Страница 9 из 15
Александр Шейнин и Владимир Патрушев. 1961 г.
Иногда учишься у своих друзей. В техникуме параллельно со мной на другой специальности учился Сашка Шейнин, но интерес у нас был один, мы вместе были влюблены в одну девочку Девочка никого из нас не выбрала: ни еврея Сашку, ни русского Вовку, но благодаря отвергнутой любви мы подружились. Он ввел меня в круг меломанов, своих друзей. Мы слушали классическую музыку, рассказывали о композиторах. Я стал коллекционировать пластинки с классикой, которые в те времена были жутким дефицитом. Так благодаря Сашке я стал меломаном, и мы даже с ним выиграли два конкурса в программе Всесоюзного радио «Музыкальный час для молодежи». Что удивительно, по прошествии времени я стал кинорежиссером, а Александр Наумович Шейнин – заместителем председателя Удмуртского комитета по телевидению и радиовещанию. Я после Дальтелефильма ушел преподавать в ДВГУ, а Сашка – В Удмуртский государственный университет.
Михаил Иванович Каширин
Большое влияние оказал на меня Михаил Иванович Каширин, мастер нашего курса в Дальневосточном институте искусств (ныне Академия искусств). Замечательный педагог, тонкий психолог, умный режиссер. Его занятия отличались редким артистизмом и элегантностью. О нем и своей Alma mater расскажу в отдельной главе.
Еще один учитель. Коля Юрченко, однофамилец Семена, инженер, конструктор, технарь. В конце 70-х я ушел со студии и пошел на завод работать по своей первой специальности технологом. Перерыв в 15 лет был ощутимым, но я быстро набирал форму. Думаю, что в процессах создания кинофильма и написании технологии изготовления детали есть много общего. Тяга к конструированию и изобретательству у меня была всегда. И с первых шагов пытался что-то совершенствовать, улучшать, ломать, но меня остановил Коля Юрченко.
– Понимаешь, старик, можешь нарваться на изобретение велосипеда. Прежде чем рацпредложения кидать, сначала все изучи досконально, а уже потом совершенствуй.
Это был первый урок, а второй, не менее важный – не откладывать решение вопросов на завтра. Слово «завтра» на производстве не существует, умри, но реши проблему сегодня. Наверно, так должно быть в любом деле. Тем не менее несколько рацпредложений я все-таки внедрил в производство.
Ну а всяким разным киношным премудростям меня обучал Юрий Павлович Шепшелевич, которого по-дружески звали Шип. Мой крестный отец в кино.
Кадр седьмой
Шип
В первый год работы на студии я довольно быстро одолел азы телевизионного ремесла. Моему непосредственному шефу, режиссеру Владимиру Ивановичу Игнатенко, которого в глаза звали просто Володя, а за глаза Игнат, на второй месяц службы я оставлял мало работы.
Юрий Шепшелевич. 1989 г.
Мы с ним готовили выпуски новостей, которых ежедневно выходило три:
«Последние известия» в начале программы (всесоюзные новости), «Теленовости» в середине вещания, и завершал программу «Глобус» – подборка сюжетов иностранной кинохроники. Так что в 10 часов мы приходили на работу и уходили домой в полночь. Всю подготовительную работу: монтаж пленок, подборку картинок, репетицию обчитки сюжетов с дикторами делал я. Игнат приходил только на эфир. Надо отметить, что работал он на эфире четко, даже красиво. Вещание было прямое – сразу в эфир, оплошности назывались браком, а брак грозил наказанием. Если не вычетом из без того мизерной зарплаты, то строгим раздолбоном. Так вот, я не помню, чтобы Игнат хоть раз ошибся в эфире. А проработал я под его началом год. Второй год бродил по редакциям, а на третий попал к Шипу в киногруппу.
Поначалу Шип был для меня привидением. Слухи о нем бродили по всем редакциям: с кем-то завел интрижку, кому-то набил морду или кто-то ему набил морду – самые невообразимые истории. Но самого Шипа я не видел, он находился на съемках в Дальнегорске, где создавал новую документальную ленту «Человек идет в гору».
Небольшая предыстория. В 1964 году я еще работал на заводе, ходил в драматический кружок при Дворце культуры железнодорожников, а потом и в драматическую студию при Институте искусств, которую вели Вета и Эдик Тополаги. Работники телевидения, а тем более кино, были для меня небожителями. Помню летом 64-го, я присутствовал на съемках эпизода свадьбы для какой-то картины. Все было обставлено с помпой: подъемник в роли операторского крана, милицейское оцепление, массовка. Высокий режиссер с рупором в руках, высокий красивый блондин оператор и много всяких помощников. Тогда все играли в большое кино.
Так вот, Эдик Тополага был ассистентом режиссера у самого Шипа – Юрия Шепшелевича, одного из ведущих режиссеров киногруппы Владивостокской студии телевидения.
– Туда, наверное, по большому блату попадают? Любого с улицы не возьмут, – спросил я у Эдика в перерыве между репетициями.
– А ты попробуй. Не боги горшки обжигают…
Вот тогда я и пошел к Бусыгину проситься в ассистенты режиссера или оператора, а он отправил меня к Соболю. Теперь я уже знал, что высокий режиссер – это Андрей Ключников, стажер из ВГИКа. Блондин-оператор – Леопольд Борисенко, с которым мне в недалеком будущем предстояло работать. А снимали они эпизод к фильму-концерту «И поведет нас песня». В то время студиям вменяли в обязанность снимать концертные номера, нынче их бы называли клипами. Но за съемку концертных номеров ничего не платили. Гонорар полагался только создателям сюжетных фильмов-концертов, да и то – только авторам сценариев. А потому зачастую режиссеры сами писали сценарии для собственных фильмов-концертов. Главным создателем таких фильмов на студии был Шип. Фильмы были замечательные. Сделанные с большой выдумкой и насыщенные оригинальными комбинированными кадрами, они намного по изобретательности опережали тогдашнюю телевизионную продукцию. Он уже тогда, один из немногих, снимал не простенькие концертные номера, а полноценные музыкальные клипы, как их сейчас называют.
После одной из ночных съемочных смен фильма «Вечерний эстрадный» я и увидел его впервые. Невысокого роста, с непокорной рыжеватой шевелюрой, с такими же торчащими рыжеватыми усиками, в очках с толстыми астигматическими линзами, через которые на тебя смотрели внимательные глаза. Иногда носом он издавал звуки, которые трудно передать печатным словом, вроде «кхх-кхх», будто продувал соринку, застрявшую в носу. Это он делал в моменты, когда сильно волновался.
А работали в ночную вот почему. Единственный павильон на всю студию был постоянно занят и расписан по часам. С утра и до технической подготовки студии к вещанию, с 9.00 до 18.00, шли репетиции передач. С 18.00 до 19.00 – подготовка вещания, С 19.00 до полуночи – само вещание, все в прямом эфире, и конечно, традиционный кинофильм. А с полуночи павильон занимали киношники, не каждый день, конечно, а только на съемочный период фильма. С 0 часов и где-то до 3 ночи монтировали декорации и оформляли площадку, потом шли репетиции и съемки… До 9.00 надо было разобрать декорации и освободить студию для текущей работы.
Он вышел из павильона усталый, но довольный, скользнул по мне равнодушным взглядом, кхыкнул носом и бросил через плечо оператору-блондину:
– Материал сразу в проявку… В 12 у нас выезд на дневную съемку.
Так что с первого взгляда Шип на меня никакого впечатления не произвел. Я следил за его работами и набирался опыта, ассистируя другими режиссерам. В принципе за два года я проработал ассистентом у всех режиссеров на студии, кроме Сани-Вани. На третий – меня позвал в ассистенты Шип.