Страница 11 из 19
Чёрт. Сколько можно? Пора, давно пора признать, что эта… связь не сулит ничего хорошего. Она не принесёт ей ничего, кроме вытрепанных нервов, которые в итоге приведут к нервному срыву, если не хуже. Так нельзя. Чувство стыда за собственную слабость перед ним комом собирается в горле, едва ли не перекрывая доступ к кислороду, и в конце концов она позволяет мыслям скользнуть к основной проблеме, которая чёрной тучей маячит на горизонте. Он — женат. Женат, и вскоре станет отцом, а этот простейший, но самый важный факт, не изменят ни её чувства, ни его отбитое отношение к собственной жене.
Вымыв кружку, Рей возвращается в комнату, а взяв трубку, лежащую на тумбочке, включает и терпеливо ждёт, пока экран, рассеченный трещинкой по диагонали, не включится; но едва это происходит, она внезапно запинается, замирает, увидев в списке недавних звонков целую кучу пропущенных от… Рей старается не смотреть, пытается пролистать их, но цифры удерживают внимание, прожигая сетчатку, отпечатываясь на внутренней стороне век, вгрызаясь в мозг, и Рей жмурится, собираясь с силами удалить их, один за другим, но нечаянно тыкает не туда, и соединение случается быстрее, чем она успевает сбросить.
— Чёрт, нет, нет, нет, нет!
Телефон жжёт ладонь, но она скидывает звонок, надеясь, очень надеясь на то, что произошла какая-то заминка и связь просто не успела установиться. Время словно замедляется, сердце в груди наливается тяжестью, а дыхание сбивается, когда все её надежды рассыпаются прахом, стоит трубке в руке зажужжать, оповещая о входящем от… Ну, разумеется.
Руки трясутся, ладони потеют, но она делает вдох, затем второй, прежде, чем провести пальцем по треснутому экрану и поднести телефон к уху. Нужно сделать это сейчас, пока не стало слишком поздно, пока хватает храбрости, пока тёмные глаза не прожигают в ней дыру размером с планету. Она молчит, наполненная ужасом, граничащим с истерикой.
— Привет.
Колени подгибаются и она оседает на пол, боясь рухнуть лицом в пол, если он скажет ещё хоть слово. Уверенность в собственном решении уже раскалывается пополам, но собрав в себе оставшиеся крохи здравомыслия, она выдыхает.
— Привет, — она слышит в трубке какой-то стук: похоже, он чем-то занят. Язык примёрз к нёбу, мысли в голове закручиваются, переплетаются между собой, путаются, и она молчит, молчит, потому что не может открыть рот и сказать хоть что-то вразумительное.
— Рей? Ты что-то хотела? — хотела? Да, хотела. Хотела, но какая к херам разница, если тому, чего ей по-настоящему хочется, никогда не бывать? — Рей?
Сглотнув горькое разочарование, она набирает в лёгкие побольше воздуха, и слова, которые слетают с кончика языка, ей самой едва понятны. — Послушай, думаю, не нужно нам больше видеться.
Тишина на том конце оглушает, заставляет чувствовать себя неуютно, и эти секунды перед его ответом раздирают её напополам.
— Рей.
— Пожалуйста. Всё это так неправильно, и из-за этого я с ума схожу, и, — она вздыхает, чувствуя, как в горле першит от собирающихся в глазах слёз. — Не знаю, что в тебе такого особенного… кажется, что всё, и, блять, — прикусив язык, она трясёт головой, пытаясь выкинуть из мыслей лишнее, ненужное, отвлекающее. — Ты мне нравишься, очень… — Теперь она точно в шаге от того, чтобы переступить тончайшую грань, отделяющую её от истерики. — Но…
Плотина прорывается и она всхлипывает, чувствуя, как всё внутри неё рассыпается на части. Трудно поверить в то, что абсолютно чужой человек, с которым она виделась всего пару раз, залез ей в голову, проник под кожу, заполнил собой без остатка, привязав к себе такими узлами, распутать которые у неё не получается.
— Кайло… — на выдохе произносит она, не зная, как закончить бесконечную мысль, и глубокий голос на том конце провода оживает, посылая по радиоволнам свою подавляющую энергетику.
— Бен. — Зачем-то поправляет он, вызывая в ней неконтролируемый приступ дрожи, миллиардами наэлектризованных иголочек проносящейся по телу.
— Приятно познакомиться, — закатив мокрые глаза, тихо бурчит она. — Ну, сам понимаешь, да? Я нихрена о тебе не знаю, ты обо мне — тоже. Нам вместе было так, — ей хочется сказать — жарко, крышесносно, головокружительно хорошо — но, прикусив язык, Рей выпаливает совершенно другое. — Прикольно. Но… блять, поверить не могу, что я это говорю, но… пора остановиться, ладно?
Он молчит, и на долю секунды ей кажется, что он бросил трубку — отличное было бы завершение этого сумбура из кипящих чувств — но через мгновение он выдыхает, накрывая её волнами раздражения прямо сквозь разделяющее их расстояние.
— Рей, давай… — запнувшись, он пропадает на мгновение, которое длится, и длится, и длится, до тех пор, пока… — Ладно.
И всё?
Ты же этого хотела, глупая, радуйся.
— Ладно. — всхлипывает она, каждой клеточкой тела ощущая давление бетонных стен. — В общем, спасибо.
За что? Вопрошает воспалённый мозг, но она игнорирует тонюсенький голосок собственного подсознания, фыркая в трубку.
— Рей, — тихо начинает Бен, но в последнюю секунду замолкает, словно не зная, что сказать. — Тебе спасибо.
— Не за что, — сквозь пелену слёз улыбается она, мысленно давая себе тумака за тупость, которая клещами вцепилась в неё, и отпускать не собирается. — Прощай, Бен.
— Рей…
Она отключается прежде, чем он произносит ещё хоть слово, и остаток дня проводит в позе эмбриона, проливая слёзы непонятно по чему. В итоге она все сделала правильно, но какого хрена от этого не становится легче? Шмыгая носом, она уговаривает себя, что всё наладится попозже, когда-нибудь она вспомнит об этом со смехом, когда-нибудь…
Нехватка любви в жизни внезапно болезненным нарывом напоминает о себе. Так было всегда — сколько она себя помнит. Родители её не любили, иначе не оставили бы в чёртовом приюте; не любили её и опекуны, без конца сменяющие друг друга. Пытаясь разобраться в том, что же есть любовь, она цеплялась за любую возможность, несмышлёным котёнком ища в любой ласке крупицы чего-то большего. Парням, встречавшимся ей прежде, было побоку её болезненное восприятие чувств, и в итоге ей самой стало похер. Мир — не сказка, и проклятые чувства переоценены. Как удобно было относиться к этому вот так. Как удобно…
На закате она выключается, истощенная как морально, так физически, а проснувшись среди ночи, вяло соглашается с тем, что, должно быть, всё это к лучшему. Должно быть, потому что иначе…
***
И жизнь продолжается, несмотря на её личную — такую глупую, но отчего-то не менее важную — трагедию. Разбитое сердце — такая же болезнь, как грипп или простуда, правда лекарства от этой заразы до сих пор не придумали, поэтому Рей лечится единственным действенным способом — загружает себя делами до такой степени, что, вернувшись домой, падает в койку и засыпает прежде, чем мысли сами собой поползут не в ту сторону.
Занятия в универе продолжаются по расписанию, работа в ресторане следует составленному графику, и в конце концов она окунается в привычную рутину, радуясь тому, что времени на самокопания попросту не остаётся. В итоге воспоминания о нём притупляются, оставляя на губах и языке лёгкую горечь вперемешку с едва уловимой сладостью. Она не может его забыть, не может, и всё же старается отвлекаться на что-то иное, что помогает выбить из головы всю придурь. И если иногда она забывается, доводя себя до пика думая о тёмных глазах, жарких прикосновениях умелых пальцев и мягких, чувственных губах, выжигающих в ней всё живое, ну и пускай, хуже ведь от этого никому не станет, так ведь?
***
Проходит чуть больше четырёх месяцев, когда она встречает его снова, только в этот раз он не желает её отпускать.
========== Бен III ==========
Она снится ему спустя несколько месяцев после того самого звонка. Три с половиной, вообще-то, но не то, чтобы он считает.
В ту ночь он надирается в хлам, в который раз решив утопить в алкоголе все свои несчастья. Идея накидаться до беспамятства не из лучших, но бессонница ему уже поперёк горла; нехватка сна выматывает без того расшатанные нервы в край, а снотворные, выписанные доктором, ни черта не работают, так что, вернувшись домой тем вечером, он достаёт из бара бутылку вискаря и делает несколько глотков прямо из горла. Прохладная жидкость огнём опаляет горло, но практически сразу согревает его изнутри, и Бен позволяет себе выдохнуть, зная наверняка, что этой ночью он выспится, как следует. Стащив с себя пиджак и галстук, он падает в кресло, а, закрыв глаза, чувствует, как все окаменевшие мышцы в теле потихоньку начинают расслабляться.