Страница 75 из 83
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
I
Новицкий опоздал, дверь в кабинет Ермолова уже закрылась. Но адъютант командующего, майор в егерской форме, хорошо знал помощника начальника канцелярии в лицо и приоткрыл перед ним створку. Сергей боком протиснулся в щель, опустился на оставшийся свободным стул и огляделся.
Огромное помещение, так хорошо ему знакомое, в этот раз показалось на удивление тесным. Более двух десятков офицеров и чиновников собрал Алексей Петрович для неотложного разговора о проблемах границы. В просветы между голов сидевших Новицкий разглядел горбоносый профиль Мадатова, рыжий, гладкий висок Вельяминова, крепкий затылок полковника Муравьева, заметил очки Грибоедова. Подумал, что Александр Сергеевич, должно быть, внутренне торжествует: сколько он доказывал командующему, что отношения с Персией должны быть осью всей политики в Закавказье, и вот события показывают, что он оказался прав безусловно.
Ермолов встал, и его львиная шевелюра вознеслась к потолку.
— Так из сообщения полковника Эксгольма мы можем заключить, что Аббас-мирза готов идти на открытый конфликт. Если персидские чиновники не хотят пропустить офицера Генерального штаба в Ленкорань, в город, принадлежащий Российской империи по духу и букве Гюлистанского трактата, ничем другим такую дерзость объяснить невозможно...
Ленкорань, как успел уяснить Новицкий из последнего разговора с Грибоедовым, была столицей Талышинского ханства, что отошла к России согласно мирному договору. Генерал Котляревский взял город холодным декабрьским днём в году 1812-м, как раз когда на западных границах империи русская армия уже гнала наполеоновские войска назад, через всю Европу, к Атлантике. Накануне нового года крепость пала, но карьера Котляревского на том и закончилась. Он был жестоко искалечен при штурме и вторую половину жизни проводил, не выходя из дома, выбираясь на двор только летом, только в ровную сухую погоду.
После падения Ленкорани персы заговорили о мире, и по Гюлистанскому договору среди прочих земель к России отошло и ханство Талышинское. Оно протянулось вдоль берега Каспийского моря от устья Куры на юг, словно наконечник копья вонзаясь в тело Ирана. Разумеется, подумал Новицкий, разглядывая настенную карту, разумеется, персы хотят вернуть эти земли. И, совершенно естественно, нам нет никакого резона соглашаться на их предложения.
— Петербург хочет мира с Персией, — продолжал между тем Ермолов. — Нам предлагают быть весьма осторожными в отношениях с Тегераном и тем паче с Тебризом[83]. Притом не указывают, до каких пределов осторожности мы можем откатиться с наших позиций.
Последняя фраза была произнесена тоном столь саркастическим, что слушавшие загудели, заёрзали, проявляя солидарность с чувствами главнокомандующего.
— Посланцы Аббаса-мирзы предлагают выкупить у нас и Ленкорань, и прилегающие к городу земли. Мы могли бы и согласиться, потому как у нас сейчас нет достаточных сил, чтобы защитить эту узкую полосу. Мы могли бы её отдать, с тем чтобы вернуть через несколько лет, принести на остриях наших штыков. Но Аббас, человек весьма хитрый, предлагает нам передать ханство Ирану явно, а деньги заплатить за него тайно. Так уронить честь Российской империи нам никак невозможно...
«Честь государства, — подумал Новицкий, — понятие эфемерное, ни взвесить, ни отмерить, ни оценить его никак невозможно. Но всем собравшимся в этой комнате ясно, что урон этой чести измеряется величинами существенными: десятками, сотнями, тысячами человеческих жизней. Уступи сейчас командующий Кавказским корпусом требованиям наследника персидского трона, и всем ханам и бекам в горах и предгорьях от Кубани и до Аракса, от Каспийского моря до Чёрного станет ясно, что Россия нерешительна, что она опасается и слабеет. А слабого — рвут по законам и волчьей стаи, и человеческой...»
— Я посылал генерала Мадатова для переговоров с Аббас-мирзой. Что же узнаёт князь Валериан Григорьевич? Все разбойники, все изверги, все неприятели наши находят убежище в Персии! Старая лиса Сурхай, бывший хан Казикумухский принят во дворце наследника. Гуссейн-кули-хан, бывший владетель Баку, убийца князя Цицианова, владеет землями у Каспия именно на границе с Талышинским ханством. И царевич Александр, сын великого грузина Ираклия Второго, постоянный возмутитель спокойствия, получает в управление земли, смежные с Карабахом. Как?! Его отец защищал Грузию от полчищ персов, а этот изменник служит потомкам Ага-Мухаммеда, того, что вырезал Тифлис почти поголовно!..
«Александр Ираклиевич, — комментировал себе самому Новицкий, — служить будет кому угодно — персам, туркам, афганцам, англичанам, французам, всем, кто обещает ему вернуть хотя бы кусочек трона его отца. Хотя в лета царевича пора бы уже перестать питаться несбыточными мечтаниями. Надежда — хороший завтрак, но плохой ужин, как сказали бы читатели Ричарда Кемпбелла...»
— Генерал Мадатов показал персам и шашки татарской конницы, и штыки сорок второго егерского полка. Уверен, что этот парад отобьёт у Аббаса-мирзы охоту трясти копьями и ятаганами. Тем более что у него достаточно проблем с турками и афганцами. Он писал мне, что разбил и тех и других. Но я имею точные сведения, что и те и другие, напротив, его основательно потрепали. Тем не менее, считаю, что воспалённое самолюбие наследника персидского трона может быть для нас весьма и весьма опасно. Я прошу у государя ещё одну дивизию, чтобы расположить её батальоны по самой границе. Мы знаем, что Гюлистанский договор оставил два спорных участка — в районе крепости Мигри и на севере озера Гокча[84]. Для окончательного устройства граничной линии из Петербурга направляется посольство князя Меншикова. Дипломаты вместо гренадеров и егерей...
По кабинету опять лёгкой волной прошёл недовольный гул. Ермолов и добивался такой реакции, но сделал вид, будто не замечает настроение слушателей, и продолжил, ещё более усиливая напряжение:
— Помимо того, в Петербурге изготовили чудесный подарок для Фетх-Али-шаха. Хрустальный трон выдули умельцы на столичных заводах. Чудо сие ныне следует водным путём в Астрахань, а потом будет отправлено вдоль берега Каспия. Нам предписано обеспечить его сохранность.
С высоты своего роста Ермолов отыскал среди прочих голов Новицкого и едва заметно ему кивнул. Сергей кивнул в ответ и поджал губы: он и без знака командующего хорошо понимал, кому поручат это неприятное дело.
— Петербург хочет мира. Мира и только мира. Там уверены в благоразумии персиян. Государь убеждён, что полкам нашим достаточно дела и на Кавказе. Да кто бы из нас решился разуверять императора Александра Благословенного?! Он требует от нас употребить все силы к сохранению мира. И кто же из нас решится нарушить монаршую волю?! Но говорили же древние: si vis pacem, para bellum. Если хочешь мира, готовься к войне. Господа, призываю вас всех и каждого...
Что поручил командующий каждому, сообщал Вельяминов. Резкий голос начальника штаба Новицкий слушал уже рассеянно. Ему было достаточно своих задач, а теперь к ним добавилась новая, не самая лёгкая и понятная. Впрочем, когда Ермолов объявил, что совет закончен, Сергей не мог отказать себе в маленьком удовольствии посплетничать с Грибоедовым:
— Чем ваши персы собираются платить за Талыш?
— Мои? — притворно изумился советник по иностранным делам. — Они столько же мои, сколько и ваши. Причём вашими в ближайшем будущем они будут в гораздо большей степени, чем моими.
Грибоедов намекал на поручение, данное Новицкому. Путь ценного груза из Петербурга как раз и пролегал по землям спорного Талышинского ханства.
— И всё же — откуда Аббас-мирза надеется взять столько золота? Он же оплатил армии войну с афганцами; он ввязался в неимоверные расходы, пытаясь отогнать турок. И ещё надеется у нас откупить приграничные земли?
83
Город в Персии, где находилась резиденция Аббаса-мирзы, наследника престола.
84
Ныне озеро Севан.