Время героев

К Ермолову Валериан ездил только в полном мундире. И сейчас он был в чёрном доломане, который носил в память о службе в Александрийском гусарском. Георгиевский крест у плотного, высокого воротника, звёзды других орденов выгодно оттеняли золотое шитьё и тяжёлые эполеты. Он не сутулился под тяжестью прожитых лет, был всё так же узок в талии, словно командовал по-прежнему эскадроном, а не соединёнными войсками трёх закавказских провинций.

Василий вошёл следом за князем, принял ментик, шашку и выскользнул из кабинета почти бесшумно. Единственное, в чём Мадатов позволял себе отступить от формы, — носил вместо тяжёлой сабли лёгкую и острую шашку, в деревянных ножнах, обтянутых сафьяном. Даже не «гурда», а «волчок» — так звалась опасная булатная полоса, направленная денщиком до остроты почти бритвенной. Самому Валериану порой казалось, что шашке достаточно только опуститься на любой предмет, попавший под горячую руку хозяину, чтобы перерезать его надвое — будь то баранья туша, пуховая подушка или человеческий торс.

Он сел за стол, подумал и дважды хлопнул в ладоши. Лакей, прислушивавшийся у двери, вбежал и оставил на столешнице поднос, на котором рядом с единственным стаканом красного вина лежало несколько тонких квадратиков сухого печенья.

Софья молчала. Им нужно было столько обговорить за сегодняшний вечер, что она не решалась сама выбрать из всех тем самую лёгкую.

— Я говорил с Алексеем Петровичем, — начал Валериан медленно, тоже прикидывая, что же обсудить раньше, и решил сообщить сперва самое решённое и приятное дело. — Государь... император Александр... прислал письмо. Рескрипт, в котором разрешает мне принять имение нашего рода. Теперь Чинахчи не только дар Мехти-кули-хана. Восстановлено право нашей семьи владеть этим селением, этим замком, этими землями и крестьянами...

Он запнулся, вспомнив, что самого Мехти-кули-хана более нет в Карабахе. Но тут же прогнал опасную мысль прочь огромным глотком вина.

— Но ты говорил, что у твоего дяди Джимшида есть и другие родственники.

— Вздор, — отмахнулся Валериан. — Две бедных семьи, почти крестьяне. Я выделю им земли, столько же, столько и сейчас есть у каждой. Этого будет достаточно, чтобы жить много лучше, чем они могли даже вообразить. А первый человек в роде Шахназаровых сегодня — генерал-майор князь Мадатов.

Он усмехнулся, вспомнил юношескую мечту: проехать по Шуше, опоясанным офицерским шарфом. Видел бы сейчас его дядя Джимшид и товарищ его по посольству мелик Фридон Бегларян, а также почтенный петербургский купец Минас Лазарев. Но все трое умерли и только из облаков наблюдают сейчас за мужчиной, в которого преобразился знакомый им юноша. Тот мальчик, которого они направили на угаданную дорогу. Не загородили путь, а постарались сделать настолько широким, насколько было в их силах.

Софья наблюдала за мужем, старательно пряча улыбку. Она знала неуёмное, почти детское честолюбие Валериана и остерегалась слов, жестов, что могли как-нибудь его уколоть.

— Может быть, нам стоит вернуться в имение? — высказала она наконец тайное своё желание.

— Тебе скучно в Тифлисе? — удивился Валериан.

— Женщины здесь чересчур пресны, мужчины — несносны. А книги я могу читать и за стенами замка.

Она умолчала о том, что в Чинахчи ей не придётся заботиться о хозяйстве. Неразговорчивый Петрос держал в своём кулаке всю прислугу — от часового на башне до женщины, ходившей за курами.

— Тебе не нравился дом в Шуше. Я купил этот.

— В Шуше было много скучнее, — согласилась Мадатова. — Я не хочу туда возвращаться. Но теперь, когда Чинахчи безусловно же наше... то есть твоё...

— Чинахчи — наше, — мигом отозвался Валериан, заметив, как замялась жена. — Но в замке очень опасно.

— Опасно?

Софья Александровна выпрямилась и внимательно посмотрела на мужа. Теперь она видела, что князь расстроен.

— Опасно? Когда ты истребил все банды, промышлявшие в Карабахе?

— Бандитов нет, — согласился Валериан. — Ни в Карабахе, ни в Шекинской провинции, ни в Ширванской. Остались ночные грабители, которых вывести так же трудно, как крыс в амбаре с зерном. Но есть угроза много серьёзнее — персы.

— Об этом и говорили у Алексея Петровича?

— Командующий посылает меня к Худоперинскому мосту. Единственной переправе через Аракс. С левого берега — Россия. На правом берегу — Персия. Там будет Аббас-мирза.

— Я слышала не раз это имя, но так и не знаю, кто он.

— Второй сын, любимый сын шаха. Фетх-Али назначил его наследником в обход старшего, Мегмета-Али. Алексей Петрович, напротив, старался поддерживать истинного наследника. Тот был, кажется, расположен к России, да и лучше, когда соседи ссорятся между собой. Но теперь Мегмет-Али умер, а Аббас пытается грозить нам из Тебриза. Я должен встретиться с ним, говорить сладкие речи, смирить его пыл, повернуть разум и сердце.

— Чего же он хочет?

— Грузию.

— Тифлис далеко от Тебриза.

— Нет, Софья, гораздо ближе, чем тебе кажется. Ага-Мухаммед прошёл эти вёрсты, едва задержавшись в Шуше. Аббас-Мирза тот же каджар[60] и мечтает о славе предка. Одну войну он уже проиграл и заключил очень тяжёлый мир. Им пришлось отдать России все ханства, Дагестан, Грузию, Мингрелию, Абхазию, Гурию. Но клятва, данная неверным, дешевле клочка бумаги, на которой она написана.

Он умолк, выпил ещё вина и рассеянно начал крошить печенье.

— Что же ты можешь, что же ты хочешь сделать?

Валериан вскочил и прошёл вдоль стола.

— Я покажу ему, что Россия по-прежнему подписывает договора штыками и присыпает их порохом. Я соберу всю милицию в трёх провинциях, я возьму сорок второй егерский, что стоит в Карабахе, и ещё два-три полка казаков. Две роты конной артиллерии, несколько десятков ракет Конгрива. Я устрою такой фейерверк, который выжжет у Аббаса всякую охоту к войне. Нарочные уже посланы, а я выеду послезавтра. Ты останешься здесь.

Софья поняла, что её пребывание в тифлисском доме тоже часть диспозиции генерала Мадатова, и не возражала. Но оставалось ещё одно дело, один вопрос, который она едва решилась задать.

— Ну, а... Новицкий?.. Ты спрашивал Рыхлевского? Вельяминова? Алексея Петровича?

Валериан замер и, наклонившись, упёрся кулаками в столешницу.

— Они были все трое. И я спросил всех троих сразу. И мне ответили, что ни канцелярия генерал-губернатора, ни штаб Кавказского корпуса не имеют возможности выкупить надворного советника Новицкого. Во-первых — совершенно несоразмерная сумма, которую запрашивают похитители. Во-вторых — означенный господин Новицкий отправился в путешествие не по казённой, а по своей собственной надобности и был предупреждён о возможных последствиях.

Теперь уже вскочила княгиня.

— То есть как это — по собственной надобности? — крикнула она неестественно высоким, срывающимся на верхах голосом. — Он же для вас... для нас... для армии... Он же...

Она покачнулась, но Мадатов успел обежать стол, подхватил её и, обняв, усадил на подушки дивана.

— Успокойся, Софья, прошу тебя — успокойся, — бормотал он, ловко, умело поглаживая ей лоб, виски, затылок и плечи. — Вина глоток... Не хочешь? Тогда воды. Эй, кто там!

В дверную щель просунулась голова всё того же лакея и, получив простейший приказ, исчезла. Через несколько секунд в кабинет один за другим влетели Василий и Патимат. Первый нёс стакан холодной воды, вторая держала коробочку с нюхательными солями. Валериан выхватил стакан и кивком головы отправил обоих за дверь.

— Выпей, прошу тебя... Успокойся... Пойми, дорогая моя, дела, которыми занимается сейчас Новицкий, они в самом деле наши дела. Дела государства. Но дела рода такого, что ни Тифлис, ни Петербург своего участия в них признавать не могут и не желают. Пройдёт всё удачно, может быть, втайне похвалят. Оступится где-то, провалится, как в ледник, — от него отвернутся.

— Но это — нечестно! — прошелестела Софья Александровна, изумлённо глядя на мужа округлившимся глазами.

60

Каджары — одно из тюрских племён, кочевавших в северной Персии. Хан каджаров Ага-Мухаммед стал иранским шахом в 1796 году и основал новую династию.