Страница 56 из 81
— Есть другой путь.
Старик раскрыл карту, рука с серебряным стаканчиком указала. Бродские и Дмитровские земли разделены ещё одной — малоизвестной. Полесье. Живут ли там сейчас, Мечислав не знал, на кряжицких картах — вообще белое пятно. Но, разум подсказывал — живут. Глинищу не более тридцати лет, людей ещё мало, в западные леса никто особенно не стремится. Пока не столкнулись со степняками, шли больше на восток, подальше от князей и налогов. Но те земли граничат с Дмитровым, а это уже серьёзно.
— Живут ли там, — с сомнением почёсывая щеку, проговорил Мечислав.
Старик скрипуче рассмеялся.
— В Полесье? Ещё как живут! Торгуют с Дмитровым, воюют с ним же. Там леса и болота. Три дмитровских армии сгинули бесследно. Но, люди там дружелюбные. Вот если бы ты с ними договорился, путь от Хиная через Степь, тебя, Полесье и Дмитров в Меттлерштадт был бы короче.
Ярость. Ненависть. Мечислав вспомнил замученного отца, угасшую мать. Кулаки сжались, глаза хищно сузились.
— Убей меня Гром, — сказал князь сквозь зубы.
Змей непонимающе посмотрел на князя.
— Убей меня, — повторил Мечислав едва слышно. — Убей. Потому что никогда я не поведу торговый путь через Дмитров. Или меня убей, или Четвертака. Или дай мне его убить.
Князь мысленно выставил руки для сопротивления: сейчас Змей начнёт уговаривать, угрожать, может быть даже — умолять. Путь через Полесье действительно короче, если удалось бы построить дорогу. Впрочем, здесь мог бы пригодиться опыт Блотина: гатить звериные тропы.
Но ничего не произошло. Гром лишь пожал плечами и налил по-второй.
— Хорошо. Значит, через Змееву гору и Кряжич. Жаль, но я тебя понимаю.
Мечислав покачал головой. Нет. Не понимаешь. Старик посмотрел в глаза князя, оценил.
— Никого я убивать не буду, мой мальчик. Ты сделал больше, чем я ожидал. Мне было достаточно уничтожения степняков, но ты, — сухая жилистая рука легла на плечо Мечислава, — смог привязать их к Змеевым землям. А это — самое главное.
— Почти привязать. Они не собираются строить Башню.
— Это всё — пустое. Дай время, сами прибегут. — Гром начал скатывать карты, давая понять, что разговор окончен. — Что с войсками?
— Все расходятся по домам. Раджинцам будет труднее всего.
— Почему?
— Высадившись на берег, они сожгли свои корабли. Отрезали пути к отступлению. Великие воины.
— Древний, великий народ. В стойкости спорят с хинайцами. Кряжич их пропустит к Озёрску? Середина лета: хатхи должны как можно быстрее попасть на юг. Морозы их убьют.
— И Кряжич, и Блотин, все обещали помочь. Особенно с пропитанием, больше им ничего не надо. Свои припасы они растратили, отдали Тмути.
Брови старика поползли наверх:
— Зачем?
— Там голод. Мы тоже помогли, чем могли. И Хинай.
— Молодцы! Я распоряжусь, раджинцы ни в чём не будут нуждаться. Пригоним к Озёрску караваны из Меттлерштадта. Там много излишков с того года осталось.
— Тогда уж в Блотин. Те сами еду покупают.
— Да-да, в Блотин — лучше. — Гром потрепал Мечислава по голове. — Растёшь, растёшь. Кто там ещё?
Князь не сразу понял, о чём речь. Несколько мгновений молчал, догадался.
— А-а. Вторак просит разговора.
— Гони прочь. Скажи, если надо — я сам его найду.
***
Это уже не смешно. Хорошо, Броды не граничат с Озёрском. По возвращении Мечислава ждала ещё одна невеста. Хакан решил породниться, отправил богатые, на его взгляд, подарки. Впрочем, оружие действительно оказалось весьма: украшенные драгоценными камнями и инкрустацией ножны, узоры на клинках. Ещё, пожалуй, большая — в локоть длиной — глубокая шкатулка с секретом. С резной крышкой, тяжёлая, чёрная. Мечислав такого дерева и не видел никогда. Отполировано до блеска, на свету можно рассмотреть своё отражение. Внутри оказались драгоценные камни и бабские украшения. Приданое? Подумав, отдал Саране, чуть не упавшей от такой щедрости в обморок. Остальное — хлам: шкуры, ткани, бруски драгоценного дерева. Запоздало подумалось: кому и дерево — в диковину. Хакан не издевается, просто у него не растёт ничего выше кустов.
Невысокая, как все степнячки, худенькая, с выступающими скулами и раскосыми глазами, Сарана совсем не была похожа на лилию. Лицо смуглое, чёрные волосы заплетены в две тугие длинные косы. Нравом кроткая, будто забитая, от громкой речи вздрагивает, словно от плётки, как они там живут.
Улька новую невесту Мечислава приняла, как сестру. Поселила на женской половине, в комнате, рядом со своей. Попросила пробить к ней дверь: сказала — сама будет её учить, помогать. Князь лишь махнул рукой, вышел к сопровождающему девушку мурзе, ожидавшему в приёмной палате.
— Прошу простить за задержку, уважаемый Шабай, надо было разместить гостью.
Мурза встал с лавки, поклонился слишком низко для человека своего положения. Нет в нём урождённой величественности, явно не привык во дворцах. Его, быть может, и прислали лишь потому, что говорит свободно, будто жил рядом с Бродами.
— Всё хорошо, князь, я знаком с вашими обычаями.
— Вот и славно. — Мечислав хлопнул в ладоши, девка вбежала, будто только того и ждала. — Трапезничать желаем.
Девка кивнула, босые ноги прошлёпали по доскам. Мечислав повернулся к мурзе, пальцы барабанили по столу. Что-то часто они последнее время барабанят. Глядишь, лунки пробьют. Говорить надо медленно, внушительно, подбирая слова.
— Дорогой мурза. Ещё раз прошу меня простить, я мало разбираюсь в степных обычаях. — Шабай кивнул. Не слишком ли часто Мечислав извиняется? — Мы с тобой вроде как на одной ступени. Твой Хакан по-нашему — Великий князь, князь князей. Чем же я заслужил такое доверие, что он решил выдать за меня свою дочь?
— По-первому, князь князей — мурзмурза, воевода. А ты — Великий князь. Управлял войском из разных княжеств. Вы равны с хаканом.
— Нет, это — иное. Я управлял, потому что они защищали мой город. Я знаю эти места, знаю, где ставить засады, как ловчее провести войска. Если бы защищали, к примеру, Озёрск — Великим князем стал бы амир. Война окончена и все князья снова сами по себе. Да и не сказать, что они — князья. К примеру, обер — вроде тысячника.
Девки принесли кувшины с медами и элем, доску с варёным мясом, миску с зеленью. Мурза молчал, словно ожидал, пока все уберутся. Нет, не так ты прост, Шабай. Раздумываешь над ответом. Прислуга исчезла, будто растворилась в воздухе, мурза вдохнул, дождался, пока Мечислав нальёт ему. Взял кружку, заулыбался, как ребёнок.
— У нас так же, дорогой князь. Каждый мурза — сам по себе. Лишь для войны мы объединяемся в Орду. Может быть, потому и столь бедны.
— Как это связано? — удивился Мечислав.
— В мирное время мы не платим податей. Для войны — да: сдаём лошадей на войско и оружие. И еду. Ваши бояре платят в казну?
— Здесь ещё нет бояр.
— Уже есть. Твои сотники — будущие бояре. Ты дашь им земли, людей. Они будут платить в казну?
— Долю с урожая.
— Ты её продашь, получишь серебро. Или не продашь, сохранишь на случай голода, верно?
— Да.
— А у нас ничего этого нет. Каждый сам за себя. Так что вы с хаканом — равные. Но не это главное. — Глаза мурзы смеялись.
— Что же?
— Главное — по второму. У хакана нет детей, не успел обзавестись в своих странствиях. Приданое — от него, а Сарана — моя дочь. Мы родним не княжества, но земли. У нас дочери отдаются в соседние племена во избежание усобиц. Моя земля начинается сразу за Пограничной. Это нас трепали твои воины. Так что пусть тебя не смущает разница в положении. По твоим понятиям нет никакой разницы. Мурза породнился с князем, прекратил усобицу.
— Вот оно что, — Мечислав выпятил нижнюю губу. — Получается, ты — мой будущий тесть?
Шабай рассмеялся.
— Пусть тебя это не пугает. Хакан собирается многое изменить. Он объездил много земель, думаю, мурзы начнут платить. Так мы станем богаче.
— Не опасаетесь бунтов?
— Опасаемся. Потому, хакану нужны верные мурзы. Новые. Вроде меня. И верные союзники. Новые. Вроде тебя.