За чертой

Не успели мысли о застолье отступить, как Михаил увидел перед собой четверых молодых людей. Все как один в бомберах и берцах, с обритыми наголо головами. Михаил и раньше встречал скинхедов, и сразу старался ретироваться в людное место или поднять шум, обращая на себя внимание прохожих. А то и вовсе приходилось обращаться к милиционерам, являвшимися куда меньшей угрозой, чем отмороженная молодежь, считавшая бродяг недостойными жизни, но сегодня молодчикам удалось застать его врасплох.

Почувствовав решительный настрой скинхедов, Михаил даже не пытался пошевелиться, все еще храня надежду отделаться малой кровью.

– Вставай, сучара, – проговорил скинхед с кривым, видимо, выдержавшим не один удар носом.

– Бить будете? – чуть слышно произнес Михаил.

– В тебе здоровья грош, убогий, давай бабло! – проговорил другой.

Михаил на секунду прикинул, что к чему, и, поняв, что деньги можно заработать снова, вынул заветные три сотни и протянул их вверх, не подымаясь с места.

Один из парней вырвал деньги, смачно сплюнул на пол и саданул кулаком в скулу Михаилу. Бродяга взвыл.

– Заткнись, бомжара, – прокричал один из парней. – Это все?

– Клянусь богом.

– Точно? А если найду?

– Клянусь богом, это все деньги.

– Что-то ты часто своим грязным ртом Бога вспоминаешь, – проговорил горбоносый. – Пойдем на улицу, потолкуем.

Михаил поднялся, прикинул шансы убежать и в ту же минуту был подхвачен под руки и почти внесен вверх по лестничному переходу. Михаил обреченно пошел в сопровождении скинхедов, ежесекундно озираясь по сторонам в поисках милицейского патруля.

Вскоре вокзальная площадь сменилась железнодорожными путями, и скинхеды завернули в закоулок меж одноэтажных складских построек.

С ходу Михаил получил удар ногой и упал, распластавшись на земле.

– Не бейте, Христом Богом молю, – взревел бродяга, встав на колени перед обидчиками.

– Ты что, от нас прятаться решил, сучара? Долго ты бегал.

– Простите, простите меня, Богом молю.

– Не упоминай имя Господа всуе, – проговорил один из обидчиков, и в следующее мгновенье последовала серия ударов ногами.

– Как накажем этого бегуна? – обратился горбоносый к своим товарищам, а после, не дожидаясь ответа, подошёл к стоящей рядом разрушенной хибаре, отломал пару досок и, вытащив из них несколько длинных гвоздей, вернулся к Михаилу.

– Сейчас я приближу тебя к Господу, раз ты так часто его вспоминаешь.

– Не надо, – заревел Михаил, но град ударов вновь посыпался на бедолагу.

Молодчики пинали ногами, били руками и отрывали куски одежды до тех пор, пока Михаил не очутился на земле обездвиженный, в чем мать родила.

Он почувствовал, как его перевернули на спину, после увидел кирпич, мелькнул ржавый гвоздь, и резкая боль пронзила все тело. На губах отчетливо ощущался металлический привкус крови, крик отчаянья вырвался из глотки и тут же был приглушен подошвой сапога.

– Это еще не все, сука, терпи, как Бог терпел, – проговорил горбоносый скинхед, заглянув так глубоко в глаза жертвы, что, должно быть, увидел душу. Именно этот взгляд и запомнился Михаилу, отложился где-то глубоко в памяти и еще много раз снился в кошмарах.

Вскоре силы и сознание покинули и без того ослабшее тело. На мгновенье им овладело осознание всей нелепости происходящего. Безумие мира, в котором человека могут лишить жизни лишь за то, что он не похож на других. И лишь его нынешнее низкое социальное положение дает душегубам право на убийство, они даже не задумываются, что лишают жизни человека. Михаил будто бы ушел в пространство, взглянул на себя со стороны, на мгновенье примерив роль фантома. Казалось вместе с кровью из тела утекает и жизнь. Странные ритмичные стуки, похожие на монотонный перезвон церковных колоколов, отбивали ритм сердца, с каждым мгновеньем удлиняя интервалы ударов, норовя и вовсе заглохнуть без должной встряски.

Но она все не приходила, да и нужна ли она была, может, лучше закончить жалкое существование в убогом обличии? Михаил приготовился умереть, но у судьбы на его счет были другие планы.

Работник пути, в чью профессиональную обязанность входит обход железнодорожных рельсов, промерзнув должным образом, решил на пару минут отделиться от рабочей бригады и завернуть в укромный уголок, дабы там в гордом одиночестве опустошить приготовленный утром чекланчик с горючей жидкостью, впустив в свое тело столь нужное заветное тепло.

Рука потянулась под телогрейку, где в нагрудном кармане у сердца лежал столь нужный пузырек. С ходу завернув за угол, скинув на землю крышку бутылки, рабочий шумно выдохнул и, прищурив от удовольствия глаза, решил в один глоток покончить с пойлом, как взгляд его остановился на лежащем в озере крови истерзанном человеке. Бутылка выпала из ослабшей на мгновенье руки дорожного рабочего. Пулей он бросился к товарищам и, отобрав у опешившего бригадира рацию, сообщил об ужасной находке в диспетчерскую, а после вновь вернулся к изуродованному телу уже в сопровождении коллег.

***

Михаил очнулся на полу в комнате. Рядом в кресле сидел Анатолий. Будто почувствовав пробуждение гостя, он, не поворачиваясь, заговорил:

– Видимо, это последствия отравления. Ты уж извини, что не уложил тебя на диван. Пойдем, – Анатолий порывисто поднялся с кресла и, не дожидаясь Михаила, вышел на улицу. Во дворе было темно, хоть глаз выколи, лишь слабая лампочка над крыльцом, как могла, разгоняла мрак ночи.

Анатолий закурил и указал вдаль.

– Складывай свою одежду в кучу вон на том пепелище и потом иди в душ, там хозяйственное мыло и бритва, приведи себя в порядок, а я пока подыщу для тебя чистую одежду.

Горячая вода обжигала тело, Михаил уже и забыл, как это приятно, за время своих скитаний он мылся только два раза, когда в город приезжал какой-нибудь значимый чиновник, милиция вычищала общественные места от бездомных, свозя всех в приемник, чтобы не портили вид города, а там санитарная обработка и водные процедуры были обязательными, побыв там один или два дня, Михаил сбегал, не любил он контроль, правила и строгий распорядок еще со времен детдома. Да и контингент в приемнике был поражающий своим разнообразием, по большому счету бомжи, калеки, кто без ног, кто без рук, для них там была гарантированная кормежка и ночлег и хоть какой-то шанс дожить остаток дней в человеческих условиях.

Приведя себя в порядок, Михаил вышел из душа и увидел на стуле, стоящем рядом, новую одежду – штаны и куртку защитного цвета. Михаилу они пришлись впору, как будто и были пошиты на него. Стоило Михаилу одеться, как появился Анатолий с машинкой для стрижки. Усадив гостя на стул, он аккуратно состриг его космы, а после позвал Михаила в дом, где на столе уже дымился картофель в мундире. Анатолий достал графин водки и, разлив по чуть-чуть, строго-настрого указал, что сегодня в честь приезда они выпьют, но более пьянство повторяться не должно, Михаил хоть и с трудом, но принял условия хозяина, деваться было некуда. За ужином Анатолий рассказал, что Михаил будет жить в соседнем домике, о том, что он сам когда-то бродяжничал, злоупотреблял спиртным и был на грани жизни и смерти, тогда его спас один хороший человек, работавший участковым милиционером в том месте, где жил Анатолий. Он и поселил его в этот дом, являющийся пасекой. Здесь Анатолий работает, ухаживая за пчелами. Милиционер сам приезжает редко, в основном по звонку, забирать мед, а когда бывает, и то в дом не зайдет. К сезону Анатолий нанимает еще рабочих, обычно это бездомные, и живут они в том самом домике, а как сезон заканчивается, каждый волен делать, что хочет.

– Я никого не гоню, они могли остаться и на зимовку, но кто-то, подзаработав, уезжает, а кто и вовсе сбегает, побоявшись работы, иногда с продукцией. Порядки здесь не строгие, но выполняться должны безоговорочно. Ты это учти! А сейчас давай спать, сегодня ложись на диване, а завтра в доме обустроишься.

Михаил, не раздеваясь, улегся на мягкий диван и закрыл глаза в надежде уснуть, но сон все не приходил. Множество мыслей прогнали его без следа. Михаил испытывал двоякое чувство, с одной стороны, он был рад, что его жизнь наконец-то может наладиться, он нашел хлеб, кров и возможность провести здесь какое-то время, подзаработать и, отблагодарив хозяина, вернуться к человеческому образу жизни. Михаил мечтал о большой семье, но ничего для этого не делал, и вот, кажется, появилась возможность. А с другой стороны, все свалилось как снег на голову, он давно не верил в безвозмездную помощь и не мог понять, для чего Анатолий его подобрал, а в запуганном с годами сознании роилась куча тревожных дум. Да и, ко всему прочему, слишком долго Михаил слонялся без дела и жил без каких-либо правил и теперь боялся, сможет ли он найти в себе силы отказаться от бродяжничества и начать работать. Михаил долго и безуспешно пытался прогнать из головы множество страхов и сомнений и не заметил, как рассвело. С зарей запели петухи, и лишь Михаил уснул, его разбудил голос Анатолия: