Хмельницкий (Книга первая)

Но самым замечательным во всем этом было то, что армию невольников привел в порт турок Баяр. Словно одержимый, суетился он между ними, показывая свою преданность, стараясь заслужить их расположение. Это он поднял их на виноградниках, в жалких жилищах, на плантациях, всячески стараясь предупредить разгром и резню в той части предместий города, где жила его семья. Страшный пожар, выстрелы, неумолкающие вопли умирающих заставляли Баяра спешить, и он, торопливо собрав сотни невольников, привел их на берег моря. Он знал, что, только освободив как можно больше невольников, сумеет повлиять на казаков, смягчить гневное сердце мстителей и приостановить ужасное несчастье, свалившееся на жителей города.

В районе крепости выстрелы утихли. Только вопли уничтожаемых защитников и взрывы пороховых погребов потрясали землю. По охваченным пламенем улицам казаки группами возвращались в порт.

Богдан вместе со всеми наблюдал трогательную встречу невольников с казаками - их спасителями. Когда же на площадь из пылающего города стали возвращаться разъяренные, подогреваемые жаждой мести казаки, юношу охватила тревога. В облике большинства этих родных и близких ему людей чувствовалось что-то звериное.

Среди окровавленных, испачканных грязью и глиной казаков он с трудом узнал Джулая. Его лицо было также искажено ненавистью и гневом, как и у других казаков.

Он тащил за черные, блестящие волосы, заплетенные в тоненькие косички, молодую, пятнадцати-семнадцатилетнюю турчанку. Девушка не сопротивлялась, а покорно шла за ним, боясь причинить себе боль. Из рваного халата временами выскальзывала маленькая грудь, и девушка торопливо прикрывала ее своими лохмотьями.

Богдан с ужасом заметил, что такая добыча не у одного Джулая. Обходя толпу казаков, двое джур Сагайдачного за руки вели к челну старшин такую же молодую турчанку, приглянувшуюся самому казацкому атаману. Джуры многозначительно улыбались идущим навстречу казакам, давая понять, что любовь Конашевича к Евиным дочерям оправдывает их усердие и услужливость. Окинув взглядом победителей-казаков, Богдан увидел, что все они тащили не только груды ценностей, скрыни с реалами, с арабскими цехинами и ковры, но и девушек, среди которых были голые, без чадры, в нарушение извечного обычая мусульман.

У юноши больно сжалось сердце, и он забыл о тех ужасах, которые видел, спасая вместе с этими казаками своих соотечественников, в частности детей и молодых украинских девушек, перенесших значительно большие надругательства, чем эти турчанки...

Но он не забыл, что здесь действует неумолимый закон войны и мести. Джулай был лишь частицей той силы, что вызвала и этот пожар, и безжалостные убийства... такой же частицей был и сам Богдан, когда в охваченном пламенем переулке равнодушно отбросил ногой труп женщины...

16

События продолжали развиваться с ошеломляющей быстротой. Вскоре после появления несчастных невольниц вдруг со стороны моря донеслись залпы салюта, а потом оглушительный крик сотен людей. В первый момент трудно было предположить, что это происходит еще одна радостная встреча.

Флотилия атамана Бурлая, покончив с Трапезундом, прибыла на помощь казакам, осаждавшим Синоп.

И снова берег. Казаки бросались друг другу в объятия, а освобожденные пленники плакали от радости. Тысячи вооруженных, ликующих, возбужденных победой людей обнимались, приветствовали небо восклицаниями и выстрелами.

Всеобщий подъем словно течение реки, увлек и Богдана. Многие казаки помнили его еще по Терехтемирову, а за время похода, на Перекоп и к Кафе молодого толмача Конашевича узнали почти все казаки. И поэтому не было ничего удивительного в том, что он переходил из одних объятий в другие, да и сам обнимал и целовал всех подряд.

- О, Богдан! - услышал он и не помня себя крепко обнял заросшего мягкой бородой, безгранично родного Ивана Сулиму.

- Ванюша!.. Сулима! - радостно восклицал Богдан, не сдерживая слез.

На турецкой земле, под лучами палящего солнца казаки упивались неслыханной и желанной победой, о которой мечтали они еще в ковыльных степях Украины.

- А я, братец Ванюша... Или ты уже, наверное, знаешь о моем горе? спросил Богдан, как-то сразу став грустным.

- Да, слышал, - ответил Сулима, соображая, с чего начать рассказ. - Не повезло нам. Как жаль, что тогда ты не поехал с нами в дальний дозор. Ах, как жаль...

- Да ведь не мог я. Должен был торопиться...

- Как раз об этом я и говорю, Богдан. Тебе, вижу, никто еще не рассказал.

- О чем? - перебил его встревоженный Богдан.

- Не знает! - Иван крепко прижал к себе Богдана. - Селима мы поймали...

- А Христина?

- Давай отойдем немного в сторону, там поговорим. - Сулима совсем тихо произнес: - Врать или сказать правду?..

- Ты шепчешь что-то или я совсем оглох? - спросил Богдан, тряся Сулиму за плечи.

- Шепчу, себя убеждаю... Знаешь... - Сулима посмотрел на толпу. Знаешь, Богдан, в дозоре мы перехватили отряд Селима...

Заметив, как побледнел Богдан, Сулима скороговоркой рассказал ему о бое с отрядом Селима и о взятии его в плен.

- Только когда я рассказывал об этом старосте, то умышленно кое-что приврал. Староста поинтересовался, что произошло с послушницей, но я заметил, что и этот проклятый шпион тоже покосился на меня, надеясь узнать что-нибудь о своей пленнице...

- Ну-ну... - поторапливал Богдан, пристально глядя в глаза Сулимы.

- Я сказал, что она схватила за горло татарина, которому Селим передал ее, и в Днепре... наверное, утонула вместе с ним.

- А на самом деле?

- На самом деле... Не мог же я порадовать этого мерзавца тем, что татарину удалось убежать вместе с Христиной.

- Убежать? Вместе с Христиной?

- Убежал, проклятый... Они боролись в Днепре, потом он, уцепившись за коня, выбрался на берег, вытащил бедную дивчину, связал ей руки и положил на седло.

- Ах-ах!.. Почему я не поехал с тобой? - простонал Богдан.

- Селима зарубили польские жолнеры - Тарас видел собственными глазами. Они обманули поручика Конецпольского, что не нашли турка, а сами... расправились с ним.

- Погоди! Так, значит, Христину увез Мухамед Гирей. Пан Хмелевский мог спасти ее? Мог, Иван? - Богдан тряс друга за плечи.