Убийца времени

— Джек… Понятно. Это имя тебе и правда подходит. Так тебя и назову.

Генри взял кисточку и согнулся над холстом, чтобы поставить фирменную роспись в углу. Но не успел. Костлявые ладони схватились за край портрета в попытке выгрызть путь наружу. Ошарашенный, Генри повалился на пол и остервенело замотал головой.

— Нет, нет, это не так. Не так было! Джек, что ты делаешь? Остановись!

Руки лежали на коленях, так почему теперь они касались края? Генри этого не писал, не создавал. Все было совершенно неправильно.

По портрету пробежала рябь. Будто круги на воде краски разошлись, заволновались. Дымясь пузырями, они с громкими хлопками полопались, брызнув цветными каплями на стены, пол, Генри. А после острые ногти выскользнули из холста, надорвав его.

Генри закричал, задергал пятками, отползая. Зря. Джек высунулся из портрета по пояс. Его шляпа съехала набок и, наконец, обвалилась на груду испорченных картин. Длинная рука ухватила Генри за ногу.

— Нет, пусти! Что ты хочешь? Я ведь сделал все, как ты сказал! Убирайся к черту!

Джек улыбнулся. Крупные зубы замерзли волчьим оскалом, растянули сухое лицо на две части. Генри подтащили к мольберту. Отбиваясь, он принялся яростно колотить портрет, Джека это позабавило. Он склонился к лицу Генри, и тот вздрогнул, всмотревшись в глаза напротив. В них отражалась пустота.

— Глаза… Я не написал тебе глаза.

Колючие руки жадно обхватили Генри за плечи. Леденящие душу объятия продолжались недолго: Джек втянул Генри в портрет, а сам вывалился наружу. Острый, как иглы, смех залил кабинет. Джек встал на ноги и педантично отряхнул пылинки с костюма. Потом поднял шляпу и царственно водрузил ее на голову. Взяв недопитый кофе, он отхлебнул из кружки и тщательно оглядел холст. Там в безмолвной муке приник к краям Генри, окостенев навеки в одной-единственной позе. Его глаза были широко распахнуты, а пальцы вгрызались в краски, будто бы он стремился разорвать их и вырваться наружу. На лице запечатлелась томительная агония.

— Ты ведь хотел остаться в их памяти навечно?

Джек отсалютовал портрету кружкой и отставил ее. С усмешкой он достал зажигалку: по щелчку колесика пламя зажглось, опасливо лизнув сигарету. Джек выпустил ртом дым, а потом с прищуром посмотрел на разведенную для красок спиртовую смесь. Подойдя к ней, он издевательски поднес пламя, не коснувшись смеси, и долго посмотрел на портрет. После захлопнул крышку зажигалки и молча вышел из кабинета, оставив дверь открытой.

— О, вы были у нашего Генри? Позировали ему?

По коридору с подносом шла старушка. На нем стояла тарелка супа и чашка горячего чая. Джек с улыбкой ей кивнул, опустив полы шляпы ниже.

— Он так любит этот портрет, наш Генри. Он ведь такой гениальный, правда?.. Его пока не признают, но он обязательно станет великим однажды. О нем будет говорить весь мир!

Джек еще раз кивнул, его улыбка стала шире. Пропустив старушку к кабинету, он добрался до двери, и уже там услышал ее надсадный крик и звон разбитой тарелки. Нажав на дверную ручку, Джек переступил порог. Постояв с секунду на крыльце, он затушил сигарету о перила и, насвистывая, принялся спускаться. Больше его здесь ничто не держало. И никто.

========== Эпизод 10: Белый кролик ==========

Говорят, что время — это река, в которую не войти дважды. Почему они думают, что река для всех одна? Нет, все не так. Время — это маленькие белые кролики. Они прыгают под ногами так «прыг-скок, прыг-скок» и оставляют на земле отпечатки лап. Шустрые они, эти кролики. Всегда бегут, спешат, думают, что их не поймают. А потом раз — и в капкан. Лапа застревает, они тянут ее и тянут, пытаясь выбраться. Лиса может отгрызть себе лапу, чтобы сбежать. А кролики так не умеют. Глупые они, эти кролики. Так и помирают в этих капканах, если кто не вытащит. Их так легко убить.

Люди полагают, что они могут управлять кроликами. Что если они научат кролика вставать на задние лапы за кочерыжкой, то это значит, что его приручили. Людям нравится считать себя исключительными. Каждый думает «ну, это произойдет со всеми, только не со мной, и уж точно где-то далеко, а не здесь». Они становятся такими напыщенными индюками, когда провернут дельце. Хвастаются, что фокус удался. Мол, «мой кролик простоял на задних лапах дольше всех» или «мой кролик научился поднимать уши по команде». Будто бы это что-то изменит. Смешные.

Кролики тупы, у них есть лишь одна цель. Они рождены, чтобы умереть. Они могут прыгать кругами, сбегать от капканов или вовсе размножаться — о, размножаться они любят! Сразу появляется ощущение собственной важности. Размножился, выполнил миссию, теперь и подохнуть не жалко, да?.. Миссия. Кролики глупы ровно настолько, насколько тупы их хозяева.

Миссии не существует. Нет понятия добра и зла, морали и чести. Ничего нет. Есть лишь кролики, которые бегут вперед, не жалея лап. Полчища кроликов, которые не могут остановиться. Потому что, стоит им замереть, стоит хоть раз попасть в капкан, они умрут.

Будем честны, некоторые выбираются. Особо пронырливые пытаются прикидываются лисами и грызут себе лапы в отчаянии, а потом хромают всю жизнь. Остается только им недолго. Кролик — не лиса. Никому не нужен кролик с отгрызенной лапой. Как же он тогда сможет тянуться за кочерыжкой?

Глупые, глупые кролики. Их судьба решена, но они несутся вперед. Прыгают, скачут. Они не могут осознать свою ущербность. В этом их счастье и беда. Их мозг такой крошечный, что не способен осмыслить мир. Они видят и не понимают, что. Бегут так быстро, что мир смазывается, летит мимо них. В их памяти остаются только яркие картинки, которые сменяют друг друга. Раз за разом, секунда за секундой. Они не боятся даже капкана, они о нем не думают. Потому что, стоит лишь подумать, как он тут же появится и схватит за лапу. Тогда все будет кончено.

Прелестно. Когда они корчатся в муках, понимая, что все кончено. Когда смотрят глазами-бусинами отчаянно. Тогда их настигает осознание: и это лучший момент в их жизни. Эта последняя секунда обретает вечность. А потом наступает мое время.

Люблю ловить кроликов по следам на снегу. У них не выходит запутать, все равно нахожу. Всегда, везде. Рано или поздно я приду за ними, и они это знают. Они боятся меня как огня, для них это страшнее лисы и хуже волка. Для них это неизбежность. Поэтому они бегут в страхе и не могут остановиться. Они знают, что будет потом.

Ах, кролики. Чудесные кролики. У каждого человека есть такой. Серый или белый, большой или маленький, тупой или смышленый. Все неважно, все не имеет значения. Исход один: их тельца останутся безжизненно лежать в ладонях. Отличное завершение любой пьесы. Так поэтично: алая кровь на искристо-белом снегу, прощальный вздох, полный покоя. В конце они не боятся. Прожив всю жизнь в страхе, в самый последний миг к ним приходит покой. Когда ты готов к неизбежному, бояться бессмысленно. И это чудесно. Цикл жизни и смерти для неизмеримой вечности.

Взрывается звезда — рождается кролик. Гаснет галактика — умирает кролик. Расширяется вселенная — кролик бежит, чувствуя, что ему наступают на лапы. У всего в мире есть свой кролик, который однажды отправится на небеса к заячьему богу. Это ли не справедливость мироздания?

И у тебя есть кролик. Ты пытаешься это отрицать, но он смотрит на тебя, помигивая бусинами-глазами, и смешно дергает ушами в ожидании ласки. А стоит протянуть к нему руку, как он побежит, чтобы не быть пойманным. Больше всего на свете он боится, что его поймают.

Тряси перед его носом кочерыжкой, если хочешь. Заставляй плясать на задних лапах. Думай, что приручил его, что у тебя-то точно все будет иначе, не так. Ты-то обязательно со всем справишься.

Вы все такие глупые.

Не отворачивайся, продолжай смотреть. Пока глазам не станет больно и не задрожат пальцы. Забыв о боли и о желаниях. Смотри. Вглядывайся в пустоту. Ты все знаешь и так.

…

Пусто. Где твой кролик? Я слышу — захлопнулся капкан. Проверим, твой ли это. Я найду.