Страница 78 из 116
- С нею так поступили... только за то, что она любила тебя?
- За то, что она была моей невестой и не соблюла себя. С нею так поступили за то, что она изменила мне...
- Изменила тебе - с тобой же?!
- Да. Если бы мы не были сговорены - то даже в самом худшем случае отделались бы штрафом.
- Какой бред...
- Бред. Старый опасный бред.
- А что ждет меня?
- Но ведь ты не невеста. Тебя не успели сговорить.
- А должны были?
- Да. Дедой помешал.
- Как много успел наделать этот Дедой... А с кем меня должны были сговорить, не знаешь?
- Не помню. С кем-то из молодых Паригориев.
- Значит, мы отделаемся штрафом?
- В худшем случае.
- А в лучшем?
- В лучшем... В лучшем - ты выйдешь замуж, быстро овдовеешь - твой муж падет на войне, или на охоте, или на дуэли, - и тогда я буду иметь полное и законное право просить твой руки.
- У кого?
- У твоего батюшки. К тому времени ты разрушишь чары Астерия, вторгшиеся войска сложат оружие, ты проедешь на белом коне по вражеским знаменам - гордая, с поднятой головой, - а суровые славы по обе стороны от тебя будут древками копий оттеснять ликующую толпу, готовую на все, чтобы только прикоснуться к тебе, дотронуться до подошвы твоего сапога, - и даже удары тех копий будут принимать за благословение...
Саня закрыла глаза и стала смеяться. Она смеялась, из-под век текли слезы, и Алексей, чувствуя, что падает, рушится куда-то, гибнет в огне, повернулся к ней и начал целовать ее глаза и губы до тех пор, пока она не обмякла вдруг в его руках и не стала отвечать на поцелуи...
Когда над городком Анет ударил в небо столб белого огня и одновременно перестали быть и три чиновника, странствующие по делам государства, и мертвый наместник провинции, по традиции управлявший всем из катакомбы храма, и жрецы, опекающие наместника, и многие жители городка, которым не повезло, - в этот самый момент глазам Валентия предстала Башня.
Он вздрогнул от вспышки и посмотрел назад, на быстро темнеющий огонь, - и, сразу потеряв к нему интерес, вернулся взглядом к Башне. Никто не поверил бы, что такое чудо можно возвести за какойто месяц...
Башня была не высока, саженей двадцать пять, много - тридцать. Кривоватые, но отнюдь не карликовые сосны, растущие неподалеку, были ей в четверть. Но она казалась исключительно высокой.
Башня была не белая, а цвета старой кости. Расширенная рупором у основания, она плавно сужалась к вершине, напоминая поставленную на землю фанфару. Внизу, у земли, основание прорезали три арки, сквозь которые виден был кусочек берега. Почти на самой вершине, подобно фонарю маяка, блестел стеклянный шар - но в отличие от фонарей, просто шар, без металлического переплета. И уже из шара в небо тянулась, истончаясь до невидимости, блестящая игла...
Валентий заставил себя прекратить любование и заняться делом.
Итак: четыре сторожевые вышки. Частокол, частокол, частокол - без тени просвета. Ров. За частоколом, вероятно, тоже ров; по крайней мере, сам Валентий сделал бы так. И, скорее всего, множество ловушек в кустах на подходе - иначе почему они не вырублены, эти кусты?
Он двадцать минут изучал местность, потом жестом послал две пары разведчиков по самым непригодным маршрутам: по краю осыпи, лишь чуть прикрытому жалким кустарником, и по гребню длинной низкой горки, по самой границе терновника...
Арий Аристион заканчивал завтрак, когда прибежал отрок Вельф, один из адъютантов.
- Доместик, - торопливо наклонил он голову и дернул рукой в еще более торопливом приветствии, там - послы! Там - парламентеры!
- Идут к воротам? - поинтересовался Арий, стирая с усов остатки сметаны вышитым полотенцем.
- Стоят у ворот.
- В тени или на солнцепеке?
- На солнцепеке, доместик.
- Пусть их постоят. Как выглядят-то, на кого похожи?
- Степной тысячник и конкордийский тысячник, а с ними по три адъютанта.
- Значит, не людоеды. Ладно. В ворота их не пускать, а ставить шатер у моста. Передай Бранимеру, что я хочу его видеть.
- Понял. Бранимер сейчас там, у ворот...
- Пусть возвращается. Я его к воротам не посылал.
- Понял! - еще раз поклонился отрок и исчез. Арий локтем отодвинул миску и потянулся к зеленоватому каменному кубку. И вдруг задумался. Ворох неопределимых сомнений мягко обрушился на него... и тут же запульсировало на безымянном пальце железное кольцо.
Вот как... вот, значит, как... Он тяжело поднялся. Кольцо это только вчера вручил ему посланец Якуна, тощий белобрысый человечек без возраста. Кольцо ни от чего не защищало, но давало знать, когда на человека оказывается направленное чародейство. Переговоры, значит... хотели сделать из меня предателя? Сейчас поглядим...
- Клим! - рявкнул он и грохнул кубком по столешнице.
Вбежал Клим, писарь.
- Слушай внимательно! Послов - впустить! Говорить с ними нам не о чем. Всех обезглавить! Тулова бросить в ров, головы выставить на пиках! Все! Нет, не все. Кто из своих вякнет против - повесить. Вот теперь все...
- Это... записать?
Арий заметил паузу, но предпочел не цепляться. Клим был верен до дрожи.
- Записать. А я подпись положу... и печать...
- Может, лекаря? - вдруг робко предложил Клим.
- Ни хрена они мне не сделают, - объявил Арий, оглядываясь. - Нет еще такой ворожбы...
Он сам себе казался картонным, и все вокруг тоже было картонным и плохо раскрашенным.
Когда Андронику Левкою, стоящему штабом на поросшем диким виноградом холме в предместье Бориополя, доложили, что видят головы Иерона Корнута и Титана Аспазия, выставленные на копьях над воротами крепости, он пришел в ярость и велел выдвинуть на линию стрельбы все метательные машины, которые успели собрать. Полтора десятка катапульт были заряжены зажигательными горшками. После первого же залпа за стенами крепости взметнулось пламя пожара. Катапульты сделали по пять выстрелов, после чего Андроник приказал отвести катапульты в тыл: заранее пристрелянные крепостные станковые луки просто выкашивали прислугу машин. Ничего, за ночь строители поставят временные стены, и обстрел можно будет возобновить... Он смотрел на столбы темного дыма, поднимающиеся в нескольких местах, и в глазах его розовело.