Только слова

Я слышала от Бильбо, что Трейн передал самоцветы Трандуилу в благодарность за помощь при битве с орками. Совместными усилиями жителей Озерного города и гномов, переселившихся в Эребор после долгих лет скитаний, постепенно отстраивали Дейл. К тому времени, как мы во второй раз подошли к Одинокой Горе, долина перед ней расцвела: на местах прошедшего сражения паслись пони и кругленькие барашки, а в реке, около которой когда-то был разбит лагерь эльфов, ловили рыбу.

Главные Ворота, заваленные по приказу Торина, починили и закрывали только на ночь, чтобы не охлаждать нижние помещения. Гномы стали вновь использовать сторожевые комнаты — однако Эребор не выглядел ощетинившейся крепостью, готовой отразить удар, и караульные, как сказал Балин, больше следили за послами и гостями Трейна, чем ожидали увидеть вражескую армию на подходе.

Отношения гномов и эльфов более или менее выровнялись, но, несмотря на то, что они не считали друг друга кровными врагами, дружбы все-таки не вышло. Наверное, мир выжидал, чтобы свести в одном приключении Леголаса и Гимли и тогда признать, что между такими разными расами может быть взаимопонимание и уважение.

Еще в долине, только покинув Озерный город, мы услышали торжественные звуки горнов, и у меня появилось ощущение, что жители Эребора приветствовали нас как воинов, вернувшихся домой. Некоторые, особенно любопытные, гномы высыпали на балкон, откуда Торин полтора года назад разговаривал с Бардом и Трандуилом.

Трейн, облаченный в алый с золотым камзол и объемный меховой жилет практически до земли, лично вышел к нам. Часть его седых волос под короной была убрана назад, остальные пряди смешивались с густой бородой и падали на широкую грудь. В Трейне было уже не узнать того грязного старика, найденного Гэндальфом и напоминавшего чучело для отпугивания ворон.

— Мой дорогой сын! — Трейн развел руки в стороны. — Леди Ниэнор!

Я поклонилась. К сожалению, я не могла остаться в свадебном платье, а после долгого путешествия от Хоббитании до Эребора моя одежда, несмотря на спокойную дорогу, запылилась и вытянулась. В общем, вид у меня был далеко не королевский…

Из-за плеча Трейна вышла темноволосая женщина, и я заподозрила, что это была Дис, младшая сестра Торина и мать Кили и Фили. Я занервничала: Трейн уже принял меня, а вот мнение Дис о моей сомнительной чародейской персоне было загадкой.

— Отец, сестра, — обратился к ним Торин, подтверждая мои предположения, — я горд представить вам мою супругу, без помощи которой возвращение Эребора не обошлось бы столь малой кровью.

Я снова поклонилась. Дис промолчала, а Трейн заулыбался еще шире:

— Мы гадали, когда же это произойдет. В глубине души никто не верил, что вы, леди, можете покинуть нас, и, прошу, не вините моего сына, что он готовился к худшему. Торину было тяжелее всех нас… Пойдемте, в залах уже накрывают столы, — он склонил голову и уточнил, как будто понимал, что меня волнует. — Леди, для нас это, несомненно, большая честь — принимать вас в чертогах предков.

— Благодарю, — ответила я, прилагая усилия, чтобы не быть похожей на китайского болванчика. От постоянных поклонов и голова может отвалиться!

Эребор изменился за время моего отсутствия: вычищенный от паутины, побелевших костей и треснувшей заплесневелой посуды, проветренный от драконьего смрада и наполненный жизнерадостными голосами вернувшихся на родину гномов, он больше не напоминал древнюю заброшенную усыпальницу.

Сначала я думала переодеться в более или менее приличную рубашку и чистые штаны, но Торин и слышать не хотел о том, чтобы я заявилась на пир, одетая как мужчина. Он высказался, что с трудом терпел мой вид на протяжении первого путешествия и больше такого не вынесет без особой необходимости. Добавив, что позовет Дис, чтобы та помогла мне с выбором платья, Торин фыркнул и вышел из предоставленных нам покоев.

Я показала его спине язык и, скрестив руки, уселась на кровать. Что за вселенская несправедливость?! Я должна была носить платье, чтобы не смущать отряд, и никого не волновало, что при этом я могла отбросить коньки? Ах да… что я и сделала.

— Леди Ниэнор? — в комнату заглянула Дис.

Я слышала ее голос впервые, и он оказался не таким низким, каким я его себе представляла. Да и, честно сказать, Дис была в разы менее бородата, чем ожидалось. Вообще все клише о гномьих женщинах летели под откос!

— Зовите меня просто «Ниэнор», пожалуйста, — попросила я. — Это мне, наверное, следует обращаться к вам иначе, Ваше Высочество…

— Тогда и вовсе оставим эти формальности! — Дис махнула рукой. — Гэндальф, когда гостил у нас, рассказал, что ты спасла моего брата и сыновей. Я благодарна тебе за это… К тому же ты, наверное, знаешь, что иначе прервался бы наш род, так что твой подвиг подарил наследникам Дурина надежду на счастливое будущее!

Я начала заливаться краской от смущения. Почему Торин не предупредил меня, что его сестра не такая, как он или его отец? С одной стороны, я радовалась, что Дис не кинулась ко мне со сковородкой наперевес, но с другой — мне как-то привычнее было говорить со спокойным Трейном.

Если в Трейне и Торине узнавалась королевская порода, то Дис для меня выглядела как крепкая крестьянка, которая могла без мужа воспитать шаловливых детей, посадить сотню деревьев и самостоятельно построить двухэтажный дом с треугольной крышей и секретным лазом на чердаке. Даже я по сравнению с Дис была образцом утонченности и женственности… в походных штанах и со спутанными волосами.

— Ох, времени не так много! Надо еще успеть привести тебя в порядок!

В комнату зашли две женщины, довольно просто одетые, и покосились на меня чуть ли не с сочувствием. Я прикусила щеку изнутри: ну почему все решили, что носить штаны — это какое-то форменное преступление?! Да, вещи были давно не стираны, но это ведь не повод сдергивать их с меня и брезгливо кидать в корзину!

Меня быстро отмыли в четыре руки, окунув с головой в горячую мыльную воду, наполнявшую овальную деревянную ванну. По приказу Дис женщины юркнули за дверь и вернулись с ворохом тканей — вестником моих страданий.

Сначала на меня надели кремовое шелковое платье с длинными рукавами, на него — белую хлопковую юбку с вышивкой серебряными нитками спереди и по подолу. Потом застегнули на пуговицу ажурный полупрозрачный фиолетовый жилет с глубоким вырезом, расходившийся крыльями бабочки и сзади доходивший до низа юбок.

На плечах резными пластинами закрепили серебряное украшение, спускавшееся на грудь множеством цепочек, соединенных в центре крупным розовым кварцем. Пояс такой же тонкой цепочкой обхватывал талию, а спереди превращался в серебряные капли, окружавшие горный хрусталь.

Извечные сапоги, которые и на этот раз мне достались из рюкзака Кили, сменились кожаными туфлями на небольшом каблуке, сделанными точно по моим меркам. Клетчатые носки, критически осмотренные Дис, были отправлены вместе с остальными вещами в корзину — я надеялась, что их потом не выкинут.

Когда я посчитала, что дизайнерская пытка закончилась, в комнату внесли шифоновый нежно-розовый плащ, чей цвет градиентом переходил в фиолетовый, перекликавшийся с жилетом. Я не позволила себе застонать.

Волосы зачесали назад, чтобы закрыть пробор, и разделили на две части, одну оставили распущенной, а вторую — верхнюю — заплели в свободную косу. Накрасили ресницы и подвели глаза, оставив губы не тронутыми. Конечно же, мне захотелось чихнуть и к чертям смазать все, что мне нарисовали на лице… Пришлось сдержаться.

Дис, обойдя меня по кругу, удовлетворенно кивнула. Женщины вышли.

Под пир был выделен тот зал, по которому мы проходили, чтобы попасть к Главным Воротам, и я провела ладонью по шершавой стене, когда-то грязной и испещренной трещинами от драконьих когтей. Торин, сопровождавший меня от самих покоев, понимающе вздохнул:

— Мы не забудем, что было здесь, и не позволим этому повториться.

Часами звучали тосты в честь Трейна и его счастливого правления в Эреборе, наследника и принцессы, племянников, всего отряда, затронули даже меня. Гномы пили много: то тут, то там с хлопком вылетали пробки из бутылок, алкоголь лился из бочек, пачкал скатерти и салфетки.