Страница 4 из 15
Странно, но именно это окончательно убедило моих спутников, и теперь они понимали, кто я и что могу.
– Вы думаете, что таким способом справитесь с дорожным хамством? – задали мне резонный вопрос.
– А вы знаете другие методы?
Мой ответ никого не удивил. Других действующих методов сегодня нет, собеседники это знали. Закон хаму по фигу, потому что нет такой уголовной статьи как «хамство», и лишь объединенные действия граждан могут дать результат.
– Навести порядок где бы то ни было достаточно просто. Нелегко, но просто. Всего лишь нужно повернуться к человеку лицом, а не тем, чем обычно, и довести до ума три основных момента. – Я приготовился загибать пальцы. – Первое. Возвести в абсолют тезис, что перед законом равны все, невзирая на положение, возможности, деньги, связи, и бороться за соблюдение этого правила простейшим методом: за одинаковые преступления с вышестоящих спрашивать больше. Работяге за взятку – год, чиновнику – пять. За проезд по встречке опаздывающему на самолет курьеру обычный штраф, а влиятельному человеку – тюрьма. Всегда. Без исключений. От бомжа до Президента.
В наступившем молчании я набрал новую порцию воздуха и загнул следующий палец:
– Второе. Неотвратимость наказания. Невзирая на. Укрывателю – втройне. Тому, кто попытается замять – впятеро. Кто вмешается на стороне брата, свата или за деньги – вдесятеро. Опять же, без исключений. Никакой неприкосновенности личности – ее придумали воры, убийцы и педофилы. Честному человеку неприкосновенность не нужна.
– Но… – попытался возразить Владислав.
Я знал, что он собирается сказать, и у меня существовал непробиваемый аргумент:
– Честного человека должен защищать закон. Закон, который не глядит на лица, равный для всех и хорошо исполняемый.
– Логично, – неопределенно пожал плечами собеседник, а его прекрасная супруга опустила взор на асфальтовую дорожку. Она находилась в небольшом шоке от вроде бы правильных слов, которые в королевстве кривых зеркал «прав личности» почему-то казались крамолой.
А я, наконец, загнул третий палец:
– Третье. Коренная ломка нынешней и постройка новой пенитенциарной системы.
– Ломка чего? – переспросила Нина, красивым жестом возвращая выбившийся над ушком локон на отведенное ему рукой мастера место.
– Принятой у нас системы наказаний. Сейчас она не перевоспитывает преступников, а плодит. Предоставляет им за государственный – наш с вами – счет знакомиться друг с другом, заводить нужные связи, обмениваться опытом.
– Уже начали реформировать, – возразил Владислав.
– Не реформировать надо, а ломать. Мертвому припарка не поможет, как и при вывихе – придерживающая повязка. Резать надо. Когда терапевт не справляется, требуется хирург.
– Или другой, более умудренный жизнью терапевт, – предложила свой вариант Нина.
– То есть, как говорят врачи, такой, который отправил на кладбище больше людей, – подхватил я мысль. – Иначе – откуда у него опыт? Тогда, что же лучше: давать новым терапевтам свободу экспериментировать на нас и залечивать до смерти – или сразу резать гниющее?
– А кто будет определять, что резать, а что – нет?
Вот и задан основополагающий вопрос.
Каждый пророк ведет к одному: выберите в поводыри именно его, дайте ему вожжи в руки, и будет вам «щасте». Только не перепутайте: лишь ему! Только он один знает ответы на все вопросы. Только он умеет без осечек отделять здоровое от заразного. И только он правильно понимает разницу между ними.
Я не попался на давно известный крючок. Не стал говорить про редкий подвид правильных и особенных, таких, как здесь присутствующие, в первую очередь имея в виду себя. Не стал восхвалять свою организацию, что наводит порядок пока вроде бы только на дорогах. Я ответил просто и логично:
– При реформах или постройке нового необходимо понять главное, то, о чем даже помыслить невозможно в обществе, где преступники лезут во власть, чтобы иметь больше как возможностей для новых преступлений, так и способов избежать ответственности. А именно: аксиому, что преступник не имеет прав. Да! Невзирая на все Гааги и Страсбурги. Мы хотим, чтобы в первую очередь соблюдались права жертв, а не преступников.
– Правозащитники проклянут вас за это святотатство, – с задорным плутовством улыбнулись краешки глаз вновь опустившей лицо красавицы.
– И пусть! Потому как упомянутые самодуры и самодурки – просто куски идиотов, они не сталкивались с настоящей жизнью. Когда у человека убили мать, зарезали жену, изнасиловали дочь, подсадили на наркоту сына – он не пойдет защищать права подонков, которые совершили это. Он потребует ветхозаветное «зуб за зуб». Вспомните, о чем три четверти фильмов-боевиков, на которые народ валом прет: о том, как лихой герой кроваво разделался со всякими гадами, что с помощью удобного закона творили, что хотели. С кем хотели. А именно – с нами. С такими, как мы, с каждым из нас. Никто не олицетворяет себя с законниками или власть имущими, только с жертвами. И – с непременным огнем в глазах и ощущением счастья – с мстителями.
– Логично, – умом согласились со мной собеседники.
Мы шли по неширокой дорожке, и я чувствовал отстраненное неприятие: правильно, мол, парень говорит, мы и сами так думаем, и еще девяносто девять процентов населения – тоже. Но когда же в истории были времена, чтобы идеальные системы побеждали и претворялись в жизнь? Никогда. Всегда и всюду все заканчивалось кровью. Или, как более жизненный вариант, очень большой кровью – в борьбе новых мух за место на гноящейся ране. Как и с неполучающимся подставлением второй щеки у большинства вроде бы убежденных христиан, здесь тоже включается пресловутый человеческий фактор. Все идеальное – совершенно, то есть совершенно нежизнеспособно. Непрактично. И что более всего обидно – очень кроваво при попытках воплощения.
Но я не сдавался:
– Понимаете, преступник сам лишает себя прав личным решением преступить установленные обществом законы. Он ставит себя вне их. И о чем тогда говорить?
С этим вроде бы все были согласны. На словах.
– Что же ты – или вы как организация – предлагаете? – остановился на главном Владислав.
– Не поверите. Меры уж больно радикальные.
– Всех виновных расстреливать? – предположил он. – Или вешать? Так, наверное, будет нагляднее. Преступление и наказание – все на виду. Так, что ли? Было, господа, было.
– Нет, – впервые за несколько минут я улыбнулся. – Для того, чтобы наглядно повесить, сначала тратится уйма государственных денег на то, чтобы найти, задержать, просто довести дело до суда…
– Но тогда – что?
Вот теперь я их действительно заинтересовал.
– Для начала – всех преступников объявить вне закона.
– А сейчас разве не так?
– Нет. Категорически. Для примера. Давайте представим на миг ситуацию, которая могла произойти всего двадцать минут назад: допустим, вы сбили перебегавших в неположенном месте детей. Кто виноват? Вы?
– Ну… – замялся Владислав.
Дескать, не он, конечно, но ведь это – дети!
Я понимал его затруднения и выложил самое правильное, что можно сказать в этом случае, но что никто не рискнет сказать с правительственной трибуны:
– Я предлагаю (только не бейте сразу!) пешехода, который переходит в неположенном месте, целенаправленно давить на месте.
Часть вторая
Течение заболевания
1
Сейчас неплохо бы вернуться немного назад, чтобы понять причины и следствия той чехарды событий, которые мной играли. Честное слово, я ненадолго. Только самое необходимое.
Это произошло за день до недобросовестно вырулившего такси и за два дня до того, как меня убили. Да-да, сначала морально, когда уничтожили все, чему я посвятил жизнь, чем доказали мне, что нужно было поступать наоборот, а потом и физически. Ну как убили: взрезали живот так, что потроха на брюки высыпались, и бросили одного беседовать с Богом. Еще, наверное, дали время, чтобы успел рассказать вам случившуюся со мной историю. Если задуматься, то очень поучительную. Впрочем, любое событие поучительно, если уметь думать.