Страница 24 из 27
Таким образом, Фейербах опровергает высказанный Р. Декартом тезис «Мыслю, следовательно, существую». Он подчеркивает: «Интимнейшую сущность человека выражает не положение: “Я мыслю, следовательно, я существую”, а положение: “Я хочу, следовательно, я существую”»[68]. Фейербах обосновывает рационализм человеческих чувств и желаний. Философ полагает, что желание достичь счастья является основой любой деятельности человека, а воля представляет собой стремление к счастью. Воля человека, безусловно, зависит и поглощается вещами, которые он считает необходимыми, и отбрасывает все то, что ему кажется ненужным.
Фейербах подверг глубокому осмыслению понятие свободы воли. Он полагает, что данная категория необычайно трудна для понимания, потому что образующий ее предмет довольно сложен, а также в силу произвольности и многозначности философских терминов и повседневной речи. Согласно его взглядам, «воля не свободна, но она хочет быть свободной. Однако свободной не в смысле неопределенной “бесконечности” и беспредельности, которую приписывают воле наши супранатуралистические, спекулятивные философы, не в смысле безымянной и бесчувственной свободы, но свободной только в смысле и во имя стремления к счастью»[69]. Философ выступает против абсолютизации свободы воли, против ее абстрактного понимания; он подчеркивает, что каждая страница истории отрицает иллюзорную, супранатуралистическую свободу воли. «Не воля и не разум, а только время, только будущее освобождает от страстей и безумств, от пороков и несчастий настоящего дня»[70]. Фейербах говорит: «Положение “Я хочу”, то есть “Я не хочу страдать, я хочу быть счастливым”, в котором я с наивозможной краткостью и четкостью выразил не замеченную до сих пор неразрывность воли и стремле ния к счастью»[71].
На основании этого Фейербах критикует предложенную представителями немецкой спекулятивной философии концепцию независимой, абстрактной воли, не подразумевающую стремление к счастью, иллюзорной воли. Он подчеркивает, что ограничение жажды и стремлений человека к счастью есть ограничение его воли, а разделение счастья и морали есть ложная мораль аскетизма. Настоящие морально-этические нормы базируются на удовлетворении человеческих нужд – в этом и заключается смысл эгоистической морали. Однако, поскольку в данном случае интересы конкретного индивидуума оказываются неотделимы от интересов социума, этот эгоизм вовсе не равнозначен корыстолюбию и личной выгоде. Фейербах считает, что любовь есть чувственная, наполненная страстью, истинная, основополагающая воля, исходящая из самых глубин человеческого сердца и души. Именно такая непреходящая любовь и заставляет частное превращаться в категорию. Философ предлагает выделить категорию «религии любви», которая должна заменить веру в божественное. Высший императив морали заключается в том, чтобы ограничивать себя рамками разума и относиться к другим с любовью, поскольку все это соответствует истинной сути человеческого рода.
С утверждением позиций созерцательного материализма, Фейербах перешел к острой критике спекулятивного идеализма и теологии. Он попытался с теоретической точки зрения разрешить вопросы взаимосвязи знания и воли с практикой и жизнью, обозначив последние две категории в качестве краеугольных камней отрицания идеализма: «Те сомнения, которых не разрешает теория, разрешит тебе практика»[72].
Тем не менее, поскольку человек у Фейербаха является лишь «объектом чувств», а не «ведущим чувственную деятельность», он не рассматривается в качестве субъекта. Человек отделяется от деятельности по преображению естественного, окружающего его мира, по изменению самого себя. В этом заключается серьезный недостаток воззрений философа на деятельность человека в частности и практику вообще.
По мнению Фейербаха, человеческая деятельность является созерцательной. В принципе, созерцание представляет собой абстрактную теоретическую деятельность, а не чувственно-практическую. Фейербах называет теоретическую деятельность «теоретическим созерцанием», считая ее «деятельностью настоящего человека». Он сужает понятие «практического созерцания», полагая, что его особенность заключается в обозревании очевидных вещей и ограничивается рамками взаимосвязи повседневных интересов и материальной жизни человека. Философ недооценивает практическую деятельность, помещая ее ниже теоретической. Он считает, что «практическое созерцание есть созерцание нечистое, запятнанное эгоизмом, ибо оно не позволяет мне относиться к вещи бескорыстно; оно не есть самодовлеющее созерцание, так как я не отношусь здесь к объекту, как к равноценному со мной»; «с практической точки зрения, человек входит во взаимосвязь со всеми вещами, исходя исключительно из личной выгоды и ради самого себя; с теоретической стороны, эта связь с вещами совершается ради самих вещей»[73]. Фейербах подчеркивает, что «теоретическая точка зрения означает гармонию с окружающим миром… Если же человек, напротив, смотрит на мир с практической точки зрения и превращает эту практическую точку зрения даже в теоретическую, то он расходится с природой и превращает ее в покорного слугу своих эгоистических интересов, своего практического эгоизма[74]. Мыслитель выражает недовольство абстрактным мышлением и прибегает к чувственному созерцанию, которое, однако, остается в области абстрактной теории, не затрагивая реальной практики и чувственной деятельности человека.
В целом философия Фейербаха берет за основу человека – важнейшую категорию, традиционно оставленную без внимания в рамках эпистемологической философии – ситуативно понимая его как социальную, культурную, историческую сущность. Также уделяется большое внимание категориям практики и тезису «Я желаю, следовательно, существую». Все это сформировало серьезный вызов традиционной западной эпистемологической философии. Профессор Ян Цзутао отметил: «Фейербах понял, что лишь находясь на противоположном полюсе от субъекта абстрактного мышления, то есть, на позициях чувственной непосредственности (я чувствую, следовательно, существую), можно найти истинный корень единства мысли и бытия. Это единство, несомненно, устранит целый ряд непреодолимых противоречий спекулятивного идеализма и с помощью самых близких, понятных и соответствующих человеческой природе и знаниям методов раскроет истинную суть взаимоотношений человека с природой и людей друг с другом. Это – поворотный момент в истории немецкой классической философии, характеризующийся гибелью традиций спекулятивного идеализма и рождением антропологического материализма»[75]. В том, что Фейербах уделял огромное внимание человеческим чувствам и желаниям, можно отметить значительное сходство его идей с волюнтаристскими воззрениями его современника Шопенгауэра. Однако Фейербах подчеркивает важность желаний и практики в рамках традиционной системы рационализма; его практические воззрения принадлежат философии Нового времени. Следующая точка зрения профессора Фуданьского университета Юй Уцзиня послужит доказательством предложенной в настоящем труде концепции: «Идеи Фейербаха сходны с мыслями Шопенгауэра, но последний рассматривал волю к жизни выше теоретических размышлений, а первый – по-прежнему подчеркивал важность желаний в рамках традиционной системы рационализма. Поэтому, несмотря на то, что Фейербах появился на свет на шестнадцать лет позже Шопенгауэра, он по-прежнему является представителем классической философии, а Шопенгауэр – философии современности»[76].
68
Там же. Т. 1. С. 473.
69
Фейербах Л. Сочинения. Т. 1. С. 428.
70
Там же. С. 332.
71
Там же. С. 429.
72
Фейербах Л. Сочинения. Т. 1. С. 189.
73
Фейербах Л. Сочинения. Т. 2. С. 183.
74
Там же. Т. 1. С. 114.
75
Ян Цзутао. Введение в логику классической немецкой философии. С. 34.
76
Юй Уцзинь. Собрание трудов Юй Уцзиня. Шанхай: Сюэлинь, 1998. С. 278.