Страница 13 из 27
Аристотель рассматривал в качестве конкретных механизмов, образующих категорию рассудительности, понятия мышления и выбора. Согласно его взглядам, мышление направлено не на цель, а на средства, служащие ее достижению. Оно подразумевает глубокое сравнение и всестороннее осмысление наиболее благоприятных средств, соответствующих достижению поставленных целей, всесторонний учет всех возможных вариантов и последствий. Таким образом, оно в корне отличается от процессов принятия решений в ходе умозрительной деятельности. Объекты мышления и выбора идентичны; выбор представляет собой результат процесса мышления. В ходе мышления происходит выбор наиболее приемлемых средств. Хотя выбор и обусловлен сам собой, он не равнозначен понятиям желания, страсти, стремлений или, в некотором роде, претензий, далеко не все самостоятельно обусловленные действия могут быть так определены. Объект размышления и выбора ожидаем, а сам процесс – рационален. Ожидания подчиняются разуму – в этом и заключается отличительная особенность осознанного поведения, подчиненного законам нравственности. Аристотель подчеркивал: «Сознательный выбор и есть произвольное. Он [сопряжен] с рассуждением и размышлением. Итак, мысль и истина, о которых идет речь, имеют дело с поступками, а для созерцательной мысли, не предполагающей ни поступков, ни созидания (творчества), добро и зло – это соответственно истина и ложь; ибо это – дело всего мыслящего, дело же части, предполагающей поступки и мыслительной, – истина, которая согласуется с правильным стремлением»[23]. Мышление и выбор не являются исключительно интеллектуальными видами деятельности, но представляют собой ее осознанный вид, подкрепленный рассудком. Рассуждения Аристотеля о категориях мышления и выбора, с одной стороны, выражают этические воззрения рационалистического толка, а с другой – несут в себе зачатки воззрений, касающихся «свободы воли». В-третьих, что касается добродетели и счастья, то система практических взглядов Аристотеля обладает ярко выраженной концепцией целеполагания. Мыслитель считает, что главной целью является высшая и безграничная добродетель. Таким образом, став добродетельным человеком, можно добиться счастья. Аристотель прежде всего рассматривает добродетель не с позиций техники, а с позиций практики. Добро не является чистым средством, а представляет собой цель в смысле самой сущности человека; оно – один из атрибутов, преследуемых индивидуумом. Добродетель имеет разную степень градации со строгим иерархическим порядком подчинения снизу – вверх, в чем и заключается процесс целеполагания.
Счастье (eudimonia) представляет собой высшее благо; оно самодостаточно и абсолютно; представляя цель само по себе, оно существует и как цель для всего остального. Добродетель и счастье не являются состоянием души или чертой характера, но представляют собой способность совершать действия и доводить их до конца. В воззрениях Аристотеля на природу счастья можно усмотреть попытку сохранить баланс между радостной жизнью и моральными устремлениями. Он подчеркивает, что мораль – корень счастья, а радость – всего лишь его внешнее проявление. Радость без морали или мораль без радости не будут являться формами счастья; однако при сравнении подобных ситуаций, первая из них гораздо дальше от желаемого результата, нежели вторая. Рассуждения Аристотеля о природе добродетели и счастья не ограничиваются рамками индивидуума: он считает, что добродетель полисов и добродетель граждан по сути своей идентичны. Он подчеркивает смысл благополучия полиса по отношению к благополучию конкретного индивидуума: полис преследует высшее благо, достичь и поддерживать которое важнее и приоритетнее всего; добродетель конкретного индивидуума достойна похвалы, но добродетель полиса – величественна и священна.
В вопросах добродетели и счастья Аристотель проявляет характерный для всей древнегреческой философии дух любознательности. В десятой книге «Никомаховой этики» он поднимает размышления, интеллект и мудрость на уровень морали, отмечая, что совершенное счастье – это мыслительная деятельность. Умозрительная деятельность наиболее велика по масштабу и длительна по времени; она самодостаточна, легка и непрестанна. В такой исполненной морали практической деятельности и заключается абсолютное счастье. Аристотель указывает: умозрительная деятельность стоит выше человеческого существования; мы живем не благодаря тому, что мы – люди, но благодаря духу внутри нас.
Если предположить, что здравомыслие и есть тот самый дух, то под рациональной жизнью в контексте человеческого существования нужно будет понимать духовную жизнь. Философ говорит, что человеку не следует размышлять лишь о своих делах, но требуется приложить все силы к достижению непреходящего. Дух предполагает в качестве высшего, священного счастья мыслительную деятельность, направленную на самого себя; таким образом, человек обретает счастье благодаря своей способности к мышлению. Чем больше думает индивид, тем более он счастлив. «Человеку присуща жизнь, подчиненная уму, коль скоро человек и есть в первую очередь ум. Следовательно, эта жизнь самая счастливая»[24]. Поэтому мудрый человек, а в особенности философ, несомненно, будет счастлив.
В-четвертых, необходимо осветить принципы справедливости и умеренности. Принцип справедливости является важнейшим критерием в рамках практических воззрений Аристотеля. Мыслитель считает, что справедливость отличается от обычной, нечетко определенной морали. В любой нравственной системе лишь справедливость связана с другими индивидуумами; это – забота о добродетели других людей. При наличии справедливости люди могут нравственно относиться к другим, а не только к себе. Поэтому справедливость представляет собой самую целостную нравственность. Справедливость опережает любой вид морали, она не является ее частью, но представляет собой саму мораль. Несправедливость также не является частью зла, но есть само зло. Несправедливость содержит понятия преступления и неравноправия; а справедливость подразумевает категории соблюдения закона и равноправия. Потому закон хоть и несовершенен, но его верховенство важнее личных человеческих суждений.
Аристотель не единожды отмечал, что справедливость как раз и есть умеренность (золотая середина), а она, в свою очередь, представляет собой высшее благо и абсолютную добродетель. Обозначенную им золотую середину следует отличать от эклектизма; она также не равнозначна понятию среднего арифметического. Под ней не следует понимать выбор срединного пути при наличии двух диаметральных противоположностей в определенном деле; основной ее смысл заключен в умеренности (сбалансированности). Аристотель говорил: «[Действие] в должных обстоятельствах, относительно должного предмета, ради должной цели и должным способом, есть середина и самое лучшее, что как раз и свойственно добродетели… Нравственная добродетель состоит в обладании серединой и в каком смысле, и что это обладание серединой между двумя пороками, один из которых состоит в избытке, а другой – в недостатке»[25]. Тем не менее понятие золотой середины не следует упрощенно рассматривать в качестве абсолютного постулата. Аристотель не выдвигал принципов, не имеющих исключений; он допускает изменение принципа золотой середины в соответствии с конкретной ситуацией. Кроме того, философ подчеркивает, что, хотя и не существует середины между излишком и недостатком, также не существует их умеренных выражений. Поэтому далеко не все типы поведения и чувств обладают понятием середины. Некоторые из них, такие как злой умысел, коварство, кража, убийство и т. п., не могут быть избыточными или недостаточными, поскольку они всегда сами по себе представляют злодеяние. Принцип золотой середины, обозначенный философом, далеко не прост в употреблении, однако он, несомненно, заложил теоретическую основу для продвижения социальной справедливости и наделил практической ценностью отказ от понятий излишка и недостатка.
23
Аристотель. Никомахова этика. С. 40, 101.
24
Аристотель. Никомахова этика. С.196.
25
Аристотель. Никомахова этика. С. 28.