Страница 6 из 7
Неприятности, связанные с основным диагнозом, регулярно присутствуют на жизненном пути малыша. Обследования, наркозы, операции, приступы кишечной непроходимости и многое прочее. Один из таких моментов, который случился во время курса реабилитации, всерьез напугал и маму, и специалистов. Ситуация вновь поставила мальчика между смертью и жизнью. Последняя взяла верх в этом сражении. Тогда мама, пребывая в отчаянии, сказала: «Он точно не скажет мне спасибо за то, что я столько раз его спасала. Он если и научится говорить, то обязательно скажет мне: почему ты не дала мне умереть и оставила жить в муках!» Алёна – женщина удивительной силы. Со всеми невзгодами ей приходится бороться одной – папа оставил семью, не справившись с многочисленными диагнозами.
В очередную встречу она привезла мне еще один – алалия. Так сообщили родительнице педагоги, которые начали интенсивно заниматься с Владом. Важно отметить, что у мальчика на слух неплохо накапливается словарный запас, он составляет примерно 30 слов, есть мотивация к использованию вокализаций, да и артикуляционно подражать у него хорошо получается. Конечно, отягощенный анамнез располагает к наличию тяжелых нарушений речи и без сниженного слуха, должны быть органический компонент и симптоматика, свойственные этому речевому нарушению, но их у мальчика не наблюдалось. Часто предполагают наличие алалии, когда педагог, интенсивно занимаясь с ребенком, не видит результатов своей работы или они совсем незначительные. Очевидно, что такова ситуация Влада: словарь копится очень медленно и потому практически незаметно актива. Вот и примеряют парню очередной диагноз, который, на мой взгляд, неприменим.
Неприятности, связанные с основным диагнозом, регулярно присутствуют на жизненном пути малыша.
Сколько еще прозвучит этих диагнозов, на сколько сил хватит у этой стойкой мамы, будет ли счастливый конец у этой истории, невозможно даже предположить. Я искренне надеюсь, что эту семью точно ждет награда за все невзгоды. Хочется пожелать счастья, сил и чуточку везения, некоего саморазрешения проблем, которые порой и решения-то не имеют.
Василёк
Когда маленькая Василиса появилась на пороге моего кабинета, сразу стало ясно, что придется попотеть. Хорошо, что я не одна – с феечкой, и сколько бы ни потратили времени, я точно знала, что все будет хорошо и для ребенка, и для родителей.
Спустя несколько лет практики введения настроечной сессии и за аудиолога, и за педагога мне стали ясны несколько очевидных сейчас, казалось бы, вещей. Да, я, конечно, могу справиться сама, но это адски тяжело: и жать на кнопки, настраивая объективными методами систему кохлеарной имплантации, и организовывать ребенка, и комментировать родителям происходящее. После такого марш-броска еще нужно прочитать родителям не изнуряющую, а очень интересную и информативную лекцию на доступном языке о том, что было со слухом ребенка и что стало, каких ожидать результатов и когда.
Особая каста родителей – те, кто приезжает в Центр реабилитации только на одну манипуляцию – настройку звукового процессора кохлеарного имлпантата, либо не осознавая важности комплексного реабилитационного курса, либо попросту экономя на нем. Безусловно, существует множество уже реабилитированных киотов, которые полноценно интегрированы в общество слышащих людей. Настройки для всех носителей кохлеарных имплантатов – пожизненная периодическая профилактическая мера.
Когда маленькая Василиса появилась на пороге моего кабинета, сразу стало ясно, что придется попотеть.
Ранее за часовую настроечную сессию мне одной приходилось исполнять «танцы с бубнами» для ребенка и давать родительский мастер-класс. И частенько неотъемлемой частью такого вида встреч были глобальные прогнозы. Да, как у экстрасенса на приеме: увидел ребенка, взглянул в лицо, поиграл немного и рассказываешь о том, что, например, снижены чувствительность и болевой порог, имеет избирательный контакт с детьми в саду, есть проявления агрессии, ну и т. д. Родители, будучи сражены достоверностью информации касательно конкретно их ребенка, основанной исключительно на моем опыте подобных реабилитируемых деток, сразу доверялись, слушали внимательно, что необходимо проделать дома, и непременно выполняли. И приезжали вновь. Осознавая достоверность получаемой информации и эффективность предложенных заданий, мы становились добрыми друзьями, которые периодически встречались, обмениваясь успехами и неудачами для совместного решения и дальнейшего движения по реабилитационному пути к светлому будущему – наверстывании пробелов глухоты, желательно скорейшего и безболезненного.
Стало попросту невмоготу одной выполнять качественно необходимые манипуляции, которые значились под скромным названием «Настройка речевого процессора». И как руководитель я приняла решение о том, что прием мы будем вести вдвоем с одной из моих феечек-помощниц, которая как минимум поможет организовать ребенка, позволит провести манипуляции с ним, к тому же вместе надежнее оценивать адекватность первичных реакций после проведенных настроечных изменений.
Раньше за часовую настроечную сессию мне одной приходилось исполнять «танцы с бубнами» для ребенка и давать родительский мастер-класс.
Маленькая девочка как фурия ворвалась в маленький кабинетик и пустилась стремительно его изучать, наворачивая круг за кругом. Я не спешила браться за «уши», мне необходимо было выяснить исходные данные у родителей. Молодая интеллигентная пара – первое мнение сложилось у меня автоматически и оказалось правдивым: сотрудничая с этой семьей не первый год, я все больше в этом убеждаюсь. Мама Василька строила свой рассказ структурированно, выдавала только нужную для меня информацию, а я слушала завороженно, любуясь молодой женщиной с немного неестественно светлой кожей, взглядом с изюминкой, строгостью и большой надеждой. Так же как и я, ее будто в первый раз слушал супруг, хотя он не только слышал это раз 200, но и прожил.
Эта девочка была самой маленькой среди наблюдаемых мной пациентов: она оказалась на операционном столе в возрасте шести месяцев для проведения двусторонней кохлеарной имплантации (хоть я и сделала это уточнение, чтобы не порождать споров, почти уверена в том, что если и есть подобные случаи, они единичны). Типично возможность хирургического вмешательства определяется не возрастом, а весом человека для применения наркоза. Обычно отсчет начинается с десяти килограммов. Ну а тут?! Сколько весила детка, пережившая менингит, в шесть месяцев?! Ну и каким бы виртуозом ни был отохирург, чтобы провести две операции зараз, все равно понадобится больше времени, чем на внедрение имплантата с одной стороны. Казалось бы, самое страшное позади. С определенной гордостью за ребенка-борца рассказывала мама свою историю, и что ни абзац, то я позволяла себе перебивать ее уточняющими вопросами, потому что она не переставала меня удивлять!
А маленькая егоза умело разносила кабинет, открывая дверцы шкафов и выбрасывая содержимое. Она абсолютно не заинтересовывалась предложенными игрушками и пособиями феечки, хотя почти никто не оставался равнодушным, потому что подбирались они не с развивающей целью, а исключительно с увлекающей! Но вот попытки с десятой девочки угнездились на ковре под моим столом. Именно тут настал момент рассмотреть содержимое настроечных карт моей удивительной новой знакомой. Надо было пользоваться моментом затишья, чтобы провести хоть какие-то манипуляции. Естественно и очевидно, что от ребенка в возрасте год и семь месяцев я не добьюсь обратной связи, опираться придется на данные объективных измерений и собственный опыт. Вот только бы чуток времени, чтобы все успеть.
Эта девочка была самой маленькой среди наблюдаемых мной пациентов: она оказалась на операционном столе в возрасте шести месяцев для проведения двусторонней кохлеарной имплантации.