Время героев

— Что у ворот?! — крикнул Петрос, перегибаясь вниз.

— Спрыгнули двое, — ответил ему дружинник, освещая факелом скорченные тела. — Да так и лежат. Не хотят подниматься.

— Может быть, притворяются? — спросил управляющий более для порядка.

— Уже и огнём пробовали, и сталью. Молчат.

— Хорошо. Смотрите внимательней: вдруг начнут огонь перебрасывать.

И побежал распоряжаться на стенах.

Потери были невелики: трое раненых, двое легко, и только один убитый. Четверых нападавших искрошили на стенах, и кто его знает — сколько ещё улетело вниз вместе с обрубленными верёвками. Петрос расставил людей вдоль парапета и ещё раз напомнил, чтобы не стреляли без толку.

— Пока у тебя пуля в ружьё, ты опасен. Он тебя будет остерегаться. Выстрелил, промахнулся, пока новый заряд загонишь, тебя десять раз успеют убить. Ждать, ждать, ждать. У кого терпения, выдержки больше, тот победитель.

Он поднял запасной факел, запалил его от горящего, размахнулся и швырнул вниз, подальше от замка. Тёмные тени порскнули врассыпную, прижимаясь к земле, словно голодные, озлобленные собаки. Несколько пуль ударилось о стены, о парапет, прожужжали мимо и ушли дальше. Из своих никто не ответил, и Петрос довольно хмыкнул. Он был уверен, что нападавшие, кто бы они ни были, больше не осмелятся штурмовать крепость, изготовившуюся к защите.

Опасность угрожала самой деревне, но здесь он был совершенно бессилен. Оставалась надежда на егерей, но, когда вновь затрещали выстрелы уже у селения, Петрос понял по звуку, что солдат оттесняют к реке, и они способны позаботиться лишь о себе самих.

А потом завыла деревня. Так страшно закричали там люди, что даже Петрос втянул голову в плечи, словно бы каждый вопль обладал силой и твёрдостью летящего камня. Банда, понимал он, получив отпор, решила отыграться на беззащитных и будет измываться над жителями, вымещая злобу и страх, насыщая жадность и похоть.

— Петрос! — окликнул его дружинник, судя по голосу, совсем ещё молодой. — Там эти звери режут наших отцов и насилуют наших сестёр. А мы так и будем отсиживаться за высокими стенами?!

Вместо ответа Петрос ударил мальчишку, припечатав огромным кулаком в солнечное сплетение. Парень задохнулся и упал на колени.

— Ты что, овечий сын, думаешь — у одного тебя имеются уши?! — прорычал управляющий. — Но у других они приставлены к голове, а не к заднице!

Он отошёл и вдруг, по наитию, решил повторить трюк с брошенным факелом. И в неверном свете трепещущего огня увидел внизу тёмные шеренги безмолвно стоящих конных. Эти, понял он, будут ждать самой малой его ошибки. Пробежал по стене, ещё раз предупреждая дружинников, и поспешил вниз, проверить княгиню.

Петрос ещё лишь подбегал к лестнице, как в уши ему вонзился пронзительный вопль. С пистолетом и кинжалом в руках он взлетел по ступеням, едва успев подать условный сигнал, и опомнился, лишь когда увидел напряжённые лица стражников.

— Что?! — выдохнул управляющий.

— Лекарь уже пришёл, — ответил старший, стоящий справа.

Петрос осторожно приоткрыл створку и столкнулся с рассерженной Патимат. Женщина стояла у входа, держа наготове узкий, длинный, хорошо наточенный нож. За ней, опирая на табурет длинное дуло мушкета, стоял на коленях служка. Что происходило в комнате, Петрос не видел, но слышал встревоженную трескотню служанок, суетившихся у постели княгини. Он кивнул, но только потянул на себя дверь, как из постели снова вылетел тот же отчаянный, почти нечеловеческий крик.

Петрос сморщился и отскочил, прихлопнув за собой дверь. Стражники с каменными лицами смотрели мимо него, стискивая зубы. И когда наверху снова защёлкали выстрелы, управляющий вроде бы даже обрадовался тому, что обязанности увлекают его наверх, подальше от вместилища страха и боли...

III

Новицкий нашёл способ сообщить Ермолову о решении, принятом ими с Георгиадисом, только спустя полтора месяца. Он не хотел объявлять свою связь с людьми из Петербурга, а потому искал способ действовать через Рыхлевского. Правитель канцелярии командующего Кавказским корпусом и сам иногда сообщался со столицей напрямую, минуя непосредственного начальника, однако у него были связи в Министерстве внутренних дел, но не при дворе, не при Главном штабе. Оттого-то Сергею приходилось представлять планы, выработанные с Георгиадисом, по иерархии видимой своей службы, убеждать, согласовывать и, только заручившись одобрением Андрея Ивановича, представлять доклад самому «проконсулу»[42] Кавказа и Закавказья.

Они выслушали Новицкого, собравшись втроём: Ермолов, Вельяминов и тот же Рыхлевский. Управляющий делами повернул и эту историю так, что это у него появилась идея исследовать неизвестные районы севернее Кавказского хребта, и тут вдруг подвернулся надёжный и сообразительный исполнитель. Если у генералов и мелькнуло сомнение в совершенной правдивости услышанного, они его не сочли нужным высказать.

— Повернув на восток от Алазани, мы поднимемся, перевалим хребет и дальше направимся западнее, оставив справа и Казикумух, и Хунзах. Пересечём оба Койсу — реки, которые сливаются ниже в Сулак, и разведаем перевал в Андийском хребте. Дальше по обстоятельствам. Но основное направление — спуститься к Сунже, захватив восточную часть Чечни.

Пока Сергей говорил, Ермолов, развернувшись в кресле, следил за движением указки, бесстрашно проникавшей вглубь огромных пространств, которые оставались пока белыми пятнами на листах двухверстовой карты. Когда Новицкий закончил, командующий зарокотал:

— Предприятие достойное, но и крайне опасное. Вам придётся заходить в аулы. Вы уверены, что вас не узнают?

— Я надеюсь, — спокойно ответил Новицкий. — Отращу бороду, обрею голову наголо. Семён нашёл трёх проводников, на которых он вполне полагается. Меня выдадут за гостя с Западного Кавказа, из Кабарды, из Черкесии. Некий ворк[43], согрешивший в своём крае и решивший переждать гнев князя здесь, в Дагестане. Потому местного языка пока что не знает.

— А черкесский? — спросил Вельяминов.

— Сотни две слов в запасе у меня есть. Думаю — хватит, чтобы сойти за черкеса у дагестанцев. У них самих соседние селения объясняются на третьем наречии.

— Но черкесы искуснейшие наездники, — продолжал настаивать Алексей Александрович.

Сергей позволил себе улыбнуться.

— Да ведь я тоже, смею думать, не из последних. Четыре года гусарской службы чему-то да научили.

Ермолов отвёл его слова пренебрежительным взмахом.

— Как кавалерия наша скачет, это я знаю. И как черкесы летают, это я тоже видел. С ними даже донцы состязаться никак не могут, а ты говоришь — гусары. Другое дело, что Атарщиков этот тебя в седле видел. И если готов с тобой идти, стало быть, в самом деле — наездник. Но в проводниках он точно уверен?

Новицкий пожал плечами. Его уже начинала утомлять дотошность командующего. В конце концов, это было его предприятие, только свою голову он ставил на карту в буквальном смысле этого слова.

— Точно смогу сказать, только когда окажусь уже в Грозной. Пока, кажется, да. Их три брата. Старший, если помните, вёл нас на хребет, когда прорывались в Парас-аул. Два других ходят полностью в его воле. Но они хотят денег.

— Сколько? — спросил Вельяминов.

Сергей ответил. Ермолов махнул рукой.

— Если люди надёжные, они этого стоят. Андрей Иванович распорядится.

Рыхлевский согласно наклонил голову.

— Граф Бранский занимается коммерческими делами в Грозной и, разумеется, может выделить такую сумму...

Новицкий слушал спокойно, ничем не выдавая своей неприязни к упомянутой здесь особе. Он знал, что от графа ему никуда не деться. Даже Георгиадис уведомил его, что с той стороны Кавказа ему придётся слушаться Брянского. Когда же Сергей выказал недоумение, Артемий Прокофьевич прервал его достаточно резко:

42

Проконсул — государственная должность в Древнем Риме. Проконсулы управляли провинциями. А. П. Ермолова проконсулом Кавказа назвал великий князь Константин Павлович.

43

Дворянин.