Страница 3 из 28
Для меня, как и для очень многих людей, не одурманенных современной неосталинистской пропагандой, давно изучающего эпоху Сталина, ясно, что он был одним из величайших преступников ХХ в. Не глупый, а потому вполне осознававший свои действия и дававший себе отчет в том, к чему они ведут и куда направлены. Это же не случайно, что никому не подконтрольный диктатор в самый разгар репрессий всеми способами пытался обелить себя не только перед современниками, но и перед нами, их потомками. Как большинство «государственных убийц» (так его назвал Н.С. Хрущев), ищущих «понимания» у подвластного и растерзанного им народа, он использовал разные приемы, в том числе ссылки и экивоки на других исторических преступников, в частности на средневекового царя-садиста. Сталин предполагал, что параллели между ним и царем, между его временем и темным Средневековьем очень даже допустимы. Для этого совершенно безбоязненно и без особых хитростей организовал в 40-50-х годах ХХ в. жульническую, якобы научную, а на самом деле чисто бюрократическую кампанию по переоценке в российской «лавке древностей» цен на опричнину, на государственную, дипломатическую и военную деятельность царя, наконец, на роль личности Ивана IV, не только для древней, но и для современной истории России. В своей новой книге я пытаюсь разобраться в этой запутанной истории и показать, насколько по-разному вели себя в условиях тоталитаризма люди, одаренные талантами, много знавшие о прошлом и настоящем своей родины и, вслед за Сталиным, бездарно сгоревшие в изменчивом поле добра и зла.
Что же касается Демьяна Бедного, то Сталин, узнав о его высказываниях, отомстил, публично обвинив пролетарского сатирика в зазнайстве, в неуважении к русскому народу (за басню, опубликованную в газете «Правда», которую Сталин сам же негласно редактировал), а большой портрет Бедного, висевший на Кунцевской даче рядом с другими любимыми деятелями вождя, приказал снять. Баснописец умер своей смертью, а значит, закончил жизнь, по советским меркам, благополучно. После смерти он был по-советски канонизирован, но не по первому, а по третьему разряду. Не всех ожидал такой счастливый конец в этой истории.
Тема «Сталин, Иван Грозный и другие» не нова для публицистической и искусствоведческой литературы, но она слабо освещена в отечественных и зарубежных исследованиях. Практически любой, даже не очень образованный, человек в России и далеко за ее пределами видел фильм С.М. Эйзенштейна «Иван Грозный». Многие гуманитарии бывшего СССР и нынешней России знакомы с научной и мемуарной литературой, посвященной истории создания фильма, актерам, и в какой-то степени с ролью Сталина в судьбе режиссера и кинофильма. Но мало кто задавался вопросом, а насколько известный советский режиссер владел историческими знаниями в то время, когда вся его творческая жизнь была посвящена историческим событиям в России (и за ее пределами) и ее историческим героям? В меньшей степени известна одноименная драматическая повесть в двух частях писателя и драматурга Ал. Н. Толстого и совсем неизвестна история ее создания, участия в ней и в судьбе ее автора вездесущего советского вождя. До сих пор пользуется популярностью и часто переиздается небольшой научно-популярный очерк «Иван Грозный» историка, академика Р.Ю. Виппера. Но практически неизвестна, даже специалистам, история создания этого произведения и сопутствующих ему публикаций и опять-таки история его взаимоотношений со Сталиным, с коллегами по цеху – с крупными исследователями С.В. Бахрушиным, И.И. Смирновым, С.Б. Веселовским, Б.Д. Грековым, М.В. Нечкиной и другими историками сталинской эпохи. В книге я не только опирался на исследования и опубликованные материалы, раскрывающие жизнь и творчество упомянутых в книге персонажей, но и привлек довольно широкий круг архивных и малодоступных документальных и печатных материалов[4]. Как и в предыдущих работах, широко использовал личный архив-библиотеку Сталина, находящуюся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), а также неисследованные материалы различных отделов ЦК РКП(б) – ЦК ВКП(б) из того же государственного архива и из Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ). Кроме того, привлек личные архивные фонды упомянутых ранее историков, хранящиеся в Архиве РАН, и деятелей культуры, собранные в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ), и в Отделе рукописей Института мировой литературы им. М. Горького (ОР ИМЛИ)[5].
И если отдельные аспекты темы так или иначе нашли отражение в отечественной литературе, начиная с 40-х гг. ХХ в., то история зарождения и реализации «Сталинского плана» переоблачения царя-опричника в положительного героя отечественной истории пока не рассматривалась. В советское время это было невозможно по двум причинам. До демократической перестройки конца 80-х гг. ХХ в. в СССР большинство архивных документов, относящихся к деятельности Сталина и многочисленных партийных и советских органов, было закрыто. Кроме того, тема «Иван Грозный в русской и мировой истории» была отдана «на откуп» узкой группе ведущих медиевистов-историков, которые в свою очередь контролировались (как и вся историческая наука) партийными чиновниками от идеологии. Отдельные аспекты и этой проблемы нашли отражение в данной книге. С началом перестройки был облегчен доступ к целому ряду архивных материалов (но далеко не ко всем), на какое-то время исчез идеологический диктат и произвол чиновников от науки. Надо отметить и такое положительное явление: до сих пор неуклонно размываются искусственные границы между специалистами, изучающими различные, иногда очень отдаленные исторические эпохи. Только при этих, благоприятных в целом условиях, стала возможна постановка проблемы и ее реализация[6].
Демократизация общества 90-х гг. ХХ в. сняла запреты и ограничения на большинство ранее закрытых тем, в частности на историю и философию сталинизма. Этим воспользовались историки и публицисты, имевшие склонность к историософии. Известный историк-публицист М.Я. Гефтер, похоже, первым затронул проблему на историософском уровне. В диалоге (с Г. Павловским), названным «Сталин умер вчера» (1988 г.), Гефтер, глубоко изучавший историю советского общества в целом и, в особенности, историю ленинизма, выделил сталинизм в качестве особого историко-культурного феномена. Он описал его как своего рода «капкан», в который «если попадешь, то и не вырвешься». «Сталин и кровь нерасторжимы», – заметил он. «И не просто кровь человеческая, на которой история (вся!) зиждется». С такой «избыточной кровью» Сталин связал и себя, и всех нас, и историю как таковую. Мы все «повязаны» этой избыточностью, причем не только прямые соучастники или современники Сталина, но все мы, даже люди другого тысячелетия и другой истории. Феномен Сталина и сталинизма затрагивает Мир в целом. Нас пытались и пытаются отчуждать от ответственности, и это худшее из того, чего нас лишают, превращая ее (ответственность за кровь) «в своего рода комфорт»[7]. Феномен сталинизма напрямую связан еще и с умением вождя сузить для населяющих страну людей поле выбора. По наблюдениям Гефтера: «Он строил, и весьма искусно, свою нужность». Периодически вытаптывая вокруг себя политическое поле, создавал критические ситуации, а потом выводил из них, как избавитель. Наряду с искусственно созданными условиями своей незаменимости сталинизм характеризует еще «перманентная гражданская война»[8].
И хотя Гефтер не раскрывает механизмы действия сталинизма, они, с моей точки зрения, наглядно представлены перманентными волнами репрессий, пики которых падают на десятилетия Октябрьской революции 1917 г., т. е. 1927–1928, 1937–1938, 1947–1948… Разжигаемая и контролируемая сверху гражданская война – важнейшая и неизменная особенность политики сталинизма. Однако в этой книге речь не идет о политике сталинизма как таковой, а лишь о том ее аспекте, который имеет отношение к культурной политике, приведшей к порабощению интеллигенции, иногда добровольной, чаще ситуационной, а еще чаще насильственной. Никогда раньше многонациональная российская интеллигенция не стояла перед столь трудным для себя выбором. Выбор не был связан с сопротивлением власти; к началу 40-х гг. об этом не могло быть и речи, поскольку даже скрытое несогласие и скепсис вели к неизбежной гибели. Перед всеми группами интеллигенции стоял вопрос о простом физическом выживании. Выбор был небольшой: или служить по-холопски, т. е. забегая вперед и творчески оформляя пропагандистские лозунги и формулировки власти, или, рискуя и с «фигою в кармане», до времени маскироваться и пытаться делать свое дело, незаметно умерев на обочине официальной науки и культуры. Последние надеялись на будущее, которое непроницаемо и поглотило многих из них, талантливых и много обещавших. Альтернативам этим возможностям были смерть по приговору «тройки» или каторга и с большой вероятностью голодная смерть в лагере. Часть историков и близкая к ней творческая интеллигенция, как составные части российской интеллигенции, прошли по одному из этих маршрутов сталинизма.
4
Краткий, но исчерпывающий очерк о состоянии источниковой базы на конец 50-х гг. ХХ в. был сделан в кн.: Зимин А.А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 52–62.
5
Выражаю искреннюю благодарность сотрудникам архивов, оказавшим самую разностороннюю помощь: Т.М. Горяевой, Н.С. Стрижковой, (РГАЛИ), А.В. Доронину (РГАСПИ), А.С. Акимовой (ОР ИМЛИ РАН), А.Г. Гачевой (ИМЛИ РАН), Н.Г. Томилиной, А.Н. Журкиной (РГАНИ). Как всегда неоценимую помощь по собиранию материала и подготовки книги к изданию оказала С.Е. Кочетова.
6
По данной теме опубликованы работы: Илизаров Б.С. Иосиф Сталин и Иван Грозный // Диалог культур и цивилизаций в глобальном мире: VII Международные Лихачевские научные чтения 24–25 мая 2007 г. СПб., 2008; Он же. Иосиф Сталин и Иван Грозный // РГГУ. Вестник гуманитарной науки. 2007. № 4 (94). С. 98–99; Он же. Роковая трансформация образа Ивана Грозного в трудах Р.Ю. Виппера и ее последствия в эпоху сталинизма (фрагмент) // Материалы научной конференции «Историк в России: между прошлым и будущим», посвященной 90-летию со дня рождения Александра Александровича Зимина. М.: РГГУ, 2013; Он же. «Не место красит человека, а человек место» – обманчивая диалектика старинной русской пословицы, или преломления сталинского дискурса: «центр-периферия» в советском имперском строительстве // Материалы Международной научной конференции «Центр – периферия», май 2010. Германский исторический центр в Москве. М., 2012; Он же. О судьбоносных диалогах с прошлым // Диалоги культур в условиях глобализации. ХI Международные Лихачевские научные чтения 12–13 мая 2011 г. Т. 1. Доклады. СПб., 2011, С. 315–320; Он же (то же на английском языке). Обаяние зла: от культа живой к культу мертвой личности Сталина // Материалы научно-православной конференции «Научный православный взгляд на ложные исторические учения». 15–16 октября 2010 г. М., 2012. С. 271–290; Он же. Царь, генсек и историк // История. Научно-методический журнал для учителей истории и обществоведения. 2012. № 10. С. 28–39; Любимый сталинский историк // Сборник статей к 80-летию В.Д. Есакова. М.: ИРИ РАН, 2013; Он же. Хроногеография исторического героя, исследователя, читателя // Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы XXV Международной научной конференции. Москва, 31 января – 3 февраля 2013 г. Ч. 2. М., 2013. С. 327–328; Он же. Роковая трансформация образа Ивана Грозного в трудах Р.Ю. Виппера // Наука, культура, менталитет России Нового и Новейшего времени. М., 2014. С. 150–170; Он же. От книги проф. Виппера об Иване Грозном можно ожидать многого // Историк в России: между прошлым и будущим. Статьи и воспоминания. М., 2012. С. 340–558 (Презентация материалов Пятых Зиминских чтений, посвященных 90-летию выдающегося советского и российского историка А.А. Зимина. Март 2014); Он же. Стенографический отчет о научной сессии Института истории АН СССР по теме «Иван Грозный и его время», июнь 1942 г. Ташкент // Вспомогательные и специальные науки истории в ХХ – начале XXI в.: призвание, творчество, общественное служение историка. Материалы XXVI Международной научной конференции. Москва, 14–15 апреля 2014 г. М., 2014. С. 193–195; Он же. Преломления сталинского дискурса: «центр-периферия» в советском имперском строительстве // Центры и периферии европейского устройства. М., 2014. С. 273–189; Он же. Документы ЦК ВКП(б) о формировании образа Ивана Грозного в литературе // Отечественные архивы. 2016. № 1. С. 46–56; Он же. А.Н. Толстой – И.В. Сталин – Иван Грозный: зеркало для героя //Алексей Толстой: диалоги со временем. Выпуск 2. М., 2017. С. 234–256; Он же. Ал. Н. Толстой. «Хлебом» единым… Ал. Н. Толстой и его повесть «Хлеб (Оборона Царицына)». 1937 // Культура и менталитет России Нового и Новейшего времени. К 80-летию со дня рождения Анатолия Евгеньевича Иванова. М., 2018. С. 327–345.
7
Гефтер М. «Сталин умер вчера» // Иного не дано. М., 1988. С. 302–303.
8
Указ. соч. С. 305, 309.