Артемида. Изгнание

– Надевай рубашку, – скомандовала Ида, и я поспешно натянула белую, как у Иды, хлопковую широкую рубашку с длинным рукавом.

– Ты думаешь, будут стрелять? – дрожащим голосом спросила я.

Ида пожала плечами.

– Скоро узнаем.

– А если они решат стрелять в голову? – не унималась я.

Нимфа нахмурилась, но ответила.

– Скоро узнаем.

– Знаешь, а вот я точно стреляла бы в лицо, – задумчиво сказала я. – Оно же и вероятность выше.

– Артемис, ты умеешь вселить надежду, – нервно хихикнула Ида, а до меня начал доходить смысл того, что я сейчас сказала.

– Одна надежда, что тот, кто нас преследует, окажется не таким кровожадным, как я, – подвела я итог.

– Если это не Аполлон, – кисло улыбнулась нимфа.

– Да, – кивнула я, потому что на это возразить мне было нечего.

– Они открыли окно, – взвизгнула нимфа. – Кажется, начинается.

– Пригнись! – крикнула я, и не успели мы пригнуться, как раздались два хлопка, один за другим, а потом машину повело в сторону и резко накренило вбок. А когда дверь, что была сбоку всю дорогу, вдруг оказалась над головой, а я повисла на ремнях, я поняла, что мы перевернулись. Рядом безвольной куклой висела Ида. И похоже, подруга была без сознания.

– Ида! Ида! – позвала я, пытаясь отстегнуться. – Ида! Скорей же! Вылезай.

Нимфа пришла в себя, и быстро, не ожидая, пока я свалюсь ей на голову, выкатилась из машины. Я, прихватив чёрный цилиндр, кулём вывалилась следом.

Естественно, было поздно.

От чёрного, точь-в-точь такого же, как у нас, джипа, ко мне приближался Пол. За его спиной был Саон и двое вампиров в тёмных очках.

И не жарко им в коже? – успела подумать я, когда брат поднимал руку с пистолетом.

Аполлон не умеет промахиваться, – подумалось мне, и мысль эта растянулась в пространстве и времени, занимая весь, сжавшийся до двадцати шагов между мной и Полом, некогда огромный и таинственный мир.

Воздух со свистом ворвался в лёгкие, я инстинктивно пыталась отшатнуться, уперевшись спиной в горячее колесо машины, по-моему, я даже пыталась кричать, но звука собственного голоса не слышала. Я не увидела приближающуюся пулю, я смотрела в серые глаза Пола, такие далёкие сейчас, и одновременно близкие настолько, что в них можно было увидеть отражение глубокого, безоблачного неба.

Глухой и сильный толчок в грудь заставил с силой вжаться в какой-то горячий выступ находящейся за спиной машины, кажется, где-то совсем рядом вскрикнула Ида, а в мыслях пронеслось:

…Оказывается, это так просто. Убивать.

И следующая мысль, прежде чем я погрузилась во тьму, была:

…А умирать ещё проще.

***

– Артемис! Артемис! Да очнись же ты!

Следом раздался звук пощёчины. А я подумала, что некоторые наглые нимфы слишком много себе позволяют.

– Смерти нет, – сообщила я Иде, помогая себе руками встать, и откашливаясь.

– Естественно, – съязвила Ида. – И откуда бы ей взяться, когда на нас пуленепробиваемые жилеты, и твой братец оказался не таким кровожадным, как ты, чтобы догадаться стрелять нам в лица?

Я только отмахнулась. Мол, всё равно не поймёшь, да и не до тебя сейчас. А Ида фыркнула. Вообще нимфа выглядела достаточно бодрой по сравнению даже со вчерашним утром, когда на ней лица не было от сердечных переживаний. Так что найду Пола – скажу спасибо. От души отблагодарю. Так, как только я умею.

Нимфа, вставая, развернулась ко мне другим боком, и я увидела бурое пятно, расплывшееся у неё на груди.

– Ида!

– Фигня, – пожала плечами нимфа, перехватив мой взгляд, – поцарапала плечо, ещё когда машину тряхнуло, и нам это на руку. Твой брат-маньяк даже не догадался о защите.

– Не называй его моим братом, пожалуйста, – скривилась, как от зубной боли, я.

– Родственников не выбирают, – философски заметила Ида, обходя перевернутую машину по кругу. – А единоутробных – тем более.

– Не в этом воплощении, единоутробных, – процедила я сквозь зубы. – Павел Аркадьевич, или как там его, в этой жизни имеет ко мне лишь косвенное отношение.

– Какое-какое? – нимфа даже оглянулась.

– Я передумала. Никакого отношения он ко мне не имеет.

– Хорошо бы, и ко мне тоже не имел бы, – мило поддержала беседу нимфа, прежде, чем запнуться. А потом заорать. – Вот … !

– … , – согласилась я.

– Ну не урод ли?!

– Урод, – не стала я спорить. – И псих дёрганный к тому же. А что случилось?

– А ты посмотри сама, – нимфа кивнула на брошенные, скомканные, словно по ним кто-то прошёлся тяжелым армейским сапогом, пластиковые бутыли из-под воды. Пустые бутыли, я имею ввиду.

Сразу очень захотелось пить.

– А вот что хуже: того, что эти уроды оставили нас подыхать без глотка воды, или то, что уволокли-таки нашу часть Свитка? – задала я риторический вопрос, не ожидая, что нимфа ответит.

Но нимфа ответила.

– Смотря для кого, – пожала она плечами. – Нам, похоже, уже всё равно, а вот человечество и все семь миров Олимпа скоро взвоют. И не от восторга.

– Никогда нельзя знать наверняка, – возразила я.

И мы свалились на песок, содрогаясь от смеха.

Впрочем, смехом сие действо назвать было затруднительно. Это был тот самый приступ дебильного ржача, который всегда наступает не почему-то, а вопреки, и тогда, когда уже нет ни сил, ни желания, ни повода веселиться, ни каких-то других ресурсов.

Тело болело, нестерпимо хотелось пить, пришло ощущение законченности, завершённости пути, ожидание скорого, очень скорого конца, но тело продолжали сотрясать конвульсии, а по щекам текли и текли слёзы. Можно смело сказать, что так, как тогда, в аравийских песках, в обнимку с Идой, после вероломного, но вполне ожидаемого предательства Пола, я никогда не смеялась. Ни до, ни после.

Немного придя в себя, когда основной приступ дебильного, неконтролируемого ржача отступил, и только слабые отголоски нет-нет, да напоминали о безудержном и крайне неуместном веселье, мы с Идой синхронно вытерли слёзы, поднялись, отряхнулись и уставились друг на друга, нахмурив брови.

– Что будем делать? – спросила она. – Эти уроды колёса прострелили.

– Это не главный их недостаток, – возразила я, – то есть, я имею ввиду, не главный постыдный поступок за сегодняшний день.

Мы опять прыснули, но взяли себя в руки.

– Прикрываем головы, и чешем отсюда. Куда-нибудь. Вперёд. Наверняка, ни телефонов, ни планшета с GPS не найдём… Ни карты.

Как говорится, как в воду глядела.

Рядом с машиной валялась лишь выпотрошенная наполовину пачка печенья, но на неё, мы по понятным причинам прямо-таки лютой жажды, не польстились. Впрочем, в последний момент, хозяйственная Ида всё же сунула её в карман широких белых брюк. Ида сменила рубашку, бросив окровавленную тряпку возле машины, я решила, что моя ещё вполне ничего. Жилеты решили не снимать. Обвязав головы белыми платками, надев солнечные очки, чудом сохранившиеся в бардачке, мы пошли вперёд.

Как там говорилось в моей любимой детской книжке про Ходжу Насреддина? Если нет силы идти, надо ползти на руках, но только не поддаваться отчаянию. Ни в коем случае. Нет, там говорилось как-то гораздо красивее и пафоснее, но суть я передала верно, а остальное детали.

– Похоже, вскоре нам и впрямь придётся ползти на руках, – сообщила нимфа, согнулась, закашлялась, выпрямилась, вглядываясь вдаль. Солнце приближалось к горизонту, но нестерпимая жара не отступала, губы запеклись на солнце, глаза щипало, язык распух так, что, казалось, скоро перестанет помещаться во рту.

Я обняла нимфу за талию, она подхватила меня, и мы продолжили путь.

Ида, у которой слух по понятным, острым и выдающимся причинам, был острее, прислушалась.

– Артемис, – остановилась она. – Ты слышишь?

– Что?

– Как будто звук приближающейся машины.

– И откуда бы ей здесь взяться? – я лениво пожала плечами. – Я читала, что в пустынях случаются миражи.

Ида недоуменно посмотрела на меня.