За чертой

Из аптеки Анатолий вернулся с растворами для капельницы, витаминами и абсорбентом. Вскоре появился шепелявый. Вместе они переодели Михаила, Анатолий приготовил раствор и, протерев место под укол спиртом, под жадным взглядом шепелявого спрятал пузырёк крепкой жидкости и поставил Михаилу капельницу.

Подстелив картонку, Анатолий уселся на пол подле своего пациента. Шепелявый подсел рядом и, достав две бутылки пива, протянул одну Анатолию, тот принял напиток, открыл зажигалкой крышку и, сделав глоток, поставил бутылку подле себя.

– Про пиво ты ничего не говорил, – отхлебнув полбутылки и смачно рыгнув, проговорил шепелявый. – А ты это, я смотрю, в медицине шаришь? Никак врач?

– Нет, не врач. Мамка у меня медсестрой была, всю жизнь проработала в больнице. Я часто к ней на работу приходил после школы, она меня и учила всему, что сама знает, хотела, чтобы я врачом стал. Но, увы, обстоятельства, – Анатолий погрузился в воспоминания, глотнул пива и, закурив «Приму» без фильтра, закашлялся.

– Хорошо получается, что я после кормежки на место Мишки попрошайничать пошел, тебя встретил, а то я, признаться, уже парня мысленно схоронил, – нарушил затянувшееся молчание шепелявый.

– Тебя как звать-то? – проговорил Анатолий.

– Гришка, но ты зови Шепелявый, все так зовут, я привык уже!

– А я Толик. Думаю, это ему помочь должно, он молодой еще, организм справится. Правда, еще два-три раза прокапать его придется.

Анатолий в один глоток допил пиво и, порывисто поднявшись, подошел к Михаилу, отсоединил капельницу и проговорил:

– Ты вот что, Шепелявый, последи за ним. А я по делам, вечером загляну, еды ему принесу.

***

Анатолий, как и обещал, появился вечером и застал Михаила пробудившимся, но все еще лежащим на импровизированном ложе. Глаза бродяги засияли при виде знакомого лица.

– Выглядишь ты ни к черту.

– И чувствую себя так же, – ответил Михаил.

Анатолий вновь поставил Михаилу капельницу и сел подле.

– Помрешь ты здесь, жалко тебя, молодой ведь совсем. Ещё жить да жить. А здесь хуже собаки существуешь. Этот-то, – Анатолий указал рукой на Шепелявого, – уж конченый, а у тебя жизнь впереди.

В ответ Михаил лишь тяжело вздохнул.

– Я живу за городом, всего-то 60 километров, у меня есть большой дом, пасека, огород, мне не хватает рабочих рук. Если хочешь, я могу забрать тебя с собой, дам бесплатное жилье, буду платить за работу. Выходишься, пару месяцев поживешь, а там уж сам решай, как быть дальше.

Михаил не помнил, чтобы кто-то ему предлагал что-нибудь дельное в жизни, не говоря уже о каких-то проявлениях заботы. В любом случае он решил ухватиться за этот шанс, ведь вернуться назад никогда не поздно.

Глава 3

Взгляд Михаила невольно устремился в окно, больше здесь смотреть было не на что. Напротив сидела ничем не примечательная старушонка, все время охала и сморкалась в выцветший носовой платок. Рядом с ней расположился пьяный деревенский мужик в ватнике и скошенной набок шапке-ушанке, от здоровяка исходил лютый перегар, он с трудом справлялся с задачей усидеть ровно, то и дело норовя пристроить голову на плечо старушке, на что та резким движением вполоборота разворачивалась, здоровяк просыпался и сурово надув губы, будто ребенок, у которого отняли конфетку, озирался по сторонам в поисках обидчика, пока снова не проваливался в беспокойный сон. Михаил устремил взор в окно, силясь разглядеть сквозь непроглядную тьму хоть что-то. Мимо то и дело проплывали огни одиноких семафоров, освещавших живую стену деревьев, принимавших причудливую форму под неверным светом дорожных огней. С момента отправления электрички Анатолий не проронил ни слова, находился где-то в глубине мыслей и лишь изредка поглядывал на ловкую старушонку.

Михаил не решался с ним заговорить, а может быть, и не хотел. Он лишь смотрел на ночной лес и задавался вопросом, что скрывается за этой непроглядной тьмой.

Именно такой же тьмой ему казалась дальнейшая судьба, он не знал, что с ним будет завтра, но отчаянно вглядывался вперед, подобно морякам, смотрящим в густой туман, хранящим в сердце надежду, что где-то за ним ждет родной берег, прекрасно понимая, что там может скрываться и айсберг, коварно затаившийся во мгле в ожидании добычи.

Электричка сбавила ход, подала пару гудков, и вскоре за поворотом показалось несколько освещенных дворов, а вслед за ними из темноты появился перрон с покосившимся деревянным домом смотрителя.

Сидящая напротив старушка заметно оживилась и принялась собирать котомки, а после, люто выругавшись на пьяного соседа, начала что было сил его тормошить, покрывая последнего всеми бранными словами, услышанными за длинную жизнь.

Алкаш в ответ лишь виновато моргал, но поняв, что происходит, поднялся и, забрав из рук женщины котомки, отправился к дверям.

Взор бабушки обратился к Анатолию.

– Уж простите моего сынка, пьет беспробудно, – с этими словами старушка удалилась вслед за нетрезвым чадом. Анатолий потеребил Михаила за рукав и чуть слышно проговорил:

– Это наша станция, – а после поднялся и направился к выходу.

Вскоре, издавая протяжный металлический скрежет, электричка остановилась, и Михаил неохотно шагнул из освещённого вагона во мрак неизвестности.

Прохладный воздух принял пассажиров в крепкие объятия. Михаил натянул шапку и запахнул куртку, опоясавшись ремнем, ибо половина пуговиц на тулупе отсутствовала.

Неожиданно дурная привычка превратилась в навязчивое желание.

Анатолий будто почувствовал это и достал из-за пазухи бутылку пива, отглотнул напиток и передал емкость Михаилу, жадно принявшему пойло, осушив в один глоток остатки спиртного и швырнув бутылку в кусты.

Анатолий покосился на Михаила, что-то проговорив о природе и мерзких крысах, ее загрязняющих, но Михаилу было все равно. Алкоголь приятно обжигал пустой желудок и, изрядно опьянив, придавал сил. Так что Михаил молча следовал за своим провожатым.

Шли они с полчаса в обход деревни, держась ближе к опушке леса. Михаилу начало казаться, что они ходят кругами и никогда не доберутся до места, как Анатолий остановился и указал рукой вдаль. В стороне от домов на окраине деревни виднелся силуэт двухэтажного деревянного дома. Немного пройдя, они уперлись в ветховатый забор из валежника, Анатолий отогнул одну из палок и отошел в сторону, пропуская Михаила вперед. Пройдя огородом, они очутились на пороге покосившегося от старости домишки. Анатолий так же молча отворил дверь и, отойдя в сторону, пропустил гостя.

Михаил проскользнул в темный коридор, полный плотного застойного воздуха, вытесняя из него залежавшийся мрак, давивший всей массой на любого, кто рискнет сюда войти.

Хозяин прошел следом и, усевшись на деревянный табурет, снял сапоги и молча уставился на гостя.

Михаилу стало не по себе от такого взгляда. Была в нем какая-то необъяснимая угроза, но каждодневно ловивший на себе сотни ожесточенных взоров проходящих мимо людей бродяга попытался списать это на тяжести пути. Не хотелось Михаилу думать, что у нового знакомого может быть подобный взгляд, но будучи опытным бездомным, он, подобно уличному псу, научился определять степень исходящей от посторонних угрозы, глаза говорят о многом, ведь это зеркало души. А по-другому было и не выжить в этом опасном мире, где каждый прохожий может являться настоящей угрозой. Бывало, конечно, что многие впоследствии меняли гнев на милость и даже подавали бедолаге мелочевку. Но именно с этим взором он не ошибся, ему уже однажды приходилось встречать что-то похожее: ненависть, злобу, жажду крови. Вот и сейчас он даже сквозь непроглядный мрак почувствовал остановившийся на себе взор хищника, и по спине пробежали мурашки. На мгновенье страх охватил все тело, обездвижил, лишая любой возможности на спасенье. И в голову отчетливо вернулись ужасные события давно минувших дней, будто это происходило сейчас.

***

В один из ничем не примечательных дней Михаил как обычно сидел на своем привычном месте в подземном переходе, расположившись на накрытом картонкой небольшом куске фанеры, подостланном на холодный гранитный пол. День этот особенно запомнился Михаилу, он был предпраздничным, перед Рождеством, и оказался довольно прибыльным. Рассчитавшись с поборниками, собирающими дань с бомжей за возможность располагаться в хорошем людном месте, Михаил радовался, что удалось оставить себе несколько соток, и к вечеру скудный сухой ужин вполне можно будет разбавить бутылкой водки.