Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 13

Глава 2


«Солонъ, отвечает Пифагор, уведомил меня о прибытии вашем на сей остров. Я долженствовал ехать в Кротонъ, но для того токмо отложил езду, дабы иметь удовольствие видеть такого Героя, которого рождение и победы Оракулами почти всех народов предвозвещены. Я ничего от вас не утаю из таинств мудрости, ведая, что вы никогда будете законодателем всея Азии, равно как и завоевателем оной.,,

(з)(з,- Смотри в разговроре.). В золотом веке обитатели земли жили в совершенной невинности, Каковы Елисейские поля Героев, таково было тогда блаженное жилище людей, Неумеренности воздуха и брань стихий были тогда неизвестны. Северные ветры не дерзали тогда ещё выходить из глубоких своих пещер; Зефиры токмо оживляли все вещи тихим и мягким своим веянием. Не было тогда ни палящего зноя летнего, ни жестокости зимы. Весна, увенчанная цветками, и осень обременённая цветками, и осень, обременённая плодами, царствовали вкупе. Смерть, болезни и пороки не смели приближаться к благополучной сей стране.

Нижние боги посещали тогда Гесперидские сады, и ставили в удовольствие обращаться с людьми. Пастушки были любимы богами, а богини не отвращались от любви пастухов. Грации провождали их везде; а сии Грации были самые их добродетели. Но, увы! Златое сие время не долго продолжалось!

Вся натура преобразилась в сей нижней сфере.

Крылья души подстрижены, тонкая ея колесница разломилась, и духи низвержены в смертные тела, где они подпадают различным преселениям до тех пор, пока не очистятся от своих преступлений посредством очистительных мук. Таким образом на место золотого века наступил железный, и будет продолжаться десять тысяч лет. В сие время Сатурн скрывается в неприступной удалённости. Но наконец примет он паки правление своего царства, и возвратит порядок мирозданию; тогда совокупятся паки все души с своим началом.

Я понимаю, сказал Кир, что главные основания Зороастра, Гермеса и Орфея суть оинаки. Все их иносказания испонены высочайших истинн. Для чего жрецы ваши хотят привесть всё под внешнее богослужение. Они сказывали мне о Юпитере, как о некоем законодателе, обещающем свой нектар и амброзию не за твёрые добродетели, но за верование некоторым мнениям, за наблюдение некоторых обрядов, которые ни мало не служат к просвещению ума и очищению сердца.

Сие есть источником различных сект, которыми наполнена вся Греция. Некоторые презирают и чистейшую древность, а другие обвиняюще вечную Премудрость в злодеяниях и пороках, здесь на земле происходящих. Анаксимандр и продерзские его последователи разнесли ныне по Греции сие положение, яко бы натура и Бог суть одно и тоже. Каждой составляет системы по собственному своему мечтанию, не согласуясь с учением древних.

Обстоятельства спора сего, ответствовал Пифагор, разсказывать хотя и много требует времени, однако я ни мало их не сокращу, дабы не сделать их непонятными.

Для исправления сих зол я вооружился против положений Милитянина. Он позвал меня пред стул Первосвященников в храм Аполлонов, где собрались Царь и все вельможи. Он начал представлять моё учение под самым ненавистным видом давал ложные и нечестивые обороты моим словам, и старался возбудить во всех о мне подозрение в безбожии, в котором он сам был виновен. Я встал, и говорил следующим образом:

Я вижу во всех народах сие твёрдое начало, что люди уже не таковы, каковы были они в златое время; что люди унизились и пали, и что религия есть один токмо способ возвести душу к её первоначальному высочеству, и отрастить снова её крылья, и возвысить её в зе..рныя страны, откуда она низвержена.





По сему Анаксимандр встал среди собрания. Старость, дарованная и слава его произвели молчание во всех и повсеместное к нему внимание. Пифагор, сказал он, опровергает религию своим пронырством. Любовь его к совершенству есть одна нелепица. Посоветуемся с натурою, испытаем сокровенные сгибы человеческаго сердца, спросим люей всех стран, и увидим, что самолюбие есть источник всех наших действий, наших страстей, и равномерно наших добродетелей. Пифагор теряется сам в своих ухищрённых умоключениях. Я держусь простой натуры, и в ней нахожу свои начала. Чувствоания всех сердец делают преимущественным моё учение, и сей род доказательства есть кротчайший и убедительнейший.

Боги делают добро из чистой любви ко благу; душа есть частица их существа, и для того может им подражать, и любить добродетель ради себя самой. Таково было первоначальное естество человека! Анаксимандр не может отрицать сего, не опровергнув веры.

На сие Анаксимандр ответствовал: Пифагор не только не сведущь человеческой натуре, но и не знает истории богов. Он говорит, что нам должно им подобится. Они находятся в горних местах всегда в веселии, и ничто удовольствию их не препятствует; а чтоб нам им подражать, должны мы равномерно любить удовольстви. Они даровали нам страсти для того, чтоб их удовлетворять. Юпитер сам показывает нам тому примеры. Удовольствие есть великой закон как смертных, так и безсмертных натур; притяжательная его сила непреоборима, и одна она есть движущею пружиною человеческого сердца.

О Самосце: Анаксимандр старается не токмо помрачить ум ваш, но и нравы ваши повредить. Он обманыает вас, принимая в буквальном смысле вашу мифологию. Боги, человеческих слабостей не имеющие, не низходят на землю для удовлетворения страстей своих. Всё то, что мудрая древность повествует нам о любви Юпитера и других богов, ничто иное есть, как остроумные иносказания, представляющие чистое сообщение богов с смертными в золотом веке. Но стихотворцы, старающиеся токмо понравиться и тронуть воображение, умножая чудеса чудесами, обезобразили баснословие ваше своими вымыслами.

Вдруг возстало в собрании смущенное шептание. Все были равного мнения большая часть жрецов почитали меня нечестивым и врагом религии. Я, тогда применя глубокое притворство Анаксимандрово и слепую ревность народа, не мог удержаться, и возвысив голос свой, сказал:

Анаксимандр кажется вам ревнующим по религии, но в самом деле он старается вас развратить. Послушайте, какие у него начала, которые потаённо преподаёт тем, кои желают у него учиться.

Едва я сие выговорил, то боги сами явились. Гром возгремел, и стремительные ветры возмутили стихии. Всё собрание исполнилось страхом и ужасом. Я пал ниц пред алтарём, и вскричал: О небесные силы: подайте свидетельство истинн, к которой любовь вы токмо вдыхаете. В тот час буря пременилась в глубокую тишину. Вся природа успокоилась и замолчала. Божественный голос, казалось, исходил из отдалённого угла храма и вещал: Боги творят благое из единой любви ко благому: не возможно чтить их достойно, как токмо им подобясь (и). (и, - Иер. В золотых стихах Пифагора.)