Черный гусар

Адъютант вбежал в комнату, не постучав. Кутузов тут же сел, спустил ноги с кровати. Душно было в конце августа даже ночью, но он не позволил себе раздеться, только лишь расстегнулся перед тем, как заснуть.

— Михайла Илларионович! Казаки! Турки переправились на наш берег.

— Где? Сколько?

— Чуть ниже Рущука. Пока немного. Но конные не решаются атаковать. Просят пехоту.

— Кто из генералов дежурит? Сабанееву с мушкетёрами отправиться на помощь казакам. Сбросить разбойников в реку. Больше новостей нет?

Адъютант выбежал, а Кутузов снова прилёг на бок. Но глаз не закрыл, точно зная, что долго ему лежать уже не дадут.

Через полчаса Бибиков заскочил снова:

— Пока ингерманландцы строились, прискакал ещё есаул. Там всё закончено. Подошёл батальон Архангелогородского и атаковал с ходу.

— Сколько было турок, хотя бы примерно?

— Да говорят, что сотни две-три.

Кутузов поднялся, подошёл тяжело к окну, выглянул. За стенами было так же темно и душно. Луна поднималась, а жара всё не спадала, томила животных, растения и людей.

— Прикажи-ка, голубчик, подать мне чаю. Да пусть свечки засветят. И — пошли кого-нибудь к Ланжерону. Чувствую — скоро начнётся.

Он ещё отдувался после второго стакана, как в комнату вошли уже несколько офицеров. Бибиков первый.

— Ваше высокопревосходительство! — Голос его звучал прерывисто, словно он задыхался после быстрого бега. — От генерала Воинова.

Воинова с двумя полками гусар Кутузов послал вверх по течению присмотреть за извилистым берегом. Сил не хватало поставить хотя бы полк против каждого места, удобного для переправы. Но знать, где и когда решится ударить Ахмед-паша, командующий Дунайской армией хотел непременно.

— Майор Мадатов, Александрийского гусарского. — Чёрный доломан говорившего плохо различался на фоне чёрной стены, но разгоревшаяся свеча выхватила из мрака горбоносое лицо офицера. — Противник переправился через Дунай и успел уже достаточно укрепиться.

-Где?

— Тремя вёрстами выше, ваше...

— Кто и сколько их? — прервал нетерпеливо Кутузов.

— Янычары. Тысячи две уже в редуте. И ещё, думаю, столько же пока на течении.

— Ах, Мулла-паша! Вот ведь обманщик, — покачал головой Михаил Илларионович.

— Никак нет. Виддинская флотилия не подошла. Плывут на подручных средствах. Плоты, паромы.

Кутузов вскочил. Подумал и снова опустился на табурет:

— Генерал Булатов.

Названный генерал шагнул вперёд.

— Возьмите пять батальонов и попробуйте загнать турок обратно в реку. Но чересчур не упорствуйте. Нам терять солдат нынче без надобности... Александр Фёдорович, здесь?

Граф Ланжерон подошёл к столу и сел по знаку командующего.

— Пока Булатов демонстрирует им нашу решимость, подвигайте войска и начинайте строить редуты. Они — свои, мы — свои. И поглядим, кто ещё быстрее и лучше. Если Мулла-паша придержит оставшиеся суда, визирю переправлять свою армию ой как долго...

IV

Граф Ланжерон подъехал к хате, в которой уже больше двух месяцев жил командующий. Высокая крыша, крытая подгнившим уже от времени гонтом, спускалась шатром к земле, давая хорошее укрытие от палящего солнца. В тени, у самой стены дремало полтора десятка казаков, составив двухметровые пики шатром. Из двери вышел уланский штабс-ротмистр, придержал коня, пока генерал спускался на землю. Александр Фёдорович махнул рукой конвою — отдыхайте и ждите, быстро прошёл внутрь.

Небольшая комната забита была уже почти на распор. Но перед графом расступились, освобождая проход к столу, где, облокотившись на карту, сидел Кутузов.

— Как центральный редут, граф? Не готовят ли басурмане нам вылазку?

Ланжерон поморщился. Всего лишь два дня назад его полки готовы уже были войти в центральное укрепление турок. Уже гусары пошли во фланг, уже каре первой линии приблизились к валу почти вплотную... И тут Кутузов вдруг приказал отводить войска к своим позициям. Граф подчинился, но тут же ускакал прочь от командующего и сорвал гнев на первом же полковом командире, не спешившем исполнить распоряжение. Теперь ему показалось, что над ним ещё и подтрунивают.

— Пока ещё нет, но ещё через неделю, наверное, соберутся. Мы же показали им нашу слабость. Их сорок тысяч здесь против наших пятнадцати. Заманчивая возможность: одним ударом прорвать центр и — вперёд, к Бухаресту. Из города, я слышал, все, кто мог, уже убежали.

— Это хорошо... — улыбаясь, начал Кутузов.

Ланжерон поднял брови.

— Хорошо, что вы такого мнения, граф. Должно быть, и Ахмед-паша готовится к решительному демаршу.

— Это же азбука, Михаил Илларионович. Арифметика тактики и стратегии.

— Тактики — соглашусь. Но в стратегии есть метода и позначительней. Давайте-ка вспомним, господа. — Кутузов обвёл взглядом генералов, полковников, заполнивших его комнатёнку: спальню, служившую одновременно и кабинетом. — Пять лет армия наша стоит здесь, на Дунае. Молдавия и Валахия стали нашими в первый же год войны. В Булгарию мы наведываемся только в летние месяцы. Месяца нам не хватает, чтобы пройти за Балканские горы. Начинаются холода, и мы возвращаемся за Дунай. Что же сейчас? Даже если прогоним Ахмед-пашу на тот берег, он не отойдёт далеко. Будет ждать новой весны, новой кампании. Нельзя отпускать его армию.

— Но, оставшись здесь, визирь угрожает куда опасней.

— Да, нельзя его ни отпустить, ни оставить. Надобно — уничтожить. Но не прямой же атакой, граф. Мы все бывали на приступах, испытали мужество неприятеля в обороне. Надо ждать, господа! Ждать терпеливо, подыскивая, подгадывая нужный нам случай. До зимы осталось немного. Визирь тоже не останется в лагере. Ему две дороги — либо вперёд, либо назад... Терпение, терпение и ещё раз терпение. Господа, все свободны. Александр Фёдорович, а вы задержитесь.

В опустевшей комнате остались они вдвоём. Ланжерон, опустив глаза, постукивал пальцем по карте, по тому месту, где неровной кривой очерчен был лагерь великого визиря Ахмед-паши. Кутузов, прищурив глаз, оглядывал нетерпеливого и отважного генерала:

— Я приказал вернуться дивизии Маркова.

Ланжерон вскинул голову:

— Петербург разрешил?

— Я, как мы с вами обсуждали недавно, послал запрос военному министру. Но — пока письмо наше дойдёт, пока они там будут судить-рядить, пока примчится к нам фельдъегерь с ответом. Одновременно я послал и за Евгением Ивановичем. Сейчас, думаю, полки его уже на подходе. Разместите их у Слободзеи, как будто решились мы прикрывать дорогу на Бухарест.

— А на самом деле? — напряжённо спросил граф.

Кутузов долго не отвечал, надувал и распускал губы, потом, молча, провёл пальцем линию по бумаге и сразу изобразил, будто смахивает невидимые следы ладонью.

— Как?! — Лицо Ланжерона вдруг разгладилось и загорелось. — Так просто?.. И думаете, они нам позволят?

— А они и не узнают. До самого конца так и не узнают. Во всяком случае не должны...

V

Александрийцам приказали быть наготове ещё с вечера. В темноте им надлежало соединиться с дивизией Маркова и подчиняться распоряжениям генерала.

Ночной марш получился несложный. Оба батальона прошли тылами корпуса Ланжерона и поднялись вдоль берега вверх по реке. На месте гусары были сразу после полуночи. Оставалось лишь ждать.

О кострах, конечно, никто не помышлял, но и прочие огни были запрещены. Мундштук трубочки-носогрейки Ланской катал во рту, но зажечь так и не решился. После часа ожидания полковник приказал спешиться. Гусары сели на землю, держа повод в руках.

Через несколько часов стало ясно, что случилась привычная уже всем сшибка в расчётах и диспозициях. Кто-то приказал, а кто-то его недослушал. Одни появились вовремя, другие решили, что их и так подождут.

Когда рассвело окончательно, Ланской пыхнул дымом, поднялся в седло и поехал искать командира дивизии.