Страница 248 из 326
— Уходи, — безупречно ровный тон.
Фон Вейганд стоит у камина. Спиной ко мне. Даже не оборачивается. В его позе не чувствуется никакого напряжения. Он расслаблен. И в то же время он точно статуя. Каменный.
— Алекс, — выдыхаю, глотаю непрошенные слезы.
Подхожу ближе. Подступаю вплотную. Обнимаю. Прижимаюсь всем телом. Обвиваю руками.
— Нет.
Отстраняет меня. Мягко, но четко. Спокойно. Уверенно. Без агрессии. Без раздражения. Обхватывает запястья, разводит руки в разные стороны, отодвигает подальше.
— Алекс, — повторяю сдавленно. — Пожалуйста.
Между нами лишь несколько ничтожных сантиметров. А впечатление такое будто нас разделяют целые километры. Тысячи. Миллионы. Миль.
— Врач сказал, что еще немного и тебе понадобилась бы серьезная операция, — глухо произносит он.
— Алекс…
— Мне жаль.
Фон Вейганд поворачивается. Медленно. Накрывает своей тенью. И на меня в момент накатывает ощущение неизбежности. Предательское оцепенение сковывает стальными цепями.
Но я мотаю головой.
Сбрасываю железные путы.
Чертово онемение. Шлю к черту.
А в камине трещат поленья.
Я протягиваю руку.
Я хочу коснуться.
Так сильно.
Так жутко.
Что пальцы колет.
— Мне жаль, я не довел дело до конца, — продолжает фон Вейганд.
— О чем ты? — еле шевелю губами.
— Врач осматривал тебя, а я думал только о том, чтобы снова тебе вставить. Вогнать до упора. Засадить по самые яйца и долбить, пока не сдохнешь. Пока не задохнешься от собственных воплей. Такая влажная. Окровавленная. Такая податливая.
— Лжешь, — выдаю чуть слышно.
— Я никогда тебе не лгу.
Он склоняется так, что мои пальцы соприкасаются с его кожей, дотрагиваются до щеки, соскальзывают ниже. К горлу.
Холодно.
Почему настолько холодно?
Не ощущаю никакого биения крови.
Отдергиваю руку, будто обжегшись.
— Иди отсюда, — говорит фон Вейганд. — Пока можешь ходить.
— Неужели ты все разрушишь? — закусываю губу, судорожно сглатываю. — Из-за одной дурацкой ошибки?
— Нечего рушить, — ровно произносит он. — Ничего нет.
Глядя в его глаза, понимаю — это правда.
Нет ни гнева, ни ярости. Нет страсти. Дикой ревности нет. Нет ни тени бешенства. И никаких привычных эмоций не замечено.
Пустота.
Бездна.
Все мои надежды — искусный самообман.
Я проиграла.
Раз и навсегда.
По-настоящему.
Нет никаких вторых шансов. Нет новых попыток. Нет другой жизни. Выхода нет. Убежать не выйдет. Даже уползти не светит. Только умереть.
Я вижу приговор.
В его глазах. В тех самых глазах, которые горели для меня. Пылали. В них уже нет огня. И слабой искры нет.
Лед.
Арктический.
Непробиваемый.
Безграничный.
Я отступаю. Еще не верю. Отвергаю. Отказываюсь. Не принимаю. Крадучись, шагаю назад. Подчиняюсь безусловном рефлексу.
Я держусь. Не бегу. Не пускаюсь наутек. По крайней мере, не сразу. Отхожу на безопасное расстояние, открываю и закрываю дверь.
Вроде бы недавно я уже была в отчаянии. Уже застывала на грани, хоронила мечты. Вроде бы недавно рыдала и взывала к тому, кто никогда не услышит.
Забавно.
Я встречала Армагеддон.
Заранее.
Я думала, конец — это убийство Стаса.
Но нет.
Конец — это убийство моей души.
Липкая волна страха накрывает с головой. Захлестывает и увлекает на дно. Затягивает в бурлящий водоворот.
Я срываюсь. Мчусь по темному коридору, не чувствуя собственных ног. Не чувствуя пульса, не чувствуя ничего вокруг.
Я врываюсь в комнату, запираю замок. Я хочу заорать, однако из горла вырывается лишь немой вопль. Я сползаю на пол. На бок. Сворачиваюсь в комок.
Падает занавес. Больше нельзя перематывать пленку. Кадры не обратить вспять. Не вырезать, не переснять. Финальные титры захватывают экран.
— Зверь чует страх, — говорит Андрей.
И я с ним полностью согласна.
Вот только как запретить себе бояться?
Дверь не просто захлопнута. Двери больше нет. Мне уже не достучаться. Ни до небес, ни до пекла. Стена несокрушима.
Гребаное дежавю.
С каждым разом все хуже и хуже.
По порочному кругу опускаюсь ниже. Погружаюсь в безнадежность. Окунаюсь в необратимость.
Я различаю его шаги. Безошибочно. Потому что ни у кого другого в мире нет такой громовой поступи. Я узнаю его среди любой толпы. Ведь как бы не походили на него остальные, он всегда и везде единственный.
Не Бог.
Не Дьявол.
Валленберг.
Моего фон Вейганда больше нет.
А может никогда и не было?
Может я сама себе все придумала. Наш идеальный роман. В красно-черных тонах. С металлическим привкусом на губах. С ароматом сигар и крепкого алкоголя. Боль и страсть. Сотни слов до сих пор невысказанных.
Я смотрю на свою ладонь.
Поворачиваю.
К свету.
Изучаю придирчиво.
Шрам на месте.
Не исчез, не пропал.
Змеится.
Где же ты?
Где.
Мой самый близкий человек на Земле.
Звон цепей. Кромешная темень. Сырость подземелья.
Я ступаю.
След в след.
За зверем.
— Девочка моя, — говорит фон Вейганд. — Что же ты наделала?
Склоняется ниже. Скользит пальцами по щеке. Едва прикасается, но я дергаюсь от боли. В его черных глазах вижу отражение своего собственного изувеченного тела. Глотаю слезы, глотаю дикие вопли, рвущиеся на волю.
— Прости меня, — роняю чуть слышно. — Я не хотела.
— Поздно просить, — произносит холодно. — Он не услышит.
— Кто?
Тот, кто режет тебя.
По живому.
Безжалостно.
Тот, кого ты жаждешь обнять.
Впаять в себя.
Впитать.
Несмотря ни на что.
Вопреки всему.
Против всяких остатков здравого смысла.
— Здесь только ты и я, — заявляю тихо.
Никого между.
Никогда.
Пауза.
Перебой.
Судорога.
Мое сердце качает кровь.
В твоих руках.
Живу.
И погибаю.
На грани.
И за гранью.
А ты мой чертов опиум.
Лишь взмах ресниц. Лишь слабый вскрик. Видение тает. Мираж рассеян. По углам прячутся мрачные тени.
Опять одна.
Опять схожу с ума.
Андрей прав. Мне стоит выйти из комнаты. Проветриться и развеяться, отвлечься от дурных предчувствий. Мне стоит бороться. Хотя бы из вредности.
Я еще дышу. Или делаю вид? Не столь важно. Главное — держать маску. И улыбаться. Даже если внутри ничего живого не осталось. Нельзя сдаваться.
***
Я таки покидаю свое укрытие.
Распахиваю дверь настежь. Смело двигаюсь вперед, рвусь в бой.
Трепещи, фон Вейганд.
Еще поглядим чья возьмет. Потягаемся. Померяемся силами.
Ну, ладно. Все происходит не совсем так.
Я действую гораздо скромнее.
Открываю и закрываю замок. Снова открываю и снова закрываю. Методично измеряю комнату шагами. Вдоль и поперек. Почти пинками выгоняю себя наружу. Выскальзываю в коридор. Ступаю осторожно. Крадучись. Держусь поближе к стене. Старательно пытаюсь слиться с интерьером. Лихорадочно оглядываюсь по сторонам, готовлюсь рвануть назад в любой момент.
За окном расцветает утро, а внутри меня паника бьет ключом. Адреналин зашкаливает. Нервы искрят.
— Господин Валленберг в отъезде, — раздается за спиной голос Андрея.
Подумать только. До этой секунды я и не подозревала, что способна совершить тройной кувырок в воздухе. Причем без всякой страховки.
— Неужели? — стараюсь прозвучать ровно, придаю лицу осмысленное выражение. — А я надеялась испортить ему завтрак.
— Вы ведь не завтракаете вместе.
— Но могли бы.
Облизываю истерзанные губы, пожимаю плечами.
— Так его еще нет? — спрашиваю тихо, практически шепотом.
Утвердительный кивок.
— А когда планирует вернуться?
Сутенер-зануда разводит руками.
— Вы же сказали, он уехал на несколько дней, — говорю, чуть прищурившись. — Прошла целая неделя. В чем дело?