Страница 244 из 326
— Читаю.
Он действительно берет темный блокнот, листает страницы, изучает неведомую мне информацию. Даже бровью не ведет.
— У тебя на столе коробка с…
Замолкаю.
Не могу заставить себя договорить фразу до конца.
— Так вот почему ты сказал про увольнение, — выдерживаю паузу. — По частям.
— Ты отвлекаешь.
— От чего? — срываюсь на истеричные ноты.
— От чтения.
— И что же там такого любопытного?
— Я озвучу, — кивает и зачитывает: — «Конечно, у меня есть друзья. У любого человека на свете найдется несколько друзей. Но я с ними лжива. Я лгу им обо всем. Я не открываю им свою душу, не хочу быть тем, что я есть на самом деле, не хочу, чтобы они видели меня плачущей от безысходности или меланхоличной. Они видят меня такой, какой я хочу себя показать. Они не догадываются, что это лишь скорлупа, а внутри я пуста».
— Какая-то полная хрень, — кривлюсь.
Издевается.
Точно.
Явно не его стиль.
Он не может такое читать.
Такое даже я не могу читать.
Что за чушь.
Убожество.
— Возможно, другой фрагмент придется тебе по вкусу, — фон Вейганд переворачивает несколько страниц, продолжает чтение: — «Встречались с Катей, ходили на выставку, прикалывались, вспоминали «Бригаду» (она играла «Космоса», а я «Белого»). Пели под музыку из «Бригады», кричали: «Уши мы прокололи вместе! И все проблемы мы тоже решаем вместе! Потому что мы бригада!», «Мы с первого сентября вместе!», «Кос просил купить кокса!» И дико смеялись. Завтра в школе контрольная по истории, будет совсем не смешно».
Меня терзают смутные сомнения.
Напрягаюсь, вглядываюсь в обложку блокнота.
— А вот еще один занятный отрывок, — невозмутимо продолжает фон Вейганд. — Жаль, я не обнаружил продолжения. Слушай: «Серж д’Эмаль привык повелевать. Его распоряжения выполнялись с самого детства. Его род был связан с родом короля. Его считали одним из самых привлекательных и завидных женихов Франции. Его власть охватывала все государство».
Шумно втягиваю воздух.
Кулаки сжимаются.
Инстинкт превыше всего.
— Этот Серж крутой парень, — листает блокнот дальше. — Я бы еще о нем почитал. Только нечего.
Я срываюсь.
С цепи.
Ярость затапливает.
От и до.
Самое нутро.
Я не думаю о последствиях. Не рефлексирую, не медлю. Я вообще себя не контролирую, не управляю собственным телом.
Вскакиваю на ноги, бросаюсь вперед. Через стол. Лечу как шальная пуля. Цепляюсь за блокнот, сжимаю обложку. Дергаю изо всех сил.
Фон Вейганд не отпускает, не позволяет вырвать компромат.
Зверею. Теряю берега. Честь не отстаиваю так, как этот измученный годами артефакт. Ни пяди врагу. Рычу как чокнутая.
Перебираюсь через столешницу, забираюсь на колени к фон Вейганду.
Впиваюсь в обложку, тяну на себя. Царапаюсь, кусаюсь.
Полностью погружаюсь в безумие. Alter ego. На волю.
Борьба. Не на жизнь. Не на смерть.
Борьба. За себя.
Сражаюсь как одержимая. Ловко орудую локтями. Лягаюсь. Ослепленная адреналином, сопротивляюсь до конца. Не оставляю никаких шансов своему сопернику.
Поразительно, на что способен человек, когда терять уже нечего. Когда сожжены все мосты. Когда воздушные замки разрушены.
В клетке со зверем.
Не спастись. Не выжить.
Никому. Никогда.
Если только самому им не стать.
Если не ударить первым.
Дикий вопль вынуждает отпрянуть.
Боль пополам с удивлением.
Отшатываюсь назад.
Оглушенная. Пораженная. Обесточенная.
Застываю. На месте преступления. Вжимаюсь в край стола. Сжимаю блокнот в трясущихся руках. Прижимаю к груди как самый ценный клад.
Я едва понимаю, что происходит. Я знаю только одно: в этот раз кричала не я. Не из моего горла вырвался утробный возглас.
Фон Вейганд поднимается, накрывает мрачной тенью.
Хочу отступить хотя бы на шаг. Отодвинуться. На миллиметр.
Однако отступать некуда. Совсем.
Он прижимает ладонь к лицу.
Почему?
— Хороший удар.
С трудом разбираю его фразу.
Это больше похоже на рычание.
Монстр нависает надо мной.
Опаляет горячим дыханием.
Обдает жаром.
— Что? — спрашиваю сдавленно. — О чем ты?
— Давай еще, — бросает хрипло. — Повтори.
— Я не… я.
Фон Вейганд отводит ладонь. В сторону. И припечатывает тяжелым взглядом. Буквально прибивает к столу. Гвоздями.
— Ударь, — приказывает отрывисто.
— Не понимаю, — нервно дергаюсь, отрицательно качаю головой.
— Ударь меня.
Его правый глаз наливается кровью. Стремительно. В считанные мгновения. Кожа вокруг темнеет. С каждой прошедшей секундой.
Сильнее вжимаюсь в стол. Мечтаю стать предметом мебели.
Мой локоть подозрительно ноет.
— Прости, я… — запинаюсь. — Я случайно.
Не верю.
Невозможно. Нереально.
Как?!
Абсолютно иррационально.
Я что и правда сделала это?
Врезала фон Вейганду.
Локтем.
Прямо в глаз.
Со всей дури.
— Извини, — бормочу надтреснутым голосом.
Подаюсь порыву, подаюсь вперед.
— Ударь меня, — рычит он, почти касается моих израненных губ, сдавливает плечи своими не ведающими пощады руками, встряхивает будто куклу. — Ударь. А лучше — убей.
— П-почему? — задаю очередной идиотский вопрос.
— Потому что я не остановлюсь, — криво ухмыляется. — Я буду насиловать тебя каждую ночь. Я пропущу тебя через такие извращения, что ты возненавидишь собственное тело. Изуродую тебя изнутри. Подгоню под себя. Под свои предпочтения. Даже шлюхи из самого дешевого, грязного борделя не позавидуют твоей участи. Я вы*бу из тебя твои гребаные иллюзии.
Вздрагиваю.
Раз за разом.
Содрогаюсь.
Жуткое признание.
Точно выжжено внутри.
Выпалено.
Огненными буквами.
— Пожалуйста, хватит, — умоляю сдавленно. — Прекрати.
Его смех заставляет меня задрожать.
Погружает в лихорадку.
В оцепенение.
— Тебе не н-надо было т-трогать мой д-дневник, — стараюсь прозвучать четко, да только зубы отбивают чечетку. — Н-не н-надо б-было.
Он вырывает блокнот из моих пальцев.
Без труда.
Отбрасывает подальше.
— А тебе не надо было трогать мой член, — произносит холодно.
— Но я не трогала, — выдыхаю пораженно.
— Ошибаешься, девочка.
Его горячие пальцы стискивают мое запястье.
Как в тисках.
Вжимают в пах.
— Чувствуешь? — шепчет на ухо. — Каменный стояк. Как раз для твоей задницы. Вгонять бы туда и вгонять.
— Нет, нет, нет, — выдаю истерически. — Только не туда. Не так. Прошу, нет. Не сейчас. Я буду кричать. Я…
— Кричи, — хмыкает. — Потом твоя глотка будет загружена. До отказа.
Поглаживает мою шею.
Сзади.
Неторопливо, неспешно.
Размеренными, ленивыми движениями.
А после хватает.
Сминает.
Как животное.
За холку.
Разворачивает, впечатывает в стол, распинает на деревянной поверхности. Вбивает в столешницу, заставляет распластаться на животе. Отбирает волю сопротивляться.
Боль выкручивает каждый позвонок. Сводит мышцы, выламывает суставы. Боль вламывается внутрь меня. Резко и сразу. Лишая выбора.
А ведь фон Вейганд даже не начал.
Тягучие спазмы сводят живот. Ощущение точно мои внутренности наматывают на кулак. Очень медленно, с садистским наслаждением.
Судорожно дергаюсь.
Он наваливается сверху. Давит. Душит. Убивает. Расстегивает ремень. Не спеша, не торопясь. Трется щекой о мою щеку, жадно слизывает мои слезы.
Хохочет.
Боже.
Он монстр.
Он уничтожит меня.
Я не выдержу.
Не смогу, не сумею.
Я…
— Чего затихла? — спрашивает с издевкой. — Потекла?
— Пожалуйста, — умоляю. — Достаточно.
— Я научу тебя получать кайф, — обещает нарочито елейно. — От всего.
— Не надо, прошу, — всхлипываю. — Остановись.
— Зачем?
— Чтобы я, — запинаюсь, задыхаюсь, давлюсь еле сдерживаемыми рыданиями, но все же довожу фразу до логического конца: — Чтобы я могла тебя любить.