Королева плоти

— Целыми днями скачешь по Манхэттену за призраками как ученая обезьянка, и что в итоге? В половине пятого тебя будит наглый латино и не дает даже собраться по-человечески!

— Была моя очередь вести! Моя!

— Прости, trocito*, но твоя подставочка потерялась.

— Я что, многого прошу? Славно поработал — славно поспал, вот что я считаю…

— Это когда же ты успел получить права?

— Я хоть дорогу вижу!

Роланд, не вытерпев, выкрутил громкость магнитолы на полную катушку, и салон захлестнула оглушительная увертюра «Женитьбы Фигаро». Все ссоры были забыты; трое дружных голосов отчаянно пытались перекричать музыку, заклиная Джексона хотя бы немного сбавить звук. Он слушал эти мольбы с неприсущим ему злорадством, совершенно игнорируя все просьбы, и выключил магнитолу только когда попутчики умолкли. Роланд взглянул в зеркало заднего вида — три пары глаз взирали на него с немым упреком, до того напоминая его младших братьев и сестер, что он чуть не рассмеялся.

— Вы так и не рассказали про вызов, — он посмотрел на Кайли. — Адрес кажется мне знакомым и дорога тоже, но я никак не соображу, откуда.

— Я мало что поняла, — она пожала плечами. — Звонил водитель Кары Уилкс. Он был не в себе — говорил что-то про исчезновение, белую тень, невидимок, но очень быстро и бессвязно. Продиктовал адрес и бросил трубку.

— Кара Уилкс? «Милосердие без границ»? — Роланд хлопнул себя по лбу. — Ну конечно! — заметив удивленные взгляды, он со смущением пояснил. — Эм… В свободное время я иногда… Ну, занимаюсь волонтерством по разным направлениям. В прошлом году меня направили в приют, основанный фондом «Милосердие без границ». Мы заботились о детях, устраивали для них сбор необходимых вещей, искали тех, кто сбегал, хотя таких, в общем-то, было немного. Там очень хорошие условия, фонд обеспечивает детей всем необходимым, а образование получше, чем в некоторых школах. Кара Уилкс основатель фонда. В основном она помогает сиротам, но содержит еще и ночлежки для бездомных. Иногда жертвует театрам и музеям. Удивительная женщина! — с благоговением подытожил Роланд.

— Кажется, эта удивительная леди попала в беду, — Эдуардо указал на дорогу.

Мимо них в сторону города пронеслись две полицейские машины и катафалк. Охотники мрачно переглянулись, и до самого прибытия на место вызова в салоне больше не было сказано ни одного слова. Подобно врачам и полицейским, они видели немало человеческих страданий за последний год; но неизбежный цинизм, свойственный людям этих профессий, еще не успел пустить корни в молодых отзывчивых сердцах. Их оптимизм и неуемная жизненная сила были необходимы не меньше протонных ружей и ловушек; но иногда отступали и они, сломавшись под натиском ядовитой тревоги.

***

Дом стоял в самой глубине сада, и только светлые пятна фасада проглядывали сквозь плотные кроны кленов. Ворота были открыты; на подъездной дорожке стоял черный крайслер с приоткрытой дверцей. Чуть дальше трепетала на ветру полицейская лента, охраняя небольшой участок газона; в самом его центре на коротко подстриженной траве сияло алое пятно.

Роланд остановил машину подле ворот, и охотники вышли в тишину пряного загородного утра, разбавляемую только хором сверчков; присоединяясь к нему, в руках у Кайли чуть слышно затрещал счетчик.

Дверь крайслера открылась чуть шире, и на подъездную дорожку выскользнул невысокий крепкий мужчина. Он шел быстро, но немного раскачиваясь, словно пьяный; руками он постоянно приглаживал непослушные светлые волосы, словно не мог придумать, как получше их пристроить — попытался сунуть в карманы брюк, но тут же вытащил снова и принялся терзать пуговицы на белой рубашке.

— Это я позвонил вам, — сказал он вместо приветствия; его тонкие губы едва двигались на застывшем и бледном лице. — Вы ведь охотники за привидениями, надеюсь?

Гарретт гордо ударил нашивку на своем плече.

— Они самые, можете не сомневаться!

— Расскажите нам о произошедшем, мистер?.. — Роланд включил свой счетчик.

— Энди Стотч, — он судорожно вздохнул и вскинул голову. — Я встретил ночью миссис Уилкс из аэропорта. Когда мы приехали, она попросила меня подождать — сказала, что мы поедем в офис, после того, как она возьмет кое-какие бумаги. Она пошла к дому, и тут я заметил… — Стотч закрыл глаза, как будто подсматривал в собственные воспоминания, и сосредоточенно продолжил. — Они появились из ниоткуда — двое, вон у тех деревьев. С ними была какая-то пакость — белесая, длинная, с какими-то щупальцами. Я выскочил из машины и предупредил, что буду стрелять… У меня есть лицензия, — спохватился он вдруг и полез в карман, но Эдуардо отчаянно замахал руками, показывая, что это их совсем не интересует. — У одного была с собой штука вроде арбалета — я не уверен, было еще темно, — и он выстрелил в мисс Уилкс. Прямо в сердце. Кто-то из них сказал «Увидимся в аду, сука». Я стал стрелять — сначала в них, потом в эту белую срань, но она только обхватила их своими щупальцами и… Все. Они просто пропали. Как невидимки. На выстрелы выбежала Лорен, наша горничная, я сказал звонить в 911. Когда я подошел к мисс Уилкс, она уже… — Стотч сжал руки в кулаки и умолк.

Кайли подошла к деревьям, на которые показывал водитель, и обошла их кругом несколько раз, постепенно сужая радиус.

— Пиковое значение показателей здесь. Судя по всему, он оставался на месте. Эдуардо? Гарретт?

Ривера, крутившийся со счетчиком возле обведенного силуэта на земле, развел руками.

— Только фон.

Гарретт, вдоль и поперек исследовавший подъездную дорожку, кивнул, соглашаясь.

— Призрак шестого класса, который появляется и исчезает из ниоткуда, да еще с людьми, — Кайли нахмурилась. — Звучит знакомо, но все же…

— Ответ в книгах? — ехидно спросил у нее Эдуардо.

— Даже не сомневайся, — мрачно ответила Кайли.

***

Шеф-редактор Уолтер Клеменс был редким козлом. Об этом он предупреждал каждого, кто переступал порог его кабинета в надежде получить место, и смельчаки, которые отваживались остаться работать, очень быстро могли оценить исключительную честность шефа. Моника прочувствовала ее в первый же день работы, когда Клеменс, представляя ее коллективу, заявил: «Познакомьтесь с мисс Блейк. Сильно не привыкайте. Она все равно оставит нас ради домика в пригороде и троих детишек». Впервые со времен окончания школы Моника испытала такой стыд, как в тот момент; но с этим стыдом пришло и другое чувство — ярость, которая придавала ей сил каждое утро вставать с кровати и идти завоевывать мир. Роланд наверняка удивился бы, узнай он, насколько оказался прав на ее счет. Последние восемь месяцев питание девушки почти полностью состояло из кофе, понятия «расслабление» и «комфорт» были изгнаны из расписания, а Клеменс всеми силами старался превратить в ад ее жизнь.

Но профессионализма ему было не занимать. Одно вычеркнутое слово могло превратить скучный заголовок в настоящую афишу, два добавленных позволяли претендовать на Пулитцеровскую премию, а три… Три исправленных слова в одном абзаце значили, что теперь у журналиста «Манхэттен ревью» будет более чем достаточно времени для работы над своим Великим Американским Романом. Поэтому к стойкой ненависти Моники примешивалось восхищение его работой; когда она смотрела на свои статьи, ставшие более меткими, остроумными и легкими благодаря одному или двум исправлениям, то была готова всю жизнь провести в этой несчастной газете только ради работы с таким редким козлом.

Ее черновик был готов без четверти три — некоторые, не настолько въедливые редакторы, посчитали бы, что этот материал можно отдавать на верстку. В половине четвертого Клеменс, закончив с приемкой газет из типографии, вызвал ее к себе.

Он сидел в глубоком кресле, которое почти поглотило его сухое тело, сжимая в руках материал Моники. Его маленькие блестящие глазки неотрывно следили за девушкой, пока она не устроилась за столом. По вечно красному, как у гипертоника — или запойного алкоголика, — лицу невозможно было определить ни одной эмоции; только пухлая нижняя губа была презрительно выпячена вперед, что, по заверениям Джона, могло предвещать как глобальный разнос, так и скупую похвалу.