Страница 14 из 64
Далеко на севере материка, по ту сторону Аквилонских гор, подпирающих небо, мерной рысью скакали несколько десятков всадников. Первым, в отдалении от остальных, ехал широкоплечий, с могучим торсом человек. Несмотря на пронизывающий ветер с гор, он был гол по пояс. Если бы кто-то отважился всмотреться в его лицо, то был бы навсегда поражен скульптурной неподвижностью черт и глубокой чернотой глаз. Коричневый, странного лилового оттенка цвет кожи, может быть, не так бы бросался в глаза, если бы не бесчисленные узоры, покрывающие торс, шею и руки за исключением кистей. А может быть, на кистях рисунок был настолько плотен, что линии его слились в сплошной фон: Ногти всадника были синие. Спутники его удивляться не умели, или не смели, или не могли. Они могли только замечать, что с каждым днем их предводитель становится все более подвижным, могучим, резким в движениях - тот, кто еще два месяца назад едва поднимался из своего гроба. Авенезер Третий. Истинный Царь. Верховный Зрячий. :К исходу этого дня зеленая степь, по которой он скакал, оборвалась наконец - и взору открылся безжизненный ландшафт. Земля, будто присыпанная угольной пылью. Бесчисленные холмы, похожие на древние шапки древних кочевников. Он видел дорогу меж этих холмов. Так птицы видят свою дорогу в небесах.
Глава седьмая.
Тысячник "Серебряных лиц" Демид Диодор, двоюродный племянник императрицы, безнадежно влюбленный в свою полубожественную тетушку, никогда особо не мечтал о военной карьере; скорее он предпочел бы остаться при дворе, писать музыку и стихи для праздничных спектаклей, придумывать общие картины маскарадов и маскарадные костюмы: Однако император назначил именно его командовать отборной гвардейской тысячей, сказав: может оказаться так, что тебе придется выбирать между воинской честью - и преданностью. В тебе я уверен: ты сумеешь принести в жертву честь: Тогда Демид не понял, о чем идет речь, переспросить же, понятно, не решился. И вот действительно настал этот день: Вернее, ночь. Приказ был внятен и страшен. Сотники выслушали его молча. Военная кость, думал Демид, выговаривая слова, да, император был прав: они задумаются при выборе: Но не это тревожило Демида, не только это, а что-то еще - важное, очень важное: оно застряло в затылке и мешало повернуть голову. Потому что если повернуть голову: - :Подписано: "Арий, император". Теперь скажу от себя: любой из вас сейчас может отказаться исполнять этот приказ. Без последствий. Оставьте оружие и найдите себе занятие по душе. До полудня. Повторяю и клянусь: никаких последствий это иметь не будет. Сотники стояли молча. Смотрели по уставному: строго перед собой. Потом вперед шагнул самый старый, Севир. - Позволь, командир, я скажу. Никто из нас трусом не был и не станет никогда. За других не берусь отвечать, а меня уж точно совесть угрызет, что вчерашним боевым товарищам сегодня в спину бить буду. Буду. Да: Не мое это дело: за что да почему. За что - оно всегда найдется, жену иной раз и то бы убил. Другое дело, что иначе-то ничего не получится уже, и раз на материке наши войной на Степь пошли, то здесь так или иначе, а добрый пожар разгуляется. Вот и все. Теперь главное вот что: кто первый начнет, у того хоть какое-то преимущество будет: Кто первый начнет, больно прорезало темя. Кто: первый: нач: нет: Кто первый: С момента начала мятежа в столице прошло больше суток. Да, "голуби", да, семафоры и эстафеты: Степняки знают, с ужасом понял он, и знают давно. Потому что еще позапрошлым летом малый чародей откуда-то с севера показывал во дворце новые забавные умения: кто-то из публики (вызвался сам Демид) сочиняет стихи, а чародей, сидя за две мили в башне, записывает их на бумагу: Потом чародей за чашей проговорился, что хитрость сия мала есть и обучить такому можно любого, кто имеет способностей хотя бы на зажжение неугасимой лучины. Важно лишь писать именно стихи - они особым образом волнуют эфир: Месяц назад он будто бы видел этого чародея в свите десятитысячника Парда, боевого жреца Темного Храма, командующего левым крылом: не так: увидел офицера и решил, что тот весьма похож на давнего знакомца. Даже и мысль не посетила, что это он и есть, ибо чародей, сменивший мантию на мундир - совершеннейшая нелепость. Однако: Демид хотел что-то сказать, но не успел: глаза стоящего перед ним Севира вдруг широко распахнулись в смертном изумлении, а сам Демид почувствовал тупые толчки в грудь и в левый бок. Он еще как бы сквозь вуаль успел увидеть своих сотников, застывающих в странных искривленных позах, и поразился, до чего много черных стрел пронзило их: Время текло медленнее, медленнее, останавливалось, свет, и так неяркий, вытекал куда-то, оставляя видимыми одни лишь огоньки за стеклами масляных ламп - красные, как глаза зверей в ночном лесу.
Ночью его дважды пытались прихлопнуть, и оба раза он ускользал чудом, следовало признать честно. Но в этих маневрах он был оттеснен от дороги и к рассвету оказался на какой-то лесной тропе, неизвестно куда ведущей. Болотьё же славно именно тем, что здесь тропы ведут, как правило, никуда. Все вымотались. Кони, даже подменные, еле плелись. Ярослав дважды засыпал в седле и падал, его поднимали, с трудом будили: Только Азар, один из всех, блестел в сумерках глазами. Они с Алексеем уехали чуть вперед. - Глотни, старший, - протянул он Алексею деревянную баклагу. - Жуткая дрянь, но сил добавляет. - Что это? - Жабий мед, - хмыкнул Азар. - Слыхал? - Не припомню. - Старухи-азашки варят, а из чего, никто толком не знает. Но варево отменное. Раны затягивает, от сна выручает, с похмелья когда - вообще цены нет: Глотни. Два глотка, не более. Алексей поднес к лицу черное горлышко, понюхал. Пахло вроде бы и вправду медом, только подгоревшим: Он зажмурился и глотнул. Раз и два. Во рту полыхнуло - и сгорело всё. Будто влили расплавленное железо. В темя через носоглотку ударило жуткой вонью. Ну да, конечно: Он выдохнул - и удивился, почему изо рта не валит дым. Молча качая головой, вернул баклагу десятнику. Лица его разглядеть не мог, глаза застило слезами, но показалось - Азар смеется. - Ничего, старший, - услышал он сквозь гул внутреннего пламени, сейчас полегчает: И правда, легчало на удивление быстро. Жжение и смрадный привкус еще сохранялись, но дышать и говорить стало можно. И - прояснилось перед глазами: - Крепкая вещь, - с уважением произнес Алексей. - Ну'тк: Азах древностью силён - так говорят. - И надолго это спасает? - Пока опять не устанешь. Да, да, - он ухмыльнулся в ответ на недоверчивый взгляд Алексея. - Такое вот это хитрое варево. Наверное, ведьмачат они над ним, не просто так варят: тещу мою взять - природная ведьма, да и женушка в нее вся: была, покойница: Ты вот что, старший. У тебя дела были в отрыве от нас. Так? Или нет? - Были. Именно что в отрыве, - кивнул Алексей. - Делай. - Да я бы, может, и делал: да только видишь: не получилось так, как поначалу задумывал, а теперь вот нерв не могу поймать. - Ошибиться боишься: - Ошибиться... Да. Боюсь. И еще чего-то боюсь. Чувствуешь: как будто в тесте сидим? Туго, вязко: а кто-то тесто это замешивает, замешивает: - И - в печку: - Угу. - Скажи-ка, старший. Я вот человек простой, в делах высоких разбираюсь слабо. А ты при дворе служил, разговоры умные слушал. Думали они, стратиги, да и кесарь, отец наш - что можем проиграть войну подчистую? - Думали. Понимали, что так и будет, скорее всего. - На что же надеялись? - На чудо, должно быть: Да еще на таких, как ты. На меня. На случай. На то, что конкордийцы восстанут. На то, что чародей, все это затеявший, с собственным чародейством не справится. Мало ли на что: На то, что Бог еще жив. - А в то, что измена была, ты веришь? - Измена? - Алексей пожал плечами. - Да как-то и в голову не приходило. Кто изменял, в чем? - Ну, как же: Все знают, что в битве чародейство бессильно. А тут - на тебе: молнии с неба: ну, и - будто бы так может стать, если чародеи сговариваются. Попахивает чем-то, а? - Что я тебе могу сказать, Азар? Хоть и изучал я это все и кое-чему даже научился, а все равно: не то чтобы другому объяснить - сам почти ничего не понимаю: Они выехали на крошечную - только скатерть расстелить - полянку и остановились. Потом кони попятились. Сытые вороны, не в силах взлететь, замахали крыльями, отгоняя незваных пришельцев, и закричали в страхе. Наверное, страх, родившийся в этом месте, был так велик, что Алексей сразу и почти наяву увидел то, что происходило здесь два дня назад - не потребовалось закрывать глаза, вслушиваться в то, что шепчут деревья, что впитала земля: Не бедные люди забрались в эту глушь: мать-вдова, две дочери, две служанки, кучер и конюх, лакей - молодой сильный парень: еще человека три: Те вышли из леса, солдаты неизвестно какой армии, мародеры. Без особых затей приступили к потехе: Лакей не выдержал, бросился с топором, перерубил насильнику хребет: Забили. Не просто так забили, с выдумкой. А он боялся больше всего, что это какое-то неизвестное колдовство над ним творят: - Что делают, - тихо сказал Азар. - Что же они все делают: В этот момент дудочка-близняшка, висящая у Алексея на шее, тихо пискнула. Потом - издала трель. Коротко: длинно: коротко: длинно: Они разучили пять сигналов: "иди ко мне, я жду", "жди и не уходи", "я ухожу, прячусь", "я тебя ищу" и "опасность!". Сейчас звучал последний: Он поднес дудочку к губам и продудел: "Жди и не уходи". Дудочка молчала с минуту, потом отозвалась: "Я прячусь". И после паузы снова: "Опасность!" Тогда он продудел: "Я тебя ищу". Больше дудочка не отзывалась. Ничего не понятно. Столько времени было: нет чтобы выучить азбуку Морзе: - Я поеду, - сказал он. - Продолжай: как условились. - Возьми вот, - Азар подал ему баклажку. - Бери, бери, у меня еще одна есть, - усмехнулся он, показав неровные желтые зубы. - Да и ту, небось, до конца не издержим: