Страница 81 из 185
— Я хочу убедиться, что теперь он слышит только южные акценты. Не только ты и Ребекка, но найди всех с южным акцентом, мужского и женского пола, и притяните их, чтобы они сели с ним.
Элизабет кивнула. К ним присоединилась Ребекка.
— Я уверена, что мы сможем оказать ему постоянную помощь. Я думаю, что дамы, которые здесь, будут рады помочь.
— С ним будет долгий трудный путь, Чарли, и я буду придерживаться этого плана до тех пор, пока он не расстроит его настолько, чтобы поставить под угрозу его здоровье, — сказала Элизабет.
— Я согласен с вами обеими. Но я также думаю, что его проблемы могут быть столь же эмоциональными — оставшимися от Дикой местности — насколько они физические. Я хотел бы попытаться решить обе проблемы, если это возможно.
— И мы сделаем. На сегодня мы можем сделать немного больше, чем дать ему отдохнуть. Уитмен и я останемся с ним, и если будут какие-то дальнейшие изменения, мы сообщим вам. Теперь вам двоим нужно вернуться в постель.
— Спасибо, моя дорогая. То, как я поступлю с Монтгомери, будет иметь решающее значение для морального состояния, особенно после той небольшой демонстрации характера, которая у меня была на днях.
— Я знаю, — Элизабет положила руку на руку подруги. — Мы позаботимся о том, чтобы он получил наилучшую медицинскую помощь и чтобы мужчины, особенно его люди, знали, что вы делаете всё возможное для их майора.
— Что бы вы сказали о том, чтобы к нему было несколько посетителей — если они не будут его смотрителями?
— Я думаю, что для него было бы хорошо иметь одного или двоих в день, если это не утомит его. Мужчины из его отряда могут быть полезны, если они положительно говорят о событиях в лагере.
— Это было бы хорошо. Если бы я мог найти мужчин, которые с энтузиазмом будут говорить об отношениях с местными жителями… даже лучше.
— Да, абсолютно. Позитивное подкрепление понадобится, чтобы помочь в процессе исцеления. Возможно, мы могли бы также попросить Преподобного Уильямса нанести визит.
Чарли усмехнулся.
— Пока ты не пригласишь его жену.
Элизабет тоже рассмеялась.
— Я думаю, что она тайно мила с тобой, Чарли, — поддразнила она, подмигивая Ребекке, когда белокурая женщина сама подавила смешок.
— Ну, если это всё, что мы можем сделать сегодня вечером, то попробуем ли мы ещё немного отдохнуть, прежде чем столкнёмся с требованиями завтрашнего дня?
Элизабет засмеялась, когда Чарли проигнорировал её комментарий.
— Да, во что бы то ни стало вернитесь в постель. Если что-то изменится, я вас разбужу.
— Элизабет, позволь Уитмену наблюдать. Я лично заинтересована в том, чтобы ты была здорова.
— Чарли, я врач. Я обещаю позаботиться о себе, но забота о моих пациентах на первом месте. Я обещаю отдохнуть, но я хочу остаться с ним немного дольше.
— Хорошо, хорошо. Я свяжусь с тобой утром. И поспи немного, мой друг.
— Я буду. Спокойной ночи, Чарли, Ребекка.
***
Четверг, 15 ДЕКАБРЯ, 1864.
Констанс взяла дневные часы. Когда её впервые попросили посидеть с раненым солдатом, она ничего не думала об этом, пока не вошла в комнату. Столкновение с одним из мужчин, которые напали на неё, было ужасным шоком. На самом деле, это было настолько ошеломляющим, что она не могла говорить об этом или даже позволить себе долго думать об этом. Когда она наконец позволила себе рассмотреть присутствие Монтгомери в том же доме, она поняла, что это испытание от Бога; время для неё действительно открыть значение прощения. Она сидела рядом с кроватью, работая над маленьким спальным платьем для ребёнка, который появится через несколько месяцев. Она была поднята от работы, когда Монтгомери попросил воды. Она налила чашку и очень нежно помогла ему сделать несколько маленьких глотков. Он сосредоточился на ней, когда она забрала чашку.
— Где я? — Ему удалось каркнуть.
— Вы на ферме Гейнс-Коув, майор Монтгомери. Вы получили ранение в голову от раненой лошади, и мы заботились о вас здесь.
Он поморщился от боли.
— Должны были… позволь мне умереть.
— Майор Монтгомери, все здесь вполне привержены вашему выживанию. Я бы хотела, чтобы вы присоединились к нам, сэр. — Она сделала ему ещё один глоток воды и осторожно расставила подушки за его головой.
— Нет. — Он закрыл глаза и облизнул губы. — Лучше умереть.
Констанция убрала волосы со лба.
— Вы знаете, я понимаю. Не так давно было время, когда я тоже хотела покончить с этим.
Он посмотрел на неё, желая, чтобы у него хватило сил отбросить её руку. Ему не нужен был комфорт южного мусора.
— Вы должны хотеть конца.
— Нет, сэр. Я не должна. У меня есть один ребёнок от моего мужа, который умер на Семи Соснах, и ещё один в пути — ≪подарок≫ от одного из мужчин, который пришёл в форме 13-й Пенсильвании. Какой из них, я боюсь, я не могу вам сказать. Этот ребёнок, независимо от его отца, заслуживает жизни.
— Вы намекаете…
— Сэр, я ничего не имею в виду. Я утверждаю, что мужчины из этого полка изнасиловали меня. В результате я теперь беременна. До этого дня ни один мужчина, кроме моего законного мужа, никогда не трогал меня, и это было сделано с любовью. Поверьте мне, я была осквернена настолько, насколько вы могли бы с вашей ненавистью ко всем, как я, так что у вас, сэр, нет оправдания желанию быть мёртвым. — Она ничего не сказала о присутствии Монтгомери в тот день, когда его люди изнасиловали её, и этот мужчина в постели до того, как он изнасиловал её.
— Тогда почему? Почему ты не мстишь? Или тот южный ублюдок, который командует моими людьми, тоже повлиял на тебя?
— Это очень просто, майор. Хорошая книга огласит это лучше всего. ≪И тому, кто поражает тебя по одной щеке, предлагают и другую≫. Ваши люди напали на меня, осквернили меня и тем самым осквернили себя, гнев и ненависть будут продолжаться до тех пор, пока слова благого Господа не будут услышаны.
— Значит, Редмонд взял этих людей на этот пост за это? Я уверен, что он будет готов раздеться за спиной хорошего северного человека, чтобы защитить чувства южного, — он сделал паузу, и его следующие слова прозвучали как рычание. — Леди. Я не понимаю, как вы можете поверить, что они осквернили себя.
— Полковник Редмонд не знает и никогда не узнает, по крайней мере, от меня. Я поняла, что ≪для чистых всё чисто: но для осквернённых и неверующих нет ничего чистого; но осквернены даже их разум и совесть≫. Я была хорошей женой, любящей и преданной одному мужчине. Я ничего не сделала, чтобы навлечь на себя это оскорбление. Люди, которые оскорбляли меня, не рассматривали меня как личность, а вместо этого видели только с ненавистью и злом в своих собственных умах и сердцах. Им придётся жить с результатами своих действий, неся вину и осквернение в этой жизни и расплачиваясь за своё осквернение в следующей.
— Ты такая же дура, как этот ублюдок.
— И вы рискуете своей душой в аду, чтобы вы могли теперь наслаждаться своим гневом и чувством вины?
— Я видел, как моих людей разрезали на ленточки, хороших людей, которые не заслуживали смерти. Единственная неудачная часть этой войны — это то, что мы не уничтожили ваш род.
— А я видела, как мой дом, моего мужа и моя семья были разрушены, потому что вы решили приехать сюда — на мою землю, в мой дом — и нанести нам ущерб. Я не помню, чтобы южные войска вторгались в Пенсильванию до тех пор, пока ваши люди не сумели справиться, прорезать страшные полосы через народ и землю Вирджинии.
— Вы, люди, выбрали эту войну. Вы хотели этого. Вы заслуживаете того, что происходит.
— Как, сэр, мы выбрали эту войну? Мы решили отделиться от Союза, право, которое мы имели в соответствии с Конституцией. Вы решили преследовать нас за осуществление наших законных прав. И как, сэр, я решила стать объектом злых намерений ваших людей?
— Меня призвали сражаться, чтобы сохранить этот Союз вместе. Именно это я и сделал. И я не несу ответственности за действия этих людей.
— А если бы я узнала их у тебя, и ты обнаружил, что они — люди под твоим командованием?