Красная Элла

Впечатление нездешности усиливал длинный шарф, обмотанный вокруг шеи Энрике, легкая кремового цвета куртка с множеством молний и кармашков нараспашку, а также вельветовые джинсы, облегающие его стройные длинные ноги. Даже коричневые мокасины изобличали в нём не нашего человека. Наши так не одеваются. Как-то элегантно-небрежно. Наши люди всегда застёгнуты на все пуговицы.

– Элла! Элла, моя девочка! – навстречу мне засияла лучезарная улыбка Энрике.

Увидев меня, он бросился навстречу, заключил меня в объятия, затем, словно не веря себе, отстранил и некоторое время пристально всматривался в моё лицо. Энрике счастливо улыбнулся, облегченно, с шумом, выдохнул воздух и бережно привлёк меня к себе. Как пахнет хорошо от него! Я закрыла глаза и почувствовала, как губы Энрике прикоснулись к моим губам. Он нежно поцеловал меня, у меня от его поцелуя закружилась голова.

– Энрике, – прошептала я.

– Я слушаю тебя, – тихо в ответ проговорил Энрике.

Он склонил ко мне свое лицо, половину которого занимали огромные глаза. Глаза, в которых было столько любви и нежности… Ой, за что мне такое… Счастье?

Ведь я пришла сказать Энрике, что наши отношения бесперспективны, и с этим нужно смириться. Слишком мы разные. Он живёт в Лиссабоне, я учусь в Москве, а мой родной дом в Элисте. Это 1200 километров от Москвы! А от Лиссабона? Ладно, расстояния… Но нас разделяет… Пропасть! Какая? Бездонная и не-пре-о-до-ли-ма-я. Вот он мечтает попасть на корриду в Мадриде. Посмотреть эти бои человека с дикими животными – совершенными машинами смерти съезжается пол-Европы, как сказал Энрике. И он после Москвы едет в Испанию. Здорово: захотел, купил билеты и поехал. Хоть куда: в Испанию, Португалию, Францию, Америку, Англию, Японию…

Для меня же это желание – поездка в Испанию – практически невыполнимо. Равносильно на Марс или на Сатурн слетать! Какая коррида, какой Мадрид?! Выезд за границу в СССР возможен только в составе туристической группы. Ещё и жёсткий отбор нужно пройти, чтобы выпустили. У нас в Союзе даже есть такое выражение – «выпустили» за кордон. Это значит, у человека положительно решен вопрос о выезде за границу, он успешно прошел обязательный этап – собеседование с секретарём райкома партии, за которым окончательное слово: «зарубить» выезд или разрешить. Этот этап каждый проходит на финише оформления документов на туристическую поездку. Cоветские сами по себе – захотел, купил билеты и поехал – за границу не ездят.

Да, ещё. У нас с Энрике разные языки, цвет кожи, разрез глаз, что там ещё… Мм-м-м… У нас, надо думать, непохожие привычки, уклад жизни, мечты. Даже сны мы видим на разных языках! Про мировоззрение вообще молчу. Я – коммунистка. Красная. А Энрике… Он из того мира, где живут наши враги.

Он будущий художник. Я ошиблась, признав с первого взгляда в нем музыканта. Энрике, Себастьян, Эдуардо, Кристина и Синтия – студенты Академии искусств. Социалистический реализм в советском изобразительном искусстве – причина их приезда в Москву.

Соцреализм в живописи, портрете. Что это? Фотографическое изображение действительности на холсте? Не упрощенное ли это понимание метода соцреализма? Мнения португальцев после недели в Москве разделились. Они побывали в Третьяковской галерее, Пушкинском музее, посетили художественные выставки.

Если забыть об изучении метода соцреализма по картинам, какие в целом впечатления? Брависсимо! Так по-итальянски выразил свои чувства вчера Энрике. А что он может сказать все же о социалистическом реализме в творчестве советских художников?

На этот вопрос Иванки Энрике ответил уклончиво. Он сказал, что это очень специфическая тема. Профессиональная. И он ещё осмысливает свои впечатления. И, самое главное, Энрике вчера сказал, что он – будущий художник и ценит свою внутреннюю свободу.

«Мир – это я» – известное выражение философа Иоганна Фихте – жизненное и творческое кредо Энрике. Так он сам сказал.

– Но, Элла, это не имеет ничего общего с эгоцентризмом, – уточнил он, посмотрев на меня.

Конечно же, парень, ценящий внутреннюю свободу и замкнувший весь мир на себе (эгоцентризм!), не может быть коммунистом, подумала я вчера. Думала я так и сейчас, глядя в счастливое лицо Энрике. Индивидуализм – философский бриллиант эгоцентризма. Философские алмазы коммунистов – приоритет общего перед частным, коллективизм, подчинение меньшинства большинству.

Да-да, мы с Энрике совсем разные. Какая здесь может быть любовь? Да и слишком всё неожиданно, необычно и… пугающе красиво. Интригует. Может быть, поэтому я сегодня здесь?

Нет, конечно же, я не могу предать партию и уехать жить в его чудесный космополитичный город Лиссабон! Сегодня, собираясь на свидание, я решила поставить точку в наших отношениях, сказать Энрике при встрече сразу… А вместо этого…

– Пойдём, погуляем по Москве, – вдруг выпалила я.

Да-с, смалодушничала. Не смогла, глядя в счастливые глаза Энрике, выдавить из себя жестокие слова.

– Пошли, – легко согласился Энрике.

Он словно не подозревал о внутренней борьбе, которая шла в моей душе. Или не хотел замечать? Спохватившись, он протянул мне букет цветов:

– Элла, это тебе!

– Спасибо, – я взяла из его рук три нежные розы, поднесла их к носу и вдохнула тонкий цветочный аромат.

Розы – мои любимые цветы. Но как догадался об этом Энрике?

– А куда пойдём? – спросил Энрике.

– Куда глаза глядят. Хоть на край света! – заявила я неожиданно и свободной рукой очертила широкий жест.

– Хоть на край света! – сверкнув озорной улыбкой, воскликнул вслед за мной Энрике.

Мы засмеялись и, взявшись за руки, не сговариваясь, побежали по переулку.

Глава тринадцатая

Весенний воздух московских переулков кружит голову, он пахнет тонким ароматом молодой листвы и травы. Энрике крепко держит меня за руку, он идет вперед, увлекая меня за собой. Мы молчим, лишь изредка обмениваемся взглядами. Я ловлю себя на неожиданном чувстве: мне приятно повиноваться его воле. Я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая потерялась и, испуганная, растерянная, наконец, нашлась. И обрела надежную защиту. Да-да, я, наверное, потерялась в этом огромном мире, о чём даже и не подозревала. А Энрике… Энрике приехал в Москву ради своей дипломной работы, но это, можно не сомневаться, лишь формальная причина. Во что бы то ни стало найти меня – вот истинная причина его приезда в Москву. Конечно, до встречи в кафе ни он, ни я об этом не знали.

Но неясные предчувствия… О-о, их у меня было предостаточно. Вот уже несколько месяцев мы с красавцем Кристофом Майором, несмотря на его признание в… В симпатии? Да, всего лишь в симпатии. Так будет правильнее. С ноября месяца и доныне наши отношения с Кристофом ограничены только взглядами, которыми мы обмениваемся при встречах. Хотя со стороны Кристофа, признаться, предпринимались активные действия. Но о них – попозже. Почему я так медлила отвечать на чувства красавца мадьяра? Потому что главная встреча ждала меня впереди?

Мы с Энрике встретились, и ничто, никто этому не мог помешать! Мы нашли друг друга в этом огромном-огромном мире! Разделенные тысячами километров, границами нескольких государств… Не чудо ли это? Внутри меня тихо зазвучала флейта: ее нежные звуки проникают в каждый уголок сознания и вскоре наполняют каждую клеточку моего тела волшебной музыкой и негой.

– Энрике… – произношу я едва слышно.

Энрике поворачивает ко мне лицо, освещенное слабой улыбкой. Его взгляд сосредоточен, он подернут глубоко спрятанной печалью, которая начинает таять как снег под весенним солнцем, уступая место океану нежности, накрывающему меня с головой. Я почти физически ощущаю, как меня подхватывают ласковые волны и начинают раскачивать, баюкать, тихо шепча: Элла… Элла… Элла…

Это Энрике, чуть наклонившись, произносит мое имя. Он повторяет его несколько раз. Мне нравится, как звучит мое имя, произнесенное им. У меня перехватывает дыхание, становится тяжело дышать. Сердце замирает и сладко ноет в груди. Я… Я, кажется, влюбилась! Но так не бы-ва-ет. Только два дня назад я не знала Энрике… И сегодня пришла на свидание, чтобы сказать… Сказать, что мы не можем… Не можем? Нам нельзя быть вместе! Нельзя, нельзя, нельзя. Слишком мы разные. Слишком много препятствий…