Страница 19 из 25
В июле 1970 года состоялось неофициальное выступление The Valentines в мельбурнском Bertie’s. Они только что заняли шестую строчку в ежегодном опросе читателей австралийского журнала Go-Set, поднявшись на три пункта с прошлогоднего девятого места. Но к тому времени Винс и Бон уже сказали всем остальным, что хотят уйти из группы. Таким образом The Valentines прекратила свое существование 1 августа 1970 года. Тед Холловэй рассказывал: «Мы не поднялись на самую вершину австралийского музыкального Олимпа, но подобрались достаточно близко. Мы ездили в туры, записывали музыку, и в то время я думал, что все шло достаточно хорошо». Для Бона Скотта однако «достаточно хорошо» означало скорее «никак». Ему было 24 года, и казалось, что он просто теряет время. Он чувствовал, что живет не так, как хотел бы. Он уже решил, что будет продолжать петь, но на этот раз в группе, которая будет вести себя одинаково в жизни и на сцене. Если вкратце, Бон устал пытаться стать поп-звездой. Он хотел заниматься рок-н-роллом и ничем другим.
По дороге в Перт Винс остановился в Аделаиде, где во главе угла стояла совсем другая музыка, чем в Мельбурне и Сиднее. Будущие звезды австралийского Зала Славы, такие как The Masters Apprentices, The Twilights (с будущим вокалистом группы Little River Гленном Шорроком) и The Vibrants (два национальных хита) были признаны и в национальных чартах.
Можно было обратить внимание и на многих других артистов, таких как народный певец Дуг Эшдаун, певец и композитор Питер Тилбрук, James Taylor Move (все они играли «интеллигентный» поп-рок, о котором The Valentines могли только мечтать). Когда Филип Фрейзер, молодой редактор Go-Set и приятель Винса, предложил создать подразделение журнала в Аделаиде, Винс воспользовался этим шансом. К 1971 году он стал настолько влиятельным на местной сцене, что у него даже было свое телешоу под названием Move, которое шло по утрам субботы. Еще он вел еженедельную музыкальную колонку в South Australian News.
Бон, который позже присоединился к Винсу в Аделаиде, поначалу думал остаться в Сиднее, где он вошел в состав еще одной местной популярной группы The Clefs, которую создал Леви Смит.
The Clefs начинали в середине шестидесятых и были последователями соула и r’n’b. Через них прошли десятки певцов и музыкантов во время их резидентства в таких местах, как Whisky Au Go Go, King’s Cross и Chequers. Бон сдружился с басистом Брюсом Хоу, и они вместе ходили тусоваться, когда The Clefs приезжали в Мельбурн.
Затем группа заговорила о том, что музыканты сейчас находятся в неопределенности относительно своей будущей карьеры – в то время они выпускали редкие синглы и местные хиты, но акцент был сделан на живых выступлениях, а не на новых стереозаписях. Тогда Бон озлобленно посмотрел на Брюса, гитариста Мика Юрда, клавишника Джона Биссена и ударника Тони Беттела (которого вскоре заменил Джон Фриман) и предложил сделать новый альбом, который получит название Fraternity.
У группы уже был сингл в стиле Fraternity, песня Why Did It Have To Be Me?, тогда же Хоу пригласил Бона стать новым фронтменом. Он тогда опоздал на вечеринку и был в курсе, что некоторые члены группы «немного скептически настроены», поэтому решил показать себя с первого выступления. Его голос был таким мощным, что заглушал звук гитар. Хоу был приятно удивлен и сразу же предложил новобранцу переехать в дом на Jersey Road в восточном Сиднее, где жила вся группа.
Изначально Fraternity играли в стиле «тяжелых» коллективов, таких как Vanilla Fudge и Deep Purple, которые взяли за основу блюз и превратили его в нечто помощнее. Но в конце концов они оставили попытки создавать что-то подобное, как и такие гиганты, как Led Zeppelin, решив сделать акцент на американском роке и блюзе последней волны, пришедших вместе с группой The Band, которая выступала вместе с Бобом Диланом.
Для Бона Fraternity были чем-то более понятным и идущим в ногу со временем, чем The Valentines: это были музыканты со стильными бородами и длинными волосами, песни которых сосредоточены вокруг свободной любви и наркотиков. Особенно наркотиков. Джон Биссет, известный просто как JB, 35 лет спустя рассказывал, что никто не мог говорить о Fraternity без упоминания «веществ, чрезмерного употребления алкоголя, курения марихуаны или ЛСД и мескалина». JB вспоминал о Боне как о «маленьком Питере Пене, который сидел в своей комнате и играл на волынке». В остальное время он оставался собой. «Бон часто рассказывал небылицы о “кислотной” культуре и вегетарианстве, которого придерживались многие хиппи. Я помню, как он рассуждал о радостном поедании огромной жареной ноги ягненка на одной “кислотной” вечеринке на Jersey Road», – говорил Биссет.
JB, который годы спустя откажется от алкоголя и наркотиков и найдет успокоение в христианстве, наблюдал за тем, как поведение многих людей, включая его самого, сильно меняется в состоянии опьянения, но «Бон всегда оставался Боном, будь то трезвый Бон, укуренный Бон, пьяный в стельку Бон». Он добавлял: «Многие воспринимали нас как настоящих хиппи, в сандалиях и прочем. Но это не имело никакого отношения к тому, как все обстояло на самом деле». Он вспоминает, как однажды на концерте в Whisky Бон дал ему таблетки Mandrax: «Я заснул во время выступления и свалился прямо на синтезатор. Моя нога была прямо на регуляторе громкости. Группа сначала подумала, что это такая дикая импровизация. Потом заснул Бон, развалившись на кресле в клубе. Клуб уже закрывался, мы никак не могли разбудить Бона, я взвалил его к себе на плечи и просто донес до машины».
По дороге на концерт в Перте прямо в поезде вся группа приняла так называемую «кислоту windowpane», или clearlight, маленькие, тонкие пластинки желе с ЛСД. Это привело к тому, что Бон не помнил ничего из того, что должно было быть легендарным «домашним» концертом.
В следующий раз, когда они выступали, укуренными были все. Но стало еще хуже, когда «Дядя» Джон Айерс, который играл на губной гармошке, начал передавать окружающим косяки и рассказывать, что от них исходит «аромат пачули».
В итоге все были настолько пьяными и невменяемыми, что пришлось отменить интервью на местном радио.
Даже крепкий Бон Скотт с трудом держался, когда Fraternity выступали на разогреве у Джерри Ли Льюиса на стадионе White City в Сиднее. Позже Бон хвастался, как Джерри Ли – подростковый герой, чьи двусмысленные тексты окажут большое влияние на Бона в его дальнейшей карьере в AC/DC – называл его «собутыльником».
Он вспоминал, как менеджер Джерри Ли пытался прятать от парочки выпивку, но Джерри Ли перехитрил того, засунув бутылки с бурбоном в свои ковбойские ботинки. Он постоянно напоминал своему ассистенту: «И не забудь мои ботинки!» А позже во время шоу звал Бона: «Сюда! Сюда!», после чего вынимал две бутылки из сапог, они распивали их и отправлялись продолжать выступление.
И, конечно же, вокруг всегда были группиз, в особенности рядом с Боном. Среди них была «очень красивая, темноволосая и глубоко беременная девушка», которую он однажды представил JB в Мельбурне. Эту конкретную девушку, имя которой он теперь не мог вспомнить, JB называет не иначе как «красивая девушка – примерно на восьмом месяце беременности».
JB вспоминает, как он спросил, поженятся ли они, а в ответ Бон и эта девушка просто рассмеялись.
После того как Fraternity выступили на разогреве у Джерри Ли Льюиса в White City в Сиднее, ходили разговоры о переезде группы в США, где MCA Records хотели подписать с ними контракт на новый альбом. В группе очень заинтересовались этим предложением и согласились, затем в течение 14 часов в Сиднее музыканты записали достаточное для альбома количество треков. Примерно в то же время Бон за небольшие деньги записывался для дебютного альбома конкурирующей группы Blackfeather At The Mountains Of Madness, где слышно, как он играет на волынке в песне Seasons Of Change и на бубнах и тарелках в The Rat (Suite).