Красная Элла

– Войдите, – крикнули мы с Ксенией хором, пребывая еще в атмосфере душевного единения.

– Добрый день! – дверь открылась, и в комнату бочком протиснулся чех Павел. В руках у него был какой-то свёрток.

– Ксения, Элла, – объявил чех торжественно, – я пришёл к вам в гости. Мы с Ксенией переглянулись и едва сдержали себя, чтобы не рассмеяться: этого ещё не хватало… Как говорится, незваный гость хуже… Чех Павел с недавних пор стал оказывать усиленные знаки внимания Макарской: то в столовой встретится, галантно раскланяется, а потом как приклеенный ходит, всё за один стол норовит усесться. То у читалки подкарауливает, увидевши, шлангом прикинется: вот, дескать, мимо шёл. Поздоровается, весь покраснеет, о погоде начинает говорить.

Иной раз в холле общежития на диванчике подолгу сидит, выжидает, когда Макарская с вздернутой высоко головой мимо пронесется. Следом увяжется, но не тут-то было: Макарская – метеор, пока воздыхатель шаг сделает, Ксения – десять (столичная штучка!). Чех только до лифта дойдет, а Макарской уже и след простыл: холл общежития – не столовая, где из-за специфики заведения и небольшой площади ограничена мобильность и скорость передвижения.

К тому же, как иронизировала Ксения, рассказывая о влюблённом чехе, из столовой не убежишь, даже из-за навязчивого кавалера: голод – не тётка, очень уж кушать хочется после четвертой-то пары.

Бедолага чех. Не подозревал, как сильно он вляпался. Явно не по себе парень решил дерево срубить. Не в свои сани пытается сесть. Какие ещё там пословицы и поговорки есть про мезальянс? Макарская – глыба – человечище. Яркая личность с сильным характером. Умная, независимая, талантливая, целеустремленная. Все эпитеты – не комплименты, а в самую точку.

Ещё и монстр. Мы с Иванкой насчёт Макарской пришли к одному выводу: без сомнений, Ксения добьется многого, станет известным журналистом. Но супервещь ей не написать, потому что души и чувств в её работах не будет. Больно уж она холодная и расчётливая. Идёт по жизни как танк.

Однозначно, Павел ей в подмётки не годится. Макарской бы та-а-акого парня… Во много раз превосходящего её по уму, силе и твёрдости характера. Пока такого поблизости не наблюдалось. Хотя, без сомнений, достойных ребят в нашей альма-матер пруд пруди. Но большую часть слушателей нашего вуза связывали дружеские товарищеские отношения, тёплые человеческие чувства. В них – корни нашего братства!

Но вернемся к Ксении. Макарскую ребята почему-то не воспринимали как девушку, несмотря на её миловидность и лучистые синие глаза. Да, они отдавали должное её уму, таланту журналиста. Но чтобы влюбиться… Должно быть, пасовали перед яркой индивидуальностью, независимостью и силой характера Ксении.

И тут чех Павел. Мы с Ксенией смотрели на него с жалостью. Павел меж тем, сев за стол, стал нудно рассказывать на ломаном русском о маленьком городке, откуда приехал, о фабрике, где работал. Мда-а… Это надолго.

Мы с Макарской переглянулись: убивать вечер на заочное знакомство с чешской ткацкой фабрикой в наши планы не входило. У меня свидание с Энрике (обещала!), а Макарская собиралась писать статью. Как бы, не обижая и не нарушая дипломатических канонов, выдворить Павла из комнаты? Эта мысль свербела сейчас в мозгах каждой из нас.

А Павлу всё нипочём. В довершение ко всему он развернул свёрток, там оказался картон с образцами тканей, которые выпускает фабрика из его родного городка. Наверное, ему в международном отделе его демократической молодёжной организации посоветовали взять с собой в Москву этот сувенир, дабы ознакомить советских друзей с чешской местной промышленностью.

Замечательная, конечно, идея. Но она имеет право жить, несомненно, при других обстоятельствах. Павел с гордостью стал показывать образцы тканей и рассказывать о них, скрупулёзно анализируя принты каждого лоскутка. Я скосила глаза на картон: ого-го, а он-то не один, этого картона с наклеенными кусочками ткани там несколько слоев. Сколько же всего образцов наберётся?

И про все он будет нам рассказывать? Нет, уж. Дружба дружбой, а время –это тот капитал, который здесь врозь.

– Павел, извини. Но мне нужно сейчас статью писать, а Элле – собираться на свидание, – бесцеремонно заявила Ксения, прервав чеха на полуслове.

Молодец, Макарская. Респект тебе и уважуха: остановила говоруна. Павел застыл с открытым ртом и некоторое время молчал, словно не понимая, что происходит. Затем он обиженно заморгал белёсыми ресницами и хотел ещё что-то сказать. Но у нас не забалуешь.

– Павел, было очень интересно, – быстро среагировала я.

На плохом дипломатическом это означало: пора и честь знать, товарищ.

– До свидания, Пашка! – нагло заявила Макарская, поднимаясь из-за стола.

Поднялась и я. Чеху ничего не оставалось, как последовать нашему примеру. Он выглядел обескураженным.

– До свидания, Ксения! До свидания, Элла! – вяло проговорил Павел, открывая дверь.

Мы молча закивали головами: пока-пока. Едва за чехом хлопнула дверь, мы с Макарской захохотали как сумасшедшие. Ну и денёк! Цирк шапито, как любит говорить моя тётя Неля из Элисты.

Павел-Павел… Простой чешский парень не знал, что на острый язычок девчонок из группы журналистов лучше не попадаться: ведь ради красного словца не пожалеют и отца! А уж незадачливого ухажёра… Засмеют с особой жестокостью, соревнуясь в острословии, сарказме и иронии. Эти амазонки-интеллектуалки без малейшего сомнения нашпигуют любое влюбленное сердце отравленными стрелами, с наконечников которых капает яд кураре.

Не буду скрывать, от души повеселились мы с Макарской, со знанием дела пожонглировав словесами и не раз помянув наивного чеха. Хотя, по-моему, Макарской было немного стыдно передо мной: кавалер не с самым высоким коэффициентом интеллекта, знать, и её принял за птушницу. Её-то… Ксению Макарскую!

– Лучше бы он мне пару драных колготок подарил, – саркастически заметила Макарская в завершение нашего напряжённейшего словесного турнира под кодовым названием «Страсти по Павлу».

Глава двенадцатая

Я вышла на станции метро «Проспект Маркса» и направилась в сторону Большого театра. «Это дорога моей любви, – фантазировала я, заворачивая за левый угол театра и выходя на Петровку. – Еще переулочек и там – кафе, где ждёт меня Энрике. Дорога любви? Ох, и любишь ты, Элла, символы», – одёрнула я себя. Впрочем, как все «красные», коммунисты то есть: переходящее красное знамя, вымпел победителя социалистического соревнования, значок передовика производства, грамота за ударный труд. Что там ещё?

Корпус «Г» нашего общежития, где я взяла старт, затем автобус номер 197, станция метро «Ждановская», десять станций по Таганско-Краснопресненской линии без переходов по прямой, и вот он – проспект Маркса. Затем небольшой променад до Большого, пробежка по Петровке, переулочек… Да, это дорога любви! Любви с первого взгляда, как говорит Энрике. Иначе зачем я бегу сломя голову и забросив все свои дела на свидание к парню-иностранцу, которого видела-то только раз? Конечно же, из-за любви. Но чьей? И зачем я только согласилась прийти на свидание? На душе – сумрачно, в мыслях – полный сумбур и беспорядок.

И всё из-за Энрике, который ворвался в мою жизнь бурно и неожиданно. Ведь… Ведь мне нравится Кристоф! Вернее, начинал нравиться. А еще верней, я сама захотела, чтобы он начал мне нравиться. С Кристофом, между прочим, у нас никаких пока отношений нет. Даже дружеских. Одни переглядки. В автобусе, на территории вуза, в читалке, столовой, в коридоре учебного корпуса… При случайных встречах. По сути, между нами ничего нет, да и вообще эти зарождающиеся чувства – нечто эфемерное и неясное. Может быть, я сама насочиняла фиг знает что? Фу-у-у, до чего же всё сложно.

«А вот и герой моего романа», – иронизирую я про себя, завидев издали знакомую фигуру своего поклонника.

Он ожидал меня у входа в кафе. Взволнованный, с букетом цветов в руке, Энрике выделялся из стоящей у входа толпы молодёжи своей какой-то нездешностью: длинными волнистыми волосами, вольно разлетающимися вслед его движениям, оливковой кожей, темными влажными глазами. И нервной порывистостью в движениях.