Связанный гнев

– Что с душой станет?

– Смерть ее ждет. Потому тебе со своим ликом нельзя ласковую душу в теле ютить. Ее обидеть легко, а обиды она не снесет.

– Что ты, Семеновна! Да кто меня обидит? Волчицу даже не всякий охотник бьет.

– Ах, Аннушка, Аннушка, зачем только в ваших рязанских деревнях барские девки родятся? Сколь рязанских баб не видала – все были пригожими, и всегда мужикам от них было одно беспокойство.

– Не пойму, зачем начала речь про такое?

– Да так. Просто брякаю языком от бессонницы. Стану, пожалуй, самовар ставить. Тебе ехать скоро.

– Сиди. Степанида поставит. Пойду собираться.

– На обратном пути в Миассе, поди, гостить останешься?

– Останусь.

– Дельно. Домой воротясь, не станешь ночи без сна коротать.

Анна, поднявшись с лежанки, потянулась, пошла из кухни, но у двери остановилась, покачав головой, засмеялась.

– Ну и бедовая старуха ты, Семеновна.

– Плохая на твой погляд?

– Каждым словечком думать заставляешь.

– Какая есть. Лет много, а умишка в обрез. Глаза полуслепые, а все одно видят, на что им глядеть совсем не надо. Ступай. Собирайся ладом, да и оболокайся потеплее, на воле светопреставление. Ажно Васютка, воротясь из барака, поверил, что черти в буране хороводы водят. Ступай…

Глава V

Князь Мещерский, побывав на Северном и Среднем, появился на Южном Урале. В уездном городе Златоусте он задержался дольше обычного.

Поводом послужило желание побывать у дальнего родственника, Вадима Николаевича Новосильцева, владельца золотых промыслов и обширных лесных угодий в отрогах Таганая.

В недавнем прошлом Новосильцев – офицер гвардейской артиллерии. В отставку вышел после окончания русско-японской войны. Поселился на Урале, вступив в управление промыслами, унаследованными матерью, родственницей Мосоловых, основавших Златоустовский завод в 1754 году. От былой славы рода матери Новосильцева достались крохи, но все же заманчивые по доходности, отданные ею в руки сына.

Новосильцев принял князя-родственника в доме на живописном берегу речки Ай в пяти верстах от Златоуста. Барский дом выстроен Мосоловым, когда тот был еще тульским купцом, получившим дворянство по милости Екатерины Второй за благие дела на пользу Отечеству. В обширном доме Новосильцев зимами занимал комнаты первого этажа, а большую часть времени проводил в синей гостиной.

Обставлена гостиная громоздкой старомодной мебелью павловских времен. И среди нее таким чужим казался черный рояль. Появился он вместе с новым хозяином, как бы утверждая, что в старинный дом пришла жизнь нового века.

Новосильцев принял князя не по-родственному, прохладно, сильно озадачив его. Но обед, которым Новосильцев угостил князя, скрасил прохладность приема, ибо был изысканным по блюдам и по букету отечественных и французских напитков. Обед окончился, когда начали густеть февральские сумерки. Хозяин пригласил князя перейти в синюю гостиную, и уже при них миловидная служанка, плавно скользя мелкими шажками по навощенному паркету, торопливо зажгла свечи в торшерах и, уходя, у двери отвесила церемонный поклон.

Новосильцев в полковничьем мундире с приколотым на груди офицерским Георгиевским крестом, сильно хромая, шагал по покою. Его левый глаз под черной повязкой. Характерное лицо в шрамах, особенно заметны они на левой щеке и подбородке.

В гостиной за диваном на стене персидский ковер, увешанный огнестрельным и холодным оружием.

Мещерский сел в кресло, прикрыв ноги пледом. Около ниши с мраморной Дианой столик с бокалами, фруктами и бутылками.

Если за обедом разговор был о незначительных пустяках, то в гостиной Новосильцев заговорил о вещах, заставивших князя насторожиться. Говорил хозяин глухим хрипловатым голосом, часто откашливаясь:

– И все-таки, князь Василий, не могу понять, какой черт загнал вас зимой на Урал? Время здесь заполошное.

– Меня, Вадим, никакая заполошность не пугает и не волнует. У меня давняя привычка ничего подобного не замечать. Загнал меня сюда не черт, – князь перекрестил себя мелким крестом и, зевнув, закончил мысль: – Пребываю здесь по желанию видных особ империи.

– По желанию или по приказанию?

– Это не суть важно. Я сказал, видных особ, а посему ничего обидного нет в том, что выполняю их поручение.

– Среди видных особ в Петербурге и вы числитесь. Насколько мне известно, любите выполнять поручения, приносящие солидные дивиденды. Неужели решили на Урале половить рыбку в мутной воде, используя странное время?

Князь, стараясь не выдать раздражения, прищурившись, раздельно произнес:

– Прелестно! Какое тактичное начало родственного диалога. Вадим, ты совсем прежний. Неисправимый и задиристый, а ведь уже не раз испытывал неприятности.

– Намекаете, что могу их испытать и от вас?

– Перестань, Вадим!

– Уральский чиновный мир вы здорово переполошили своим помпезным вояжем по краю, а ведь Уфимская и Пермская губернии без этого еще не пришли в себя от различных революционных пертурбаций. Ваш приезд снова событие. Манера вашего вояжа, если сказать вежливо, удивляет. У меня лично это удивление граничит с раздражением. Как вашему родственнику, мне оскорбительно, что позволили себя поставить на место не то ревизора, не то коммивояжера.

– Не моя вина, что власти на Урале чрезмерно ретиво оберегают меня от могущих быть неприятностей.

– Каких неприятностей? Покушения на вас не будет. Подпольные марксисты теперь против террора. Полиция и жандармерия мерами вашей охраны порой ставят вас в смешное положение. Хотя их можно оправдать. Перепуганы вашим появлением. Вдруг вы, как у Гоголя, тот самый ревизор. Прибыли довольно таинственно. Вдруг приехали следить за их преданностью престолу. О вас уже ходят небылицы.

– Прелестно! Это неплохо! Я доволен! Пусть думают, что я меч карающего правосудия!

Новосильцев, остановившись около князя, улыбнувшись, спросил:

– В зеркало часто смотритесь, князь Василий?

– Естественно, смотрюсь.

– В своем облике находите черты человека, способного быть карающим мечом?

– Не забывайся, Вадим! – вспылил князь, закурил папиросу. – Казарменный налет на твоем воспитании мне известен. Всему бывают границы. Могу обидеться.

– Напрасно. Мне хочется говорить вам правду.

– Какую правду?

– Вас считают шпиком, даже те, кто охраняет.

Князь от удивления подался вперед, выронив из рук папиросу, и переспросил:

– Кем?

– Шпиком! Но только титулованным. Уверяют даже, что присланы разведать уральские настроения. Что по вашему впечатлению об уральцах в крае вновь может появиться очередной каратель с казаками и ингушами. Пищу для подобных небылиц даете сами своим сановным поведением. Особенно всех насторожило ваше посещение Кыштыма.

– Что особенного в этом посещении?

– А то, что среди нынешних владельцев этого горнозаводского округа находятся наследники Клавдии Александровны Меллер-Закомельской. Надеюсь, о карательной деснице этого барона вы все же наслышаны?

– Чепуха! Я выполняю здесь миссию государственного значения.

– Но при этом отвратительную. Князь Мещерский уподобляет себя роли барского приказчика. По приказу отечественных покровителей иностранцев старается осуществить бесплодную идею доминирования иноземцев над уральским золотом.

– Вадим! Будь осторожен, не забывая самого существенного! Я – доверенное лицо людей, облеченных властью распоряжаться судьбой Урала. Они могут…

– Знаю! Бываю даже свидетелем их возможностей. Не сомневаюсь, что среди пославших вас даже Столыпин. Наслышан о сей модной в империи особе, – замолчав, откашливая от волнения, Новосильцев, походив, заговорил снова: – Зачем встречаетесь с золотопромышленниками, не способными помочь вам решить вопроса об уральском золоте?

– Имею указание посетить тех, кто в списке, данном мне в Петербурге. В нем значится на первом месте Воронов, а так же твоя матушка.