Страница 15 из 23
Этому таинственному «чувству л.» режиссер посвятил свой новый спектакль, «Один из последних вечеров карнавала», и снова сделал тактически верный ход. Сюжет комедии, конечно, копеечный. Но снова – сколько деталей. Во-первых – автор интриги, Гольдони: как никто умевший строить изящный диалог и живописать италианские нравы 300-летней давности. лучше это делал разве что К. Гоцци, тезка Гольдони и вечный его оппонент. Во-вторых – место действия, Венеция, город-греза, тайна, мираж. Когда по заднику сцены бежит, волнуясь складками, занавес с венецианской панорамой (художник Ксения Полищук), кажется, это бликует отражение города в водах канала. В-третьих – время действия, карнавал. Мелькают знаменитые носатые маски, герои похожи на фарфоровых арлекинов и коломбин, а их плащи и треуголки обсыпаны снегом пополам с конфетти (художник по костюмам – самый лучший в театре на сегодняшний день, Мария Данилова). В-четвертых, у места и времени есть настроение – светлая печаль. Карнавал заканчивается, а грусть горчит, ибо драматург, сочиняя эту пьесу, собирался покинуть родную Италию. Вся эта карнавальная кутерьма затеяна и им, и режиссером ради того, чтобы шесть влюбленных пар, разных темпераментов и возрастов, собравшись за одним столом в последний вечер карнавала, выяснили наконец отношения и поняли, что нет в жизни ничего дороже любви.
Время рожать – утверждал месяц назад, на первой премьере сезона, В. Долгачев. Теперь он переменил свое мнение – время любить. И надо сказать, зритель, с каким-то детским восторгом аплодирующий появлению масок дель арте на сцене Нового драматического, подтверждает его догадку. зритель, похоже, соскучился – и по любви, и по красоте в театре.
Если делая свои первые шаги по сцене Нового театра, В. Долгачев призвал на помощь «тяжелую артиллерию», друзей и любимых артистов, – В. Невинного-старшего и младшего, Б. Щербакова и Л. Дурова, то два последних спектакля играют молодые актеры, недавно принятые в труппу. Играют весело, жадно – и командно, что сегодня редкость. Среди них еще нет звезд, но некоторые уже могут начинать на эту роль претендовать (Николай Горбунов, Виолетта Давыдовская, Наталья Рычкова, Михаил Калиничев).
…Недавно по ТВ показали миллионера, который сначала похвалился, что состояние его исчисляется 50 млн долларов, а после – тем, что 10 лет назад начинал бизнес с торговли редиской на рынке. Еще недавно ни он бы такого не рассказал, ни нам бы такого не показали. Теперь это называется «правильно выстроенная пиаровская кампания».
Будь я имиджмейкером Нового драматического, посоветовала бы Долгачеву минусы своего положения (а Новый театр все свои 28 лет жил трудно) превращать в плюсы. Когда провинциальные дурочки спрашивают у главного режиссера, заходят ли к нему в театр лоси (Новый драматический, как известно, пока – на Лосином острове), – не просто отвечать утвердительно, но вдохновенно сочинять истории «ребятам о зверятах». Когда московские снобы кисло объясняют Долгачеву, что театр в спальном районе – нонсенс (что, вообще-то, верно), не возражать, а упирать на местный патриотизм и «теорию малых дел»: ведь зал театра на последних премьерах полон и полон молодежи. Можно также рассказывать, что, скорее всего, к 30-летию театр получит новое здание на очень бойком месте – на Проспекте мира, прямо перед входом в метро ВДНХ.
Вообще-то, узнав, что В. Долгачев взялся руководить Новым театром, я мысленно окрестила режиссера самоубийцей. Потом даже с некоторой досадой подумала: как же всем этим режиссерам хочется славы и власти! Пусть безнадежное хозяйство, но мое.
Однако сегодня, видя, как у режиссера загорелись глаза, с какой гордостью он хвастает своей молодежью, как жадно строит планы на будущее, хочется думать иначе: а вдруг это и есть его главный шанс? Может, В. Долгачеву, проведшему 10 лет в ленивых раскидистых кущах МХАТа, и надо было уйти оттуда навсегда, чтобы, наконец, сыграть в «свою игру»? В общем, если у человека есть цель, хочется, чтобы он ее поразил.
Жизнь с «Идиотом»[10]
Двадцатые числа сентября прошли в Москве в пространстве Достоевского. По каналу «Культура» повторяли последний фильм Ивана Пырьева «Братья Карамазовы». В Новом театре сыграли премьеру Вячеслава Долгачева «Настасья Филипповна», а в Центре на Страстном студенты Мастерской Григория Козлова, питерцы, показали «Четыре сцены из жизни Льва Николаевича Мышкина». Так назывался их дипломный спектакль, но за 4 часа сценического времени они прочли зрителю весь роман «Идиот». Три впечатления опровергли три устойчивых заблуждения новейшего времени, что зритель в нашем театре не должен и, главное, не хочет «работать», что психологическая игра – не современное занятие, а психологическая школа пребывает в закономерном упадке, что эта «работа» и эта игра, если они связаны с мрачным писателем Достоевским, не могут принести радость.
Фильм 1968 года, законченный после смерти Пырьева сорокалетними Кириллом Лавровым и Михаилом Ульяновым, не выглядел поблекшим. Снятый почти целиком в декорациях, а не на натуре, фильм-спектакль, он все еще сражает мощным потоком «реализма действительной жизни» и очень русскими, надрывными страстями этой жизни, «тяжелой, но не копеечной» (Ф. Достоевский). Многие роли в фильме (особенно у К. Лаврова, М. Ульянова, А. Мягкова, М. Прудкина) кажутся сыгранными идеально, навсегда сросшимися в нашем воображении с героями Достоевского. А все кино в целом напоминает живописную фреску о том, какова сердцевинная, провинциальная «скотопригоньевская» Россия (живая, видимо, до сих пор), о том, как велика, дика и безобразна бывает степень падения русского человека и как непредсказуем, нелогичен и чист его взлет. Сто раз прав Митя Карамазов: широк русский человек, не мешало бы сузить. Хотя сузишь, и выйдет еще что-нибудь безобразнее.
Спектакль у В. Долгачева вышел странный. Наверное, не для всех. В высшей степени непрактичная затея. Репетировали полтора года, играют в комнате, для 50 человек, за «четвертой стеной». Сыграли 10 раз подряд в сентябре, сыграют в том же режиме в феврале и еще раз в конце сезона. За год это посмотрят тысячи полторы человек. Капля в море для девятимиллионного города. Однако многим и по многим причинам я бы посоветовала испытать себя таким образом. Хотя бы потому, что это спектакль с длинной биографией. 40 лет назад семиклассник Слава Долгачев испытал шок от игры И. Смоктуновского – Мышкина в легендарном спектакле Г. Товстоногова. История о том, как московский школьник один приехал на сутки в Ленинград и сумел прошмыгнуть без билета в оцепленный милицией БДТ, стоит того, чтобы быть рассказанной отдельно. 30 лет назад уже молодой режиссер Долгачев увидел другого «Идиота» – в Старом театре в Кракове. Его поставил Анджей Вайда для двух своих любимых актеров Яна Новицкого (Рогожин) и Ежи Радзивиловича (Мышкин). Помня неожиданный режиссерский ход Вайды – роман о роковой страсти рассказан задом наперед, от конца к началу, и только двумя героями, Рогожиным и Мышкиным, коротающими ночь у тела убитой Настасьи Филипповны, – В. Долгачев придумал свою «Настасью Филипповну». «Опыт» – настойчиво называют спектакль он и его актеры, один Рогожин, Андрей Курилов, и два Мышкина: Михаил Калиничев и Никита Алферов играют по очереди. Проделали они этот опыт прежде всего над собой. Это и задевает, и вызывает профессиональное уважение. Современный театр нечасто ставит перед собой трудные задачи и редко совершает поступки.
События многонаселенного романа припоминаются, проигрываются. А структура воспоминания импровизируется. Могут играть час, два, как душа поведет. Держат в уме весь роман, естественно, «прожитый» на репетициях, но всякий раз выстраивают сюжет по-разному и по-другому: Рогожин – ища оправдания необузданной страсти, Мышкин – беря на себя вину за все грехи мира, Рогожин – ища сердце, с которым можно разделить невыносимую боль, Мышкин – становясь собеседником грешника, как это с ним часто случалось на протяжении всего романа. Войдя в пространство квартиры Рогожина (со вкусом воссозданное М. Демьяновой), сощурив глаза на рассвет из-за настоящего окна, прошагав комнату по скрипучим половицам, тронув кружево платья, брошенного на стул, эти двое переворачивают песочные часы и, остановив реальное время, начинают творить свое. Безумно трудная задача для актера. И технически, и душевно. Особенно для русского актера, привыкшего к писаному тексту и закрепленным мизансценам. Задача, возвышающая его в собственных глазах. Да и зрителя, который уже сам поверил в себя, как в дурака, которого в театре надо развлекать, задача эта тоже возвышает. Помогает «в точку мысли собрать». Оказалось, «мыслить Достоевским», как назвал это Ян Новицкий, игравший Рогожина 8 лет, – не нудно, не скучно, безумно увлекательно и даже полезно: «Его можно и не играть, достаточно вложить в его слова собственные проклятые вопросы». А вот, поди ж ты, попробуй.
10
Планета Красота. 2008. № 9-10.