Время героев

Навязавшаяся к ним в провожатые троица так и шла впереди, уверенно отмеряя шаги на каменистой тропе. Мухетдин с братом держались к ним почти что вплотную, чтобы не дать им вдруг обернуться и напасть предательским образом. Семён, несмотря на свои годы, тоже шёл уверенно. А Новицкий после полудня выбился из сил совершенно.

Нещадно палило солнце; голову под тяжёлой папахой ломило ужасно загустевшей и взбунтовавшейся кровью; желудок с кишечником давно уже подошли к температуре кипения; Сергея мутило, он не знал уже — от голода или от страха; да ко всему ещё ослабли завязки поршней, и дорожные камешки набились в обувь, причём один, самый острый, пропорол чувяк и ступню на подушечке, как раз у большого пальца. Новицкий и боялся остановиться, чтобы не разорвать дистанцию между собой и Семёном, и вместе с тем с каждым шагом хромал всё больше, шёл всё медленней и натужней. Он видел, что Атарщиков оборачивается в тревоге, он чувствовал спиной, как беспокоится и проклинает его Темир, но едва-едва мог заставить себя тащиться, переставляя тяжёлые и непослушные ноги.

Лезгины перевалили гребень, исчезли из виду, а двое старших проводников неожиданно задержались и разделились. Один остался держать лошадей, другой побежал вниз, стал рядом с Атарщиковым и подождал, пока Новицкий поднимется.

Бетал стоял подбоченясь и с презрением рассматривал ползущего вверх Новицкого. Поравнявшись с Семёном, Сергей уже не мог более сдерживаться и сел прямо на камни, едва не выпустив из ладоней поводья. Казак опустился перед ним на корточки.

— Что с тобой, Александрыч? Голова тужит? Так это от высоты. Держаться надо, родной мой, держаться.

— Я и так держусь, — промычал Новицкий, закусывая губу, чтобы вдруг не закричать, не разрыдаться от бессилия, от острого чувства неожиданно нахлынувшей ненависти ко всему, что его окружало, — снегам, скалам, рекам, осыпям, людям, даже к Семёну, который уже три года смотрел за ним как дядька за барчуком.

Бетал проговорил, словно выплюнул, несколько коротких и резких фраз.

— Он говорит, — перевёл привычно Атарщиков, — ты не должен так отставать. Ты всех нас погубишь. Люди увидят, как ты идёшь, сразу поймут, что чужой. Мужчина должен терпеть, этому здесь обучают сызмальства.

— Да мне наплевать, чему учат там или сям! — закричал Новицкий свистящим шёпотом; то и дело он повышал голос и тут же спохватывался, что его могут услышать за гребнем. — Я ногу прорезал до самой кости! Я ступать могу, и то через силу. На, смотри! Полюбуйся!

Он стащил поршень и, откинувшись на спину, поднял к лицу приземистого Бетала подошву чувяка, хорошо смоченную кровью, впрочем, уже запёкшейся.

Горец равнодушно покачал головой.

— Если русским мешает такая царапина, — снова заговорил за него Атарщиков, — как же они вытерпят удар шашки или свинцовой пули?.. Прав он, Александрыч, ведь прав — надо идти. Поднимайся, соберись с силами и ступай. Чуток ещё пройдём, а там снова верхами двинемся.

Новицкому и самому уже сделалось стыдно, что он поддался вдруг слабости и едва не разревелся, как мальчишка, что бегает по двору ещё в одной рубашонке. Он очистил поршень, завязал и, сделав вид, что не замечает протянутой руки Семёна, поднялся. Левую ногу поставил сперва на носок, а потом попробовал опуститься на всю ступню и перенести на неё тяжесть тела, уже изрядно придавленного усталостью. И в эту секунду Бетал сделал к нему два быстрых шага, обхватил вокруг пояса, легко перекинул через плечо, повернулся и пошёл в гору.

От неожиданности Сергей выпустил поводья, меринок попятился, почувствовав свободу, но его тут же ловко перехватил Семён. А Новицкий беспомощно болтался вниз головой, наблюдая с изумлением, как быстро уходит назад тропа. Он сразу перестал вырываться и потому, что почувствовал, как силён горец, и потому, что бороться в такой ситуации ему казалось ещё нелепей, чем висеть смирно. Ступни Бетала били в гору, как копыта хорошей лошади, плечо, туго обтянутое черкеской, казалось прочнее кожи седла. Новицкий ощущал запах тела проводника, слышал его дыхание, размеренно-ровное, словно и не висела на нём неудобная тяжесть в четыре с половиною пуда. Более того, Сергею показалось, что горец поднимается не только скоро, но ещё и убыстряется с каждым шагом. Это обстоятельство и напугало, и восхитило Новицкого так, что он, забыв о своём положении, недостойном мужчины, висел смирно, не решаясь мешать столь мощному и решительному помощнику.

Не доходя немного до гребня, Бетал остановился, нагнулся и поставил Новицкого на ноги.

— Иди! Ещё отстанешь — сам убью первый! — выпалил он на языке, всё ещё неизвестном Сергею, но с таким огнём тёмных глаз, с такой яростной жестикуляцией, что переводчик на русский уже был и не нужен.

Новицкий кивнул твёрдо, горец повернулся и поспешил догонять брата, уже перевалившего на ту сторону. А снизу уже поднимался запыхавшийся, но весёлый Атарщиков, ведущий двух лошадей — свою и Сергея. Вплотную к нему вышагивал со свободной ленцой юный Темир, тоже управлявшийся с парой животных — своим конём и вьючным...

III

В селение они въехали вечером, и провожатые сразу показали им дорогу в гостевой дом, кунацкую. Она находилась в мечети, стоявшей в центре аула. Сергей удивился подобному святотатству, но Атарщиков рассудительно объяснил ему, что гость для жителей этих мест существо важное, почти священное, и они, разумеется, отводят ему лучшее место. А в домах здесь останавливаться — только хозяев стеснять. Новицкий огляделся — маленькие, низкие сакли лепились к склону, точно пчелиные соты, забираясь одна на другую, всё выше и выше, пока не упирались крышами в скальный карниз. Сергей видел уже дагестанские аулы, когда шёл с войсками Ермолова два года назад, но этот поразил его своей бедностью.

— Не много же они напромышляли разбоями, — высказался он коротко, стараясь точнее перевести русские мысли на черкесский язык.

— А в набеги идут... Измаил... не от богатой жизни, — в тон ему ответил Семён; казак старался держаться подчёркнуто независимо и свободно, без опаски направляя лошадь на пеших, пробиравшихся узкими, грязными улочками. — И привозят не слишком много. Ровно чтобы пережить зиму.

— Так зачем же... — начал было Новицкий, но Атарщиков оборвал его нетерпеливо. — Потом.

Сергей замолчал, понимая, что негоже болтать среди незнакомого им народа.

Перед порогом мечети Сергей под пристальным взглядом Мухетдина снял поршни и в одних чувяках прошёл внутрь. Лезгины забрали их ружья, шашки и унесли в боковое помещение. Бетал отправился с ними, посмотреть, куда повесят оружие. Приезжим остались кинжалы и пистолеты, надёжно припрятанные под полами черкесок.

Мухетдин прошёл на середину и стал, медленно обводя стены глазами, от которых, Новицкий помнил, мало что могло скрыться. Братья его лёгкими шагами пробежали кругом, то и дело подпрыгивая, чтобы выглянуть в окна-бойницы. Атарщиков наблюдал их действия молча, но одобрительно.

— Оттого до сей поры живы, — ответил он коротко на вопрошающий взгляд Сергея.

Когда осмотр закончился, Мухетдин подошёл к Семёну и заговорил с ним вполголоса. Казак слушал, не перебивая, только кивал одобрительно, а когда приятель умолк, повернулся к Новицкому.

— Завтра утром уйдём. Скажем — не для тебя эти камни. К лесу привык, и здесь такого хотелось бы. Попытаешь, Измаил, счастья в Чечне. Но ещё и вечер пережить надо. Люди придут, разговаривать будут, спрашивать. Ты отвечай коротко, остальное говорю я. Понял?

Сергей безмолвно кивнул, понимая, что в этих местах лишнее слово не только не нужно, но и крайне опасно. Он прошёл в угол и сел спиною к стене, скрестив перед собой гудящие от напряжения ноги. Но отдыхать ему досталось недолго. К мечети вдруг подошли люди, послышались громкие и весёлые голоса. Он мигом поднялся и стал рядом с Семёном, также скрестив на груди руки, причём пальцы правой касались рукояти кинжала.