Страница 4 из 13
Глава 3
Что вы теперь предлагаете, отвечал я, есть ничто иное, как софизма на место доказательства. Вы говорите, что не видите в естестве ничего , кроме безконечной деятельности и неизмеримого вещества. Я в том соглашусь, но следует ли из того, что безконечная деятельность есть свойство вещества? Вещество есть вечно ( говорите вы), и то быть может (й) (й,- смотри в разговоре.); ибо безконечная сила, которая есть всегда действующая, могла оное во всякое время произвесть. Но заключаете ли вы из сего, что она есть одно токмо находящееся существо? Я и на то также согласуюсь, что всемогущщая Сила в вечное продолжение даёт все роды форм неизмеримому веществу; но есть ли сие доказательство, что такая Сила действует по слепой необходимости и без всякого намерения? Хотя я и допускаю ваши начала, но должен отрицать ваши следствия, которые кажутся мне совершенно ложны. Мои причины суть сии:
По сём примечаю я как в самом себе, так и в других существах, меня окружающих, умствующее начало, которое ощущает, мыслит, сравнивает и судит. И для того нелепо предполагать, якобы вещество без мысли и чувствования быть может чувствительным и разумным переменою места, или формы; между такими понятиями нет никакой связи. Я согласен, что проворство наших чувствований часто зависит от движения и влажностей тела; и сие доказывает, что дух и тело совокуплены; но не одна и та же вещь. Из сего заключаю я, что в натуре есть другое существо, кроме вещества; и следовательно можно быть в нём верховному разуму, весьма превосходному перед вашим, моим и всех тех, от которых мы извещены.
Я вспомнил, сказал Кир, пресекши речь его, что Зороастр открыл мне все сии красоты и чудесные явления. Поверхностное зрение сих чудес может оставить ду..шу в некоторой неизвестности; но когда мы низходим к частным чудесам, вступаем во святилище натуры, и научаемся сокровенностям ея подробно, то никаким образом невозмножно будет больше в том недоумевать. Я не могу понять, как Анаксимандр мог противиться силе сих доводов.
Существо, безконечно мудрое и всемощное, говорил он, должно иметь все роды совершенства. Его благость долженствует быть соответственна Его премудрости, и Его правосудие соразмерно Его могуществу; но при всём том по вашей системе мироздание наполнено несовершенствами и пороками. Вся натура обилует нещастными и порочными существами. И для того не могу понять, каким образом страдания и пороки могли начаться и состоять под правлением всеблагого, премудраго и всесильного Существа. Понятие о безконечно совернённой причине кажется мне несогласно с толь примитивными действиями благотворному Его естеству. Сия есть причина моих сомнений.
Вы обижаете меня, отвечал Анаксимандр: я ни утверждаю, ни отрицаю ничего, но сомневаюсь во всём, и потому что ничего не вижу доказанного. Я нахожусь в необходимости плавать вечно в море неизвестностей (к). (к,- Смотри в разговоре.).
Доказывать (л) (л,- Я говорю здесь о Геометрическом и Метафизическом доказательстве. ) есть утверждать не токмо то, что есть, но и то, что не быть тому нельзя. Вы никогда не можете утверждать таким образом существования тел, так может ли сие быть довольным к тому, чтобы вы сомневались, существуют ли тела?
Чувства, сказал Анаксимандр, часто нас обманывают, и на их свидетельство положиться не возможно. Может быть наша жизнь есть одна токмо продолжаемая гроза, в которой одни токмо мечтания.
Теперь я довёл, отвечал Анаксимандр, вас до того, до чего желал. Понятия наши суть также неподлинны, как и наши ощущения. Нет никакого доказательства, нет непременных и общих истинн. Я подлинно не знаю, есть ли, кроме меня, другие существа? А хотябы и были, то что одним подлинным представляется, то может другим ложно показаться. Из того не следует, что то подлинно для того, что оно нам так кажется. Ум, который часто обманут бывает, может всегда обмануться; и сия возможность в состоянии меня побудить во всём сомневаться.
О Анаксимандр! Вы думаете, что ваш разум лучше, нежели у других людей. Но слишком тонко умствую, разстравиваете чистый разум. Примите непостоянство вашего ума и непостоянство ваших разсуждений. Сначала хотели вы доказать, что не находится верховного разума; когда же я вам показал, что мнимые ваши доказательства суть одно токмо неосновательные предположения, тогда вы прибегнули к общему о всём сомнению; а наконец философия ваша кончится тем, что испровергаете разум, отвергаете всякую очевидность, и утверждаете, что нет ни одного правила, по которому бы можно было установить разсуждения наши. И так нет причины никакой с вами доле разсуждать.
Вы соединяете трогательнейшие побуждения с основательнейшими доводами. Справимся ли мы с понятием о первой причине, или с натурою её действий, с благополучием ли человека, или с блатом общества, с разумом ли, или с опытом, всё соглашается доказать вашу систему. Ежели же так верить, как Анаксимандр, то надлежит наперёд положить против всякого разсудка, что движение есть существенное свойство вещества; что вещество есть токмо находящееся существо, и что безконечная сила действует без познания и намерения, не взирая на все знаки премудрости, сияющей в мироздании.
Это ещё не всё. Мне кажется, что вы весьма скромны были в разсуждении твёрдости своих доводов. Они кажутся мне неоспоримы и доказательны. Из двух систем которая нибудь должна быть истинна. Вечная натура есть или слепое вещество, или мудрый разум; среднего тут нет. Вы доказали, что первое мнение есть нелепо, другое же есть очевидно, истино и основательно. Поспешите объявить мне, о мудрый Пифагор: какое впечатление ваши беседы произвели в Анаксимандре.
По отъезде своём из Самоса я услышал, что он впал в грубое безумие, которое я предвидел; ибо намерившись ничему не верить, что Математическою очевидностью доказано быть не могло, дошёл до того, что не токмо в подлиннейших истиннах сомневался, но и верил ещё самому вздору. Он утверждает без иносказания, что всё, что он ни видит, есть токмо греза; что все люди, окружающие его, суть мечты; что когда он обращается с ними, то разговаривает и отвечает не иному, как самому себе; что небо и земля, звёзды и стихии, произращения и дерева, суть одни призраки, и что наконец ничего нет действительно подлинного, кроме его самого.
Сим кончился разговор между Киром и Пифагором. Царевич был тронут разсуждением о слабости человеческого разума. Он видел в примере Анаксимандра, что и наиострейшие люди, начав злочестием, по степеням приходят в крайность, и впадают в философическое сумасбродство, которое есть такое же безумство, как и другое.