Страница 15 из 26
Объективными причинами обращения к силе в политических конфликтах современности и будущего времени являются: асимметричность властных отношений (у объекта и субъекта властвования неравные возможности воздействовать друг на друга и использовать допустимые средства, в данном случае силовые); не только противоречивость, но и взаимоисключающая противоположность интересов в условиях дефицита ресурсов; конфликтогенность самого процесса социального развития и константа патологии в практике международных отношений и во внутренних процессах.
Объективные причины обращения к силе как к средству достижения политических целей дополняются субъективными, к которым можно отнести: соблазн оперативно и продуктивно разрешить в свою пользу внутриполитический или межгосударственный конфликт с помощью силы, исходя из предыдущего исторического или личного опыта; накопленный силовой потенциал одних государств и слабость, незащищенность других; отлаженный силовой механизм государства и др.
На протяжении веков понятие силы оставалось почти неизменным, практическое же применение силы зависит от конкретной эпохи. Изменения происходили в соответствии с переменами в развитии человечества, совершенствованием технологий и трансформацией международных отношений. «Долгое время в системе международных отношений закон силы всегда был выше силы закона» [Военная сила…, 2009, с. 27]. Профессор З. Аврамович утверждает, что «западные демократии во внешнеполитической деятельности используют все средства диктатуры, а зачастую и военную силу. По отношению к малым странам эти демократии с позиций присвоенного лидерства и осуществляют власть без каких-либо ограничений. Мера сближения диктатуры (во внешней политике) и западной демократии наиболее ярко проявляется в политических средствах, которыми пользуются эти формы власти: сила, ложь, фальшивые обвинения». По выражению ученого, формами «демократического антидемократизма» выступают: применение насилия, поддержание беззакония, запуск лживых сведений, агрессивный язык [Аврамович, 2017, с. 71].
Мечты лучших представителей человечества о том, что когда-нибудь сила будет исключена из арсенала средств разрешения различных социальных конфликтов, хотя и служили нравственным ориентиром в стихии войн и конфликтов, но были утопичны. Более того, попытки абсолютизировать эти идеи и реализовать их на практике приводили к иллюзии миротворчества и, что самое важное, зачастую мешали поиску практических способов минимизации применения силы, ее гуманизации. Один из наглядных примеров – односторонняя и неудачная попытка реализации горбачевских принципов «нового политического мышления» на международной арене. Наряду с другими причинами она привела к разрушению Советского Союза, нарушению баланса мировых сил, утверждению США в качестве единственной сверхдержавы, нисколько не умерившей геополитические аппетиты при реализации своих национальных интересов в любой точке земного шара любыми средствами, в том числе военно-силовыми.
Приведенные выше утверждения ни в коем случае не оправдывают пессимистичную позицию в отношении возможности ограничить применение силы. Несомненно, что за последние десятилетия взгляды на фактор сил в социальных отношениях значительно изменились, в том числе и под воздействием передовых идей прогрессивных мыслителей, практики взаимодействия демократических государств. «Жизнь полна противоречий и насилия, – отмечал в свое время известный политический деятель, сторонник ненасилия Джавахарлал Неру, – и, по-видимому, одно насилие действительно влечет за собой другое и, таким образом, не является способом его преодоления. Однако полный отказ от него приводит к совершено негативной позиции, оторванной от самой жизни. Насилие – источник силы современного государства» [Неру, 1990, с. 41]. Он также справедливо полагал, что, прибегая к насилию, лучшее, что можно сделать – ограничить его и использовать таким образом, чтобы зло было наименьшим. Наиболее существенным изменением отношения к применению силы, в первую очередь военной, в конце прошлого столетия можно считать отказ от распространенного мнения о том, что с помощью войны можно решить традиционно спорные проблемы [Военная сила…, 1992, с. 8–9].
Можно предположить, что зло насилия может быть относительно оправдано для предотвращения большего зла, если имеют место следующие обстоятельства:
• при отстаивании независимости, территориальной целостности страны, защите жизни и безопасности граждан в случае неспровоцированной внешней агрессии;
• для защиты граждан от систематического и массового террора в условиях автократического режима;
• с целью подавления антигосударственных насильственных действий в условиях демократического режима;
• при защите жизни и безопасности граждан от уголовных элементов.
Правомерность применения силы в указанных обстоятельствах подтверждает известный французский писатель Андре Моруа: «…в непротивлении злу насилием есть своя прелесть, но она на руку подлецам. Важнее всего – предотвратить жестокость, всеми силами бороться с ее проповедниками» [Моруа, 1983, с. 185].
Наибольший радикальный вызов действующей власти и государству, реализующийся в насилии, бросает экстремизм. Экстремистская деятельность выражается в крайних формах нелегитимного индивидуального и коллективного насилия и возможна в различных сферах – политической (терроризм, расизм, шовинизм); религиозной (фундаментализм: ваххабизм, сионизм, тоталитарные культы); правовой (нигилизм, нарушение юридических и оскорбление моральных законов).
Для субъектов экстремистской деятельности характерны правовой нигилизм и тотальное отрицание данного общественного строя, легитимирующих его идей, традиций, институтов. Для практики экстремизма характерны нетерпимость, бескомпромиссность, сведение многомерных общественных проблем к простым решениям, черно-белое деление мира на друзей и врагов, стремление к тотальному разрушению существующего общественного строя как к условию реализации сакрально-мистических идей иной социокультурной реальности. Данная тенденция проявляется в стремлении экстремистов насильственно «очистить» общество от появившихся в какой-то момент негативных явлений, недостатков, используя риторику очищения, изгнания, насильственного перевоспитания и т. д.
Кроме того, следует отметить некоммуникативность экстремистской практики, отвергающей возможность достижения своих целей в рамках действующих институтов и правил. Субъекты экстремизма отрицают любые формы политического диалога и компромисса со своими оппонентами. Они проявляют нетерпимость к идеологическому плюрализму и инакомыслию, отказывают своим противникам в праве на альтернативную точку зрения. Вместе с тем коммуникационные связи и информационные технологии активно используются в экстремистской деятельности.
При оценке исторических проявлений экстремизма один из важнейших и сложных вопросов – это определение границ и форм политического насилия и его субъектов, которые являются легитимными и приемлемыми с позиций негласного общественного договора. «Эта граница всегда относительна и подвижна в перспективе различных моральных, социальных и исторических позиций, присутствующих в том или ином обществе. Любое политическое насилие может обернуться как общественным благом, так и злом, поэтому границы экстремизма в человеческой истории всегда остаются подвижными. Исторически реализация прав и свобод угнетенного, бесправного человека часто осуществлялась с помощью насилия, будь то восстание рабов под руководством Спартака в Древнем Риме, крестьянские бунты за отмену крепостного права в России, освобождение рабов в ходе гражданской войны в США, буржуазные революции и т. п. Но это насилие имело нравственную легитимность и историческое оправдание, так как восстанавливало для значительной части населения всеобщие основы человеческих прав и свобод» [Экстремизм…, 2012, с. 78].
В принципе, экстремизм характеризует не насилие как таковое, а его крайние, ничем не оправданные формы. По мнению специалистов, «черта между двумя насилиями (государственным и экстремистским) – вопрос нравственной противоположности» [Экстремизм…, 2012, с. 74].