Страница 34 из 42
События приняли иной оборот. Германия утратила инициативу на полях сражений. Население на оккупированных землях за линией фронта быстро узнало о немецких поражениях. Через несколько недель владения Коха уже находились в пределах досягаемости Красной армии, надвигавшейся с востока, в то время как советские, украинские националистические и независимые партизанские отряды нападали на немцев со всех сторон[27].
Возможно, нельзя уже было исправить содеянное на оккупированной земле. Но одно стало ясно для разных немецких сторонников «нового курса» в Ostpolitik – и искренних людей доброй воли, и утилитаристов, и лицемеров: если что-то еще и можно было спасти, то только путем фундаментального изменения политики. Теперь наконец перед лицом внешней катастрофы различные элементы пытались объединиться для согласованных действий. Первые попытки такого межведомственного сближения предпринимались еще летом 1942 г., и ряд случайных обстоятельств – рождественские отпуска для многих высокопоставленных военных командиров, а также перенос канцелярии Розенберга в более просторное здание бывшего советского посольства – ускорил планирование крупной конференции двумя ведомствами, которые решительно выступали против политики Коха: OMi и армией. Лейббрандт и генерал Вагнер договорились о встрече, и 18 декабря 1942 г. в новом конференц-зале министерства Розенберга было созвано уникальное собрание практически всех его руководящих должностных лиц и выдающихся армейских офицеров, представлявших различные отделы Генерального штаба и каждую из групп армий.
В протоколе конференции было отмечено, что откровенный обмен мнениями привел к полному согласию относительно основных проблем на Востоке. Издевательства немецких чиновников над населением, принудительный вывоз на работы в Германию, нехватка продовольствия, сильное общественное разочарование – это были лишь некоторые из неизменных тем, которые затрагивал каждый, кто брал слово. Вывод был откровенным и неизбежным: «Необходимо остановить нынешний упадок в настроениях населения, – заявил фон Альтенштадт, представитель военной администрации в ОКХ. – Требуется радикальное изменение политики Германии, особенно на великорусских территориях… Серьезность ситуации и необходимость укрепления войск явно требуют позитивного сотрудничества населения».
Фон Херварт озвучил новую и важную тему, которая витала в воздухе: «Россию могут победить только русские». Теперь этот лозунг рассматривался с разных сторон. Примечательно, что в протоколе нет свидетельств каких-либо «проукраинских» аргументов со стороны военных, которые считали их характерной чертой Розенберга. Даже сотрудники OMi не смогли высказаться за традиционную политику дифференциации; в своих заключительных замечаниях Розенберг лишь смиренно отметил «трудности» контроля над «российским пространством» и необходимость решения проблемы централизованной России путем региональных договоренностей…
Розенберг был в таком восторге от этого зарождавшегося на его глазах альянса, что готов был пожертвовать своей особой просьбой, точно так же, как ранее он скомпрометировал свою программу, чтобы заручиться поддержкой ОКБ – Верховного главнокомандования верхмата и самого фюрера. Оказавшись в окружении облаченных в униформу и увешанных орденами и медалями единомышленников, он решил, что выиграл, и, искренне встревожившись описанной ими ситуацией, Розенберг отправил своего представителя к Гитлеру с меморандумом, в котором он кратко изложил некоторые важные моменты конференции и попросил «разрешения лично представить свою точку зрения».
Через несколько дней он получил строгий ответ из ставки Гитлера, в котором ему было приказано не вмешиваться в военные дела; представителям армии фюрер сделал дисциплинарное замечание за вмешательство в политические дела без четкого согласия ОКВ. Кратковременный восторг Розенберга по поводу «пакта» с армией оказался заблуждением. Обретенный им союзник сам подвергся серьезной атаке. После этого Розенберг стал даже более робким, чем прежде.
Снова Кох
После письма Бормана Розенберг хотел продемонстрировать, что он не был трусливым и радел за нацизм всей душой. Поэтому его следующее письмо Коху, отправленное почти накануне его конференции с армией, представляло собой странную смесь осторожных наставлений и робких увещеваний. Хотя письмо начиналось с заявления о том, что «военная и политическая ситуация на Востоке требовала самого тщательного пересмотра общей позиции каждого немца, которому была поручена миссия на восточных территориях», далее шло перечисление причин падения морального духа и лояльности, которые не имели никакого отношения к Коху. Даже закрытие учебных заведений объяснялось «военными нуждами». Немецкое дружелюбие к коренному населению должно было быть «не товарищеским дружелюбием, а, несомненно, дружелюбием людей, превосходящих их во всем». Хотя местный чиновник вполне мог принять местную делегацию по случаю какого-либо торжества, было «недопустимо, чтобы такой фестиваль заканчивался братской попойкой, не говоря уже о других тесных связях…».
Лицемерие в подходе Розенберга становится очевидным, если сравнить его с замечаниями, сделанными почти в то же время на встрече с офицерами армии и в разговорах со своими сотрудниками. Его письмо Коху было почти бессмысленным, за исключением нескольких строк, которые Розенберг постарался ввернуть максимально осторожно. Он настаивал на том, что «для немецких офицеров было бы недопустимо обращаться к народу с презрительными замечаниями. Такое отношение недостойно немца. Германия благодаря своим вооруженным силам овладела обширными территориями Востока. Поэтому каждый немец, работающий там, должен осознавать ответственность, которую он берет на себя как представитель германского рейха и народов Востока. Истинными хозяевами становятся посредством надлежащего отношения и поведения, а не бесцеремонного обращения. Невозможно вести за собой народ высокомерными речами, и невозможно завоевать авторитет, проявляя презрение».
Нигде не было прямого упоминания Коха. Действительно, все свидетельствует о временной готовности Розенберга отказаться от своей собственной программы, чтобы добиться какого-то уважения Коха. Дело украинских националистов казалось безнадежным; внимание подчиненных Розенберга к тому моменту переключилось с Украины на Кавказ и мусульманские народы. Со своим беспокойством по поводу Коха и стремлением к союзу с армией Розенберг теперь даже был готов дать добро на использование взятого в плен русского генерала Андрея Власова в качестве символа новой пропагандистской кампании.
Ответ фюрера на старания армии и OMi разрушил надежды Розенберга на «перемирие» и не оставил ему выбора, кроме как возобновить перетягивание каната с Кохом, чьи ближайшие сподвижники способствовали нарастанию всеобщего раздражения.
Сотрудник СС, которого Кох назначил генеральным инспектором по трудовой повинности (Werkdienst) на Украине, Альфред Фидлер, откровенно заявил в публичной брошюре, что «украинцам и другим отсталым народам лучше всего подойдет самое простое и примитивное образование, так сказать, «образование с кулаками». Пожалуй, самым жестким помощником Коха был Пауль Даргель, его верный заместитель. Немецкий журналист позже восстановил произошедший во время войны спор между Даргелем и официальным представителем OMi.
«Я в гневе, – начал Даргель во время одного из своих визитов в OMi в Берлине, – ваши планы явно противоречат пожеланиям фюрера. Вы хотите проредить слой украинской интеллигенции, в то время как мы хотим уничтожить украинцев как народ». – «Вы не сможете их уничтожить, – ответил представитель Розенберга. – «Это уже нам решать. Мы хотим избавиться от этого сброда». – «Какого сброда?» – «Украинцев». – «А с Украиной вы что сделаете?» – «Превратим ее в землю для поселения немецких крестьян».
Еще в одном случае Даргель добился отставки ключевого должностного лица Хайнца фон Хомайера, начальника экономического отдела генерального комиссариата в Мелитополе. В начале 1942 г. Розенберг и местный генерал-комиссар очень хотели назначить Хомайера, но Кох отказал ему в должности. Осенью 1942 г. Хомайер, наконец получивший эту должность, послал Розенбергу меморандум, призывавший к радикальному изменению политики Германии в направлении «дружбы с населением». Тогда-то Дартель и вызвал его для «объяснения». Как вспоминал Хомайер, «я придерживался мнения, что на Востоке может потребоваться применение серьезных мер, но нужно быть справедливым, и во всех мерах должна проявляться какая-то доброжелательность и благие намерения. Советник Даргель счел это проявлением сентиментальности… и решил, что именно этой точки зрения придерживалась армия, особенно старшие офицеры.
27
Партизанское движение на Украине и других временно оккупированных территориях СССР было именно советским и руководилось из Центрального штаба партизанского движения.