Черный гусар

«Расставаясь со здешнею армиею... — Голос полкового адъютанта гремел над построенным Александрийским полком, разнося по фронту слова последнего приказа генерала Кутузова по Дунайской армии. — Приношу чувствительнейшую благодарность мою всему вообще войску за ту любовь, что оградила меня употребить власть, высочайше мне представленную, к обращению кого-либо силой к своим обязанностям; но единственно на исходатование щедрот, всемилостивейше излиянных от высочайшей руки. Воспоминание сего останется навсегда неизгладимым в сердце моём и будет сопровождать лучшие часы жизни моей...»

Когда чтение закончили, и полк, взвод за взводом, стал перестраиваться в колонну, Ланской поманил Новицкого:

— Поедешь к командующему, возьмёшь предписание для полка. Опять нас переводят в другой отряд. Вечная у них неразбериха. Одного уже нет, другой ещё не приехал, адъютанты и штабные в разброде, а гусары сразу думай за всех...

В доме Кутузова Новицкого встретил Георгиадис. Когда Сергей спросил предписание, тот только улыбнулся, мол, успеется, и увлёк ротмистра в одну из комнат центральной анфилады. Усадил в кресло, предложил кофе, напитки, фрукты:

— Вы, конечно, знаете, Сергей Александрович, что неделю назад в Бухаресте подписан мир между Россией и Турцией.

Новицкий молча наклонил голову.

— Но вам, должно быть, интересны подробности этого крайне важного и своевременного соглашения... К сожалению, граница между двумя империями легла много восточнее, чем нам хотелось. Река Прут до впадения в Дунай и дальше по дунайскому устью до самого Чёрного моря. Россия получает крепости Хотин, Аккерман, Бендеры, Киликию и Измаил... Области между Кавказскими горами и морем остаются во владении Российской империи. Все, кроме Анапы... Вы недовольны?

— Пять с половиной лет мы переходили Дунай с одного берега на другой. Почему же сразу не могли остановиться на Пруте?

Георгиадис улыбнулся одним уголком рта. Глаза его оставались весьма печальны.

— Удерживай мы Прутскую линию, договор заключали бы в Яссах, а пограничной рекой остался бы, без сомнения, Днестр. Так устроен наш мир, Сергей Александрович. Мы откусываем много больше, чем можем освоить, а затем оставляем заведомо лишнее.

— Мы? — поднял брови Новицкий.

— Да, — спокойно подтвердил Георгиадис. — И мы тоже... Тише, сюда идут.

По залам неторопливым, почти прогулочным шагом двигались два генерала — высокий, перетянутый в талии Ланжерон и круглый, с оплывающими шеей и щеками Кутузов. Впервые Новицкий видел Кутузова одетым по полной форме, увешанным всеми орденскими знаками.

— Я уезжаю, граф. Его величеству угодно вызвать меня в Россию. Адмирал Павел Васильевич Чичагов сменит меня на посту главнокомандующего.

— Армия сожалеет, ваше высокопревосходительство.

— И вы тоже, граф?

— Я в первую очередь. Я счастлив, что мне довелось служить под вашим началом.

— Да не печалься, дружок. Думаю, ещё доведётся. Когда же это Россия обитала в мире да согласии? Европа придвигается к Неману, наши армии выдвинуты навстречу. Дрова сухи, как солома. Как состукнутся кремень с огнивом, как проскочит искра, так и всё полыхнёт...

Георгиадис с Новицким вскочили и вытянулись. Генералы остановились.

— Ваше высокопревосходительство, — статский советник склонился почтительно, — позвольте представить вам ротмистра Новицкого. Александрийский гусарский полк.

— Помню, помню. Видел ваши мундиры под Рущуком и после у Слободзеи.

— Последние несколько месяцев ротмистр отправлял свою службу здесь, в Бухаресте...

Кутузов пристально всмотрелся в Новицкого и наклонил голову. Ротмистр вытянулся в струнку и сощёлкнул разошедшиеся каблуки. Ланжерон тоже кивнул, и генералы проследовали дальше.

— Об одном прошу — удерживай адмирала, — услышал Новицкий последние слова бывшего главнокомандующего. — Его всё к Константинополю тянет. А нам этот договор и так достался чересчур дорого. Дунайская армия нужна в Украине, но не в Балканах. Прощай! До встречи...

Георгиадис опустился в кресло и показал Новицкому, что он тоже может присесть.

— Вот так, дорогой Сергей Александрович. Вот и все наши награды, звания и чины. Тайно служим, тайною и довольствуемся... Вы несогласны?

Новицкий невольно скосил глаза на белеющий в петлице крестик Святого Георгия:

— Да, вы правы. Одно дело — атаковать в сомкнутом строю батарею, другое — беседовать в светлой комнате. Но, думаю, встречаемся не в последний раз. Способности к нашей работе у вас имеются. Если есть интерес — изыщем возможности и служебные. Только не торопитесь с решением — обдумайте всё окончательно. Сегодня мне сообщили: первый драгоман Блистательной Порты князь Дмитрий Мурузи взят под стражу по прибытии в Шумлу. Арестован, закован в цепи, помещён в подземелье...

Новицкий посмотрел в лицо Георгиадису. Тот покачал головой:

— Решительно никакой возможности. Отбить, сами понимаете, нереально. Подкупать — только содействовать обвинению...

— А что Манук-бей?[31]

— Мыслями уже в Бесарабии. Он здесь, разумеется, не задержится. Прощайте. Передавайте привет общим нашим знакомым... Мне говорили, что князь Мадатов уже подполковник.

— Да, недавно получил указ о производстве в следующий чин.

— Искренне радуюсь за него. Непременно посмотрю, как он едет во главе своих эскадронов. Вот вам пример, Новицкий. Пример и всем нам. Храбрости такого толка в самом деле всё воздаётся по праву!..

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

31

В Константинополе Дмитрий Мурузи и брат его Панайот были казнены перед султанским сералем. Вдова — Ефросиния Мурузи — вместе с детьми перебралась в Россию. Один из сыновей драгомана Александр построил знаменитый дом в Петербурге.

Манук-бей Мирзоян успел перебраться в Бессарабию, но в 1817 году погиб при загадочных обстоятельствах. Подозревают, что он был убит агентами Блистательной Порты.