Страница 7 из 17
Х. Айец. Бракосочетание влюблённых. 1823.
Дидактическая направленность этих рассуждений Ахмадулиной очевидна. Но главное заключается в другом: экспериментальный подход к шекспировскому произведению включает читателя в сферу философско-эстетических обобщений.
Само размышление о трагедии и трагическом нельзя представить без осознания случайного и закономерного и их роли в жизни. Вспомним сюжет «Ромео и Джульетты»: достаточно было бы какой-то случайности для того, чтобы избежать печального финала (не было чумы, карантин не помешал монаху, аптекарь не даёт Ромео яда и т. п.). Причём вариантов «исправления» сюжета в духе «happy end» немало. Но эти варианты бессмысленны, ибо они «уничтожают» произведение, лишая его философско-психологического нерва.
Как бы ни преуменьшалось влияние искусства на действительность, необходимо утверждать следующее: это влияние присутствует, оно – сама реальность. Каким можно представить себе сознание людей, да и культуру последующих эпох, если бы на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков не появились шекспировские трагедии?
Какой же смысл вкладывает Б.А. Ахмадулина в слово «блаженство»? Это постигнутая на языке образов и лично пережитая каждым читателем и зрителем трагическая правда бытия, это необходимый жизненный опыт, передаваемый из глубины веков последующим поколениям, опыт, помогающий избежать страшных ошибок, опыт, гармонизирующий отношения между людьми.
Позиция Джульетты, говорящей: «Мы – длительней небес, прочнее лун», и позиция поэтессы совпадают. Само тире, совершенно необязательное здесь с точки зрения норм русской пунктуации, может восприниматься как графический знак, символ неостановимого движения времени, жизни вечной.
Герои трагедии не умирают. Понимание этого уже есть блаженство.
Инвектива и сатира
В последнем случае главное – отрицание тех явлений современной жизни, с которыми автор никак не может смириться и которые он обличает или высмеивает.
Инвектива представляет собой открытое обличение пороков социальной действительности. Художественные ресурсы комического в этом случае не используются поэтами, о чём свидетельствуют и произведения, входящие в соответствующую группу: «Властителям и судиям» Г.Р. Державина, «Деревня» (вторая её часть) А.С. Пушкина, «Смерть Поэта» М.Ю. Лермонтова, «Не то, что мните вы, природа…» Ф.И. Тютчева, «Читатели газет» М.И. Цветаевой.
В лексику этой группы входят такие слова, как инвектива, обличение, отрицание, ненависть, негодование, гнев, порок.
Если в первой части стихотворения А.С. Пушкина «Деревня» (1819) постоянно о себе напоминает идиллическая тональность («пустынный уголок», «приют спокойствия, трудов и вдохновенья», «мирный шум дубров, «сей тёмный сад с его прохладой и цветами», «двух озёр лазурные равнины» с парусом рыбаря, «во влажных берегах бродящие стада», ощущение Блаженства, «уединенье величавое», зреющие в душевной глубине творческие думы), то содержание второй части, резко противопоставленной первой, определяет ненависть к страшным проявлениям крепостного права:
В этой части пушкинского стихотворения олицетворение служит обличению. Например, абстрактные понятия показываются как живые существа: «Барство дикое» присвоило себе «и труд, и собственность, и время земледельца», а «Рабство тощее влачится по браздам неумолимого владельца». Даже эпитет, поставленный поэтом рядом со словом «Рабство», помогает читателю лучше представить, увидеть картину крепостного права в социально-экономическом ракурсе.
Такие антитезы, как «девы юные» – «бесчувственный злодей», «младые сыновья», «хижины родные» – «измученные рабы», усиливают сочувственное отношение читателя к жертвам обличаемого поэтом социального явления, которое попирает все нормы нравственности и с каждым новым поколением воспроизводится. Так и хочется, характеризуя эту систему жизни, употребить модное в наше время слово «матрица».
Нельзя пройти мимо финала стихотворения, написанного в романтической тональности:
Впечатляет образ Зари, столь характерный для декабристской поэзии и символизирующий торжество Свободы. Конечно же, ни о каком отрицании монархической власти здесь не говорится – провозглашается идея просвещённой монархии, ведь рабство должна пасть по воле самого царя.
Но впечатляет и вопросительная интонация, которой завершается пушкинское стихотворение. Поэт не уверен, что это произойдёт! Хотя надежда, пусть и слабая, спасает человеческую душу в самых трудных жизненных ситуациях, помогая ей преодолеть отчаяние.
А чувство отчаяния, так ярко выраженное поэтом, определяет содержание его стихотворения, построенного на резкой смене идиллической тональности тональностью, которую мы обозначили словом «инвектива».
Как писал Ф. Шиллер, «в сатире действительность, как некое совершенство, противополагается идеалу как высшей реальности». Причём сатира непосредственно связана с комическим, суть которого в своё время очень точно сформулировал Н.Г. Чернышевский: «Внутренняя пустота и ничтожность, прикрывающаяся внешностью, имеющей притязание на содержание и реальное значение». Осмеяние пороков социальной действительности мы встречаем, например, в таких стихотворениях В.В. Маяковского, как «Гимн обеду», «О дряни», «Прозаседавшиеся», «Подлиза».
Лексика такова: сатира; сатирический; обличение явлений, препятствующих установлению или бытию идеала; осмеяние; комизм, комическое, ирония, сарказм, гиперболизация, гротеск.
В стихотворении В.В. Маяковского «Прозаседавшиеся» (1922) обличается бюрократизм, точнее, склонность чиновников к бесконечным заседаниям.
Но в центре внимания оказываются переживания лирического героя, который никак не может встретиться с товарищем Иваном Ванычем. Этот чиновник пропадает на заседаниях, отличающихся «разнообразием» тем и «жанров» («объединение Тео и Гукона», «покупка склянки чернил Губкооперативом», заседание комсомола, заседание «А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома»). При этом автор подчёркивает бессмысленность, абсурдность всех этих сборищ, используя приём гиперболы.
Психологическое напряжение усиливается за счёт четырёхкратного повтора одной и той же ситуации: несчастный, уставший от законов бюрократического мира герой появляется в приёмной начальника и получает от ворот поворот. Наконец он, не выдерживая этого кошмара, «взъярённый», врывается на заседание «лавиной», «дикие проклятья дорогой изрыгая», и видит картину в духе «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина: на заседании сидят «людей половины».