выше секретарши, осмотрели углы, усмехнулись столетнику, составили акт, отдали честь министру и тоже ушли.