Только слова

— Тауриэль, ты видел ее? — спросила я.

Мистер Бэггинс очень серьезно посмотрел на меня:

— Она исчезла в тот же день, что и ты. Торин не позволил к тебе прикоснуться, а ее мы перенесли в Эребор… Я сидел на той площадке, рядом с Торином — правда, не хотел, чтобы он меня видел. Ты буквально растворилась у него на руках… осталось только кольцо, и я сохранил кинжал. На память.

— Выходит, Тауриэль осталась в своем мире?

Бильбо пожал плечами. Горевать, наверное, было не из-за чего: Тауриэль просто сделала свой выбор, как тогда, во время выполнения моего в итоге бессмысленного плана. Разумеется, это никак не оправдывало меня как идейного вдохновителя, однако… Может быть, ей было что терять или любовь к Кили, взращенная магией, ослабла до такой степени, что эльфийка не видела смысла в Средиземье.

И только во мне, конечно же, волшебные чувства процветали до звона в ушах! И только я, огрызаясь на всех, пыталась выкинуть из головы обещания Торина. Сначала я убеждала себя, что болезненная страсть к сокровищам заместила наколдованную Гэндальфом симпатию и поведение Короля под Горой наглядно демонстрировало его истинное отношение ко мне. Потом сама же выла в подушку.

— Ниэнор, ты здесь? — Бильбо помахал ладонью перед моими глазами. — Пойдем…

В столовой на меня накинулись гномы: все двенадцать участников рискованного похода к Одинокой Горе, собравшиеся за одним столом, по очереди обнимали меня или просто улыбались и говорили, «как хорошо встретить старых товарищей». Кили и Фили, пропустившие старших вперед, крепко стиснули меня в объятиях, а потом крикнули чуть ли не хором в гостиную, где трещал камин:

— Дядя! Самое время сменить гардероб!

Кили подмигнул мне. Они практически не изменились: у Кили все так же не росла густая борода, а у его старшего брата разве что прибавилось бусин на светлых кудрях… Я еще раз посмотрела на братьев, прежде чем свернуть в гостиную. Колени не сгибались совершенно — я шла вперед и думала, что лучше было бы двигаться по стеночке.

Торин сидел, не снимая плащ, в кресле перед камином, и когда поднялся мне навстречу, я поняла, что имели в виду его племянники. Абсолютно вся его одежда: сапоги, рубашка, жилет, подбитый мехом, и даже плащ — была черного цвета. Если это было результатом волшебного вмешательства, то… у Гэндальфа должно было быть предельно извращенное чувство юмора.

— Ниэнор, что ты тогда наделала?! — Торин обхватил меня за плечи, посмотрел точно в глаза. — Если бы я знал… О, как же я мог… Я стоял посреди сокровищ, созданных моими предками и украденных проклятым Смогом, и они так захватили меня, что я совершенно забыл про самую главную драгоценность в моей жизни!

Он опустил руку в карман — как обычно делал Бильбо, когда хотел надеть Кольцо или проверял, что с ним все в порядке. Мы молчали. Я разглядывала задумчивое лицо Торина, в выражении которого больше не угадывалась туманящая разум ярость, и все никак не могла наглядеться.

— Я… все было как в страшном сне, — продолжил Торин, не отпуская меня свободной рукой, — и я застрял в нем, не имея возможности проснуться. Я слышал ваши голоса, но будто бы сидел в расщелине… и когда отвечал, было уже поздно… Я предпочел бы забыть, как отверг собственного отца! Как грозился причинить вред тебе и… Бильбо.

Я спряталась внутри его мехового плаща, глотая сентиментальные слезы. О, черт, я любила его — настолько сильно, что уже не представляла нормальной жизни без Торина. Мое место было здесь, в Средиземье, рядом с прекрасным Торином Оукеншильдом и его компанией.

Он поцеловал меня в макушку, позволяя выплакаться, и только потом, заботливо вытерев теплыми пальцами слезы, легко улыбнулся:

— Моим народом в Эреборе правит мой отец… и теперь он зовется Королем под Горой. И хоть я обещал просить твоей руки только как король, ты согласишься стать моей супругой и делить… воспитание этих двух негодников?

Я повернулась к строящим невинные лица Фили и Кили.

— Мы просто хотели сказать, дядя, что мистер Гэндальф запускает фейерверки в девять вечера, после пира, — Фили почесал затылок. — А мистер Бэггинс послал нас узнать, какую ткань предпочитает леди Ниэнор для скатертей.

— Бофур разбирается со швеями и торговцами, — добавил Кили. — Им придется снять с вас мерки… И еще около дома много детворы, им хочется увидеть волшебницу.

— Должно быть, они приняли вас за своих, — ответил Торин, воздевая глаза к самому потолку.

— Небесно-голубой и серебряный, пожалуйста, — сказала я.

Церемония затронула всю Хоббитанию: посмотреть разом на двенадцать гномов, двух волшебников и фейерверки стеклись сотни хоббитов разных возрастов. Сколотили длинные лавки, на поляне развернули шатры и расставили столы, накрытые небесно-голубыми скатертями с серебряной вышивкой.

Я перехватила Бильбо, когда он пытался прошмыгнуть мимо, и поинтересовалась, как же швеи успели смастерить столько всего за жалкие несколько часов.

— Ниэнор, многое уже было… готово, — Бильбо пошевелил пальцами на ногах. — Гэндальф был уверен, что ты захочешь устроить все именно так. Правда, он ничего не сказал про платье…

Я рассмеялась и чуть было не схлопотала булавкой в ногу от шикнувшей на меня швеи. Эх, а когда-то давно мы с Кили и Фили искали, где бы мне сшили платье для похода, чтобы я не позорила отряд.

В готовом наряде меня никуда не выпустили, так что начало праздника я просидела в домике Бильбо в обществе братьев, которые великодушно согласились сопровождать меня к поляне (или, вернее, они были делегированы Торином в качестве наказания). Мы вышли, когда уже чуть стемнело, а заинтересованную в моем появлении ватагу детей увлекли ароматы со столов.

Хоббитов было очень много, некоторые сидели даже на траве, и все как один посмотрели в нашу сторону, когда братьям пришло в голову восхищенно присвистнуть от объемов еды. Гномы, Бильбо и Гэндальф сидели отдельно: во главе стола стояло два стула с резными спинками, с правой стороны на лавке было оставлено два свободных места для Кили и Фили, слева — ближе к моему, наверное, стулу, — восседал мистер Бэггинс, за ним — волшебник, снявший остроконечную шляпу. С ней, кажется, играла малышня.

Меня подвели к столу и передали Торину. Гости замерли в тишине, а мы как взялись за руки — так и застыли, пока Гэндальф не стукнул посохом по земле и над нами не взмыло вверх множество светлячков.

Я покосилась на гномов. Никто не мог гарантировать, что этот брак, на который решался их предводитель, был политически более выгодным, чем женитьба на какой-нибудь принцессе Бирюзовых Пригорков. А еще… точно так же никто точно не знал, смогу ли я родить наследника, несмотря на то, что Торин в этом почему-то даже не сомневался — если только в Горе у него при том разговоре не кипели мозги.

Тем не менее, все гномы и все хоббиты, на которых я посмотрела, искренне улыбались мне в ответ. Балин даже украдкой смахнул слезу, и я точно не заслуживала такой чести!

— Давно, после нашей первой победы над троллями, я подарил тебе это кольцо как знак доверия и обещания разделить сокровища Эребора, — голос Торина окутал меня, будто мягкий и уютный плед. — Теперь же я прошу принять его как знак моей любви и обещания разделить весь Эребор и будущее моего народа.

Кольцо с гранатом, призванное поддерживать во мне отвагу и мужество в походе и прекрасно сидевшее у меня на среднем пальце, идеально подошло на безымянный. Гэндальф стукнул посохом снова — и взлетевшие светлячки распустились, словно бутоны, и закружились в танце, а вместе с ними, бесшумно ступая по траве, закружились и радостные хоббиты.

В атмосфере абсолютного счастья, слыша, как гномы наигрывают что-то на своих музыкальных инструментах, без которых они не приходили в гости вообще, Торин повел меня танцевать — и целоваться под одобрительные возгласы и хлопки.

— Я люблю тебя, — я улучила момент, чтобы мимо нас не проносились хороводы или озорные дети. — Я очень сильно тебя люблю.

========== Глава двадцатая. Правила перед пиром и их отсутствие после него ==========