Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 26

— Пожалуйста, Кайло, — хнычет она, но он строит лучшую задумчивую мину, и ждёт, ждёт, пока… — Я умру, если ты не продолжишь!

— Если я прошу тебя сделать что-то — ты должна слушаться, иначе никак, малышка.

— Ладно.

— Ммм?

— Я буду послушной, — она не сводит с него молящего взгляда, но Рен и сам почти на грани. — Ну пожалуйста, Кайло.

Он возвращается к ней, одной рукой скользя между ног, а второй хватается за спинку кровати, сжимает дерево со всей силы, до побелевших костяшек.

— Вот так, маленькая. Так хорошо?

Она громко и достаточно утвердительно стонет, но он хочет услышать, почувствовать, как она задыхается от его прикосновений.

— Рей, отвечай мне.

Его голос словно подстёгивает её, и Кайло в жизни не видел ничего прекраснее. Она облизывает губы и срывается, выстанывая слова под каждое движение его пальцев.

— Да. Любимый. Очень. Хорошо.

Господи, он мог бы умереть прямо сейчас, просто так, под аккомпанемент её наслаждения. Кайло не в силах оторваться от неё, не в состоянии разорвать зрительный контакт, поэтому целует её, не прекращая двигать рукой и не закрывая глаз. Она и сама больше не жмурится, и это заводит его просто до беспамятства.

— Давай, малышка, сколько можно терпеть? — Он вводит в неё сразу два пальца, и она вскрикивает, но тут же дёргает бёдрами, глубже насаживаясь на его руку, и закатывает глаза, откидывая голову на подушки.

Он и видит, и чувствует тот момент, когда она шагает за грань, и умирает от наслаждения вместе с ней, чувствуя такой кайф, от которого в момент рушатся все законы физики. Воистину их связывает нечто большее, нежели простые человеческие чувства.

Он любит её.

Он убьёт за неё.

Он умрёт за неё.

И Кайло знает, уверен в этом так же, как в том, что солнце садится на западе, а встаёт на востоке — его чувства полностью взаимны.

Стащив через голову футболку, он стягивает с себя джинсы, и взяв её за лодыжки, переворачивает на живот. Рей до сих пор летает в облаках, но Кайло знает, чувствует, что она хочет этого так же сильно, как и он сам. Вздёрнув её на колени, он направляет себя и входит до упора, впечатывая её в постель. На мягких бёдрах завтра точно появятся синяки, с такой силой он стискивает их, и что-то внутри Кайло наполняется тёмной удовлетворенностью, ведь она — его, и да, он оставит на ней свои метки, ведь так и должно быть, это правильно.





Он выходит почти до конца, но тут же врывается обратно, заставляя её задыхаться, и сам едва не теряет сознание от изумительного ощущения, с которым она принимает его. В ней безумно тесно и очень жарко; ему так хорошо — никаких прилагательных всех языков мира не хватит, чтобы описать его чувства. Кайло вминает её в кровать, раз за разом дёргая на себя, и вскоре начинает чувствовать, как она балансирует на грани второго оргазма.

— Ну же, маленькая, ты сможешь, — выдыхает он, просовывая руку под живот и, найдя место, в котором они соединяются, начинает подгонять её, ведь он сам едва держится. — Давай со мной, а?

Он целует выпирающие косточки плеч, облизывает шею, и кожа под его языком такая горячая, влажная и солёная, но в то же время такая сладкая, от чего у Кайло рот наполняется слюной.

Она кончает первой, и он слепо следует за ней, изливаясь глубоко внутрь неё, и зная наверняка, чувствуя, что она жаждала этого так же сильно, как и он сам.

***

Кайло просыпается от настойчивого стука в дверь.

Сначала он решает — пусть проваливают к черту, но стуки не прекращаются, а становятся только громче, отчего Рей неспокойно вертится во сне, и только поэтому он подрывается, и, нашарив в темноте джинсы, натягивает их на себя, после чего с психом идёт на раздражающий звук, готовый прибить на месте того, кто посмел потревожить их сон.

Посмотрев в глазок и никого не увидев за дверью, Кайло в растерянности трёт лицо, но всё же решает проверить. За дверью и правда пусто, но на коврике лежит свернутый вдвое белый лист бумаги, и Кайло абсолютно точно уверен в том, что когда они вернулись домой, на пороге было пусто, ведь он сам тщательно в этом убедился.

Сев на корточки, он тянется за листком и без особого интереса разворачивает его, ведь в тусклом свете старой лампочки ничерта не видно, но он всё равно вглядывается в мелкий корявый почерк, пытаясь прочесть хотя бы слово, и эта секундная заминка дорого ему обходится. Поначалу он не замечает тень, которая прыгает на него из чёрного угла, и лишь только почувствовав обжигающую, ослепляющую боль, разливающуюся по лицу, понимает, кто именно напал на него. Даже не видя её лица, скрытого широким капюшоном, он узнает её, лишь почувствовав знакомый запах духов. Рен старается выпрямиться; находясь в состоянии абсолютного оцепенения, пытается закрыть перед ней дверь, но она ударяет его уже в грудь, вонзая лезвие снова, и снова, и снова. Кайло закрывается руками, но она не останавливается, и в какой-то момент у него подкашиваются ноги, и он падает лицом вперёд, прямо на холодный бетон. Краем сознания он понимает, что кто-то кричит, и вопль этот наполнен ужасом и отчаянием, но он уже не чувствует ни боли, ни холода, одну только приятную лёгкость, с которой сознание постепенно угасает до тех пор, пока Кайло не перестаёт существовать.

========== Эпилог ==========

Ей частенько снится этот сон.

Когда начинает казаться, что жизнь снова становится нормальной, и Рей засыпает без скребущих на душе кошек, во сне ей видится то пробуждение, то самое чёртово пробуждение в пустой кровати.

В кошмаре, преследующем её на протяжении уже нескольких месяцев, она просыпается резко, словно кто-то пихает её в грудь, и первым, что она чувствует, это бесконечное ощущение тревоги. Сердце в груди колотится как заведённое, отдаваясь оглушительным рокотом в ушах; конечности не слушаются, и когда она пытается встать, пытается изо всех сил, ничего не получается. Её обволакивает тьма, непроглядная, чёрная, затягивающая. Одеяло, наброшенное на обнажённое тело, весит целую тонну, придавливая её неподъёмной тяжестью, заставляя жадно хватать ртом воздух, будто выброшенная на берег умирающая рыба. Во рту ужасно сухо, руки совсем не слушаются, но Рей собирает остатки сил, и, в конце концов, скидывает с себя удушающее покрывало. Оказавшись на воле, она подрывается с кровати так резко, что поначалу начинает кружиться голова, но, обретя жалкое подобие равновесия, она неуверенно ступает вперёд.

Взгляд постепенно начинает привыкать к темноте, и вскоре она различает призрачную дорожку лунного света, проникающую сквозь незашторенное окно. Отблеск луны заставляет прятаться по углам пугающую до дрожи черноту, и Рей ёжится, потому что в голове тут же возникают сюжеты всевозможных фильмов ужасов. Она пытается подумать о чём-нибудь хорошем, приятном, но ни черта не выходит. Сглотнув, Рей оглядывается по сторонам в поисках Кайло, но вскоре понимает, что его нигде нет. Ей хочется позвать его по имени, но от страха язык не слушается, поэтому отыскав футболку, она одевается и на ощупь выбирается из комнаты.

Рей идёт будто сквозь толщу воды, так долго, слишком медленно, и это бесит — почему не получается двигаться быстрее?! — ведь она знает, прекрасно знает, что должна поторопится, ей нужно собраться, иначе…

Ей отлично известно, что случится, если она задержится хотя бы на минутку.

Она не сильна в психологии, чужды ей самокопания и анализ собственных чувств, поэтому чем бы ни был этот кошмар, Рей проживает его каждый раз втихомолку, пытаясь бороться с ним один на один, хоронит дурной сон так глубоко внутри себя, прячет за ширмой в сознании, а проснувшись наутро - выбрасывает из головы, и так до следующего раза.

Даже будучи ребёнком, Рей никогда не была плаксой или неженкой. Ничто не могло вывести её из равновесия — разве что Бен Соло, но в этот раз дело совсем не в Бене… или как раз-таки наоборот, ведь вся её жизнь повязана на нём одном… и всё же в детстве маленькая Рей была непробиваемой. Кто-то называл её бесчувственной, кто-то — бессердечной, но разве её могло тронуть мнение окружающих? Она была собранной, решительной, самостоятельной; Рей не нуждалась ни в ком, кроме своего дедушки — заменившим ей родителей, и в Бене Соло, который в прямом и переносном смысле в один прекрасный день стал её миром. Он понимал её с полуслова, никогда не осуждал, принимал такой, какая она есть, и для Рей этого было более чем достаточно. Возможно, она взаправду была чёрствой, быть может, не было в ней этой пресловутой сентиментальности, но по крайней мере во снах её никогда не преследовали кошмары, не снились ей даже умершие родители, которых для своего возраста она помнила слишком хорошо. Даже после проклятого портала, после смерти дедушки, после невозможно долгой разлуки с Беном — Рей не сломалась, не тронулась умом, не свихнулась. Но та ночь, та проклятущая ночь, перечеркнула всю её жизнь пополам, разнесла в щепки все барьеры, расшатала нервы к чертям собачьим, и Рей нежданно-негаданно стали сниться кошмары — один и тот же сон, на самом деле, но какая разница?