Сделка

Её нынешнее занятие никогда не было её призванием, оно стало результатом невыгодного стечения обстоятельств. В последние три года особенно осложнившегося повисшим на ней пиявкой Майло Рэмси. Вот только ничего из этого она, естественно, вслух произнести не могла. А потому предпочла перевести стрелки:

— А ты почему ушел из патруля?

— Разочаровался, — откусив почти половину булочки и языком утерев с угла рта каплю ягодного джема, ответил Блэк Уилер. — Рассчитывал, что буду много стрелять и вести погони, а пришлось только разнимать пьянчуг и будить бомжей.

Они оба невесело рассмеялись.

***

Вечер пришел в город стеной влаги и пронизывающим холодом. Майло стоял, задумчиво прокручивая в руках телефон, на краю тротуара. Перед входом в «Хибби-Джиббис» выстраивалась длинная очередь, медленно проходящая через охрану и фейсконтроль. Девушки на высоких каблуках, с ярко разрисованными недовольными лицами и намокающими укладками возмущенно выкрикивали, когда кого-то пропускали в обход остальных, и бросали томные взгляды на все подъезжающие к бару машины в надежде, что вышедшие из них мужчины сгребут их в охапку и проведут внутрь, где будет тепло и за обещание продолжения им купят выпить.

Поганое невезение если приходило, то надолго и основательно. Найденный Майло способ прижучить скупого Обри Муди по вкусу Гранту не пришелся. Прокурорша сработала гладко и быстро, на все обещанные 50 штук. «Вейвертри» разобрали до основания, перешманав на предмет нелегальной наркоты, контрабандного бухла, просроченных лицензий, не дооборудованных торговых площадок. Муди заявился к Джошуа ровно в срок, но вместо ожидаемого бабла принёс очередную претензию. Его напрягало то, что хваленое покровительство парней Джошуа не уберегло его от такой облавы.

Грант осклабился ему в морщинистое лицо, но как только Обри ушел, обрушил свой гнев на Рэмси.

— Слишком мощная игрушка в твоих неумелых руках, — сказал Грант, когда они остались в его сыром будущем кабинете вдвоём. — Эта легавая из прокуратуры. Я хочу её видеть. В субботу.

Посыл был ясным: Майло напомнили, что он всего лишь связной и настолько масштабные действия предпринимать без согласования не имел права. Всё не пошло по пизде так основательно, как могло бы, не окажись эта авантюра с проверками настоящим ударом по яйцам Муди, нанести который, как порой в минуты остро пульсирующей злобы думал Майло, сам Грант был не в состоянии. Но и полностью тучи над его головой не развеялись.

Набрав номер, по которому за эту неделю у него в списке вызовов значилось необычно много исходящих, Рэмси приложил телефон к уху и отвернулся от переливающейся красным вывески. Её блики отражались в мокром темном кирпиче здания напротив.

— Слушаю, — устало проговорила Алексия Грин, взяв трубку после нескольких гудков.

— Сегодня, — коротко сообщил Майло. — Заеду через два часа. И мне нравится черное кружевное.

Прежде, чем привезти её на поклон к Джошуа, Рэмси жадно, даже с каким-то злобным сожалением, что не мог выставить эту свою подлость боссу под нос, собирался воспользоваться Алексией Грин самостоятельно. Он полагал, — и это было бы логичнее всего — что Грант всего лишь хотел установить с Грин контакт лично, в обход занявшегося неугодной самодеятельностью Рэмси. Но логика и здравый смысл не были в числе первых мотиваций Джошуа, и Майло, авансом списав его к совершенно ебанувшимся головой, не исключал, что прокуроршу могли пустить по унизительному кругу. Такое прежде происходило лишь с женами и дочерями должников, замахнуться же подобным на высокопоставленную легавую было чревато. Рэмси понимал это и был уверен, что Грант тоже понимал, но на всякий случай весьма брезгливо хотел успеть первым.

***

Алексия опустила мобильный обратно на край стола и, разжав пальцы, заметила, что они мелко дрожали. Об условиях получения денег, на которые так уповала, она старалась не думать, потому что была убеждена — слетит с катушек. Дело было даже не в том, что к такому отношению она не привыкла. Дело было в самом Майло Рэмси. Как только она услышала, что всё случится сегодня, в ней неизвестно откуда родилась мысль, что она отдалась бы кому угодно из банды, но только не ему.

Экран телефона погас, и Грин торопливо подсветила его снова, нажав на кнопку, и сверилась со временем. У неё было два часа на то, чтобы подготовиться. Сжав кулак, чтобы нервный тик не был таким очевидным и отвлекающим, она строго напомнила себе цену вопроса. Она не могла не заработать этих 70 тысяч, просто не имела права. А потому решительно направилась в душ. Выйдя оттуда разогретой под горячей водой, раскрасневшейся, но не расслабившейся ни на каплю, она старательно пересмотрела весь свой гардероб. В ней боролись желание бунта — вот ещё, она не станет выряжаться ради этого ублюдка — и смиренное согласие с его требованием. В конечном итоге, разве она могла себе позволить это маленькое проявление ярости, если на кону была жизнь Олли?

Ей нужно было постараться, а потому она потратила какое-то время на то, чтобы достать и разложить на кровати белье, отыскать в самом дальнем конце перекладины, куда рука не дотягивалась уже больше года, платья, стряхнуть пыль с коробок, вмещавших туфли на каблуке. Несколько раз Алексия одевалась, приценивалась к себе в зеркало и раздевалась. В какой-то момент, сменив несколько комплектов белья и провисавших на её истончавшей фигуре платьев, она остановилась посередине спальни голой. Ей показалось, что такой — с бледной ровной кожей, с исходящей от неё легкой фруктовой отдушкой геля для душа, с едва различимыми светлыми волосками на руках — после сегодняшней ночи она уже никогда не будет. И, подойдя ближе к своему погрустневшему отражению, несколько минут молча с этой своей чистотой прощалась.

Она решила, что не станет Майло перечить, но не будет и излишне стараться. А потому, отвернувшись от зеркала, взяла попавшиеся под руку лифчик и трусы, осторожно надела приятно пахнущие капроном черные колготки, надела простое черное платье с мелким белым узором на запахе, обула ботинки на устойчивом широком каблуке. Алексия собрала волосы в низкий хвост, проигнорировала макияж, столкнула в сумку необходимые мелочи. Подумала с минуту и, содрогнувшись, добавила прокладку и упаковку обезболивающих — черт его знает, как там пойдет.

Затолкав созданный бардак одним комком обратно в шкаф, она расправила покрывало на кровати, выключила свет и вышла из спальни. На звук её утяжеленных каблуками шагов из своей комнаты выглянула тетя Перл. Она цепко осмотрела Алексию и вопросительно выгнула бровь.

— Ты куда? — шепотом поинтересовалась она, но Грин не смогла ответить. Поперек горла встал горький ком. Она лишь мотнула головой и постаралась как можно быстрее и тише спуститься. Перл упрямо последовала за ней.

— Куда ты, Алексия? — повторила она уже в прихожей. — Разве не видишь, что Оливеру эти несколько дней особенно тяжко? Останься.

— Перл, я… — начала Грин, но осеклась. Что она собиралась ей сказать? Что может не вернуться сегодня? Чтобы вызывала полицию, если до утра она не появиться? Чтобы — наоборот — приняла деньги, если их принесут люди Гранта Джошуа и помалкивала? Чтобы передала сыну, что она его любит?

От этой снежной лавины мыслей, безостановочно понесшейся в её голове и заваливающей все те слабые подпорки, которые она старательно выстраивала последние два часа, Алексия едва не закричала.

— Мне нужно сейчас уйти, — одернув себя, продолжила она как можно тверже. — Я ненадолго, обещаю.

— Что это значит?

Перл следовала за Грин впритык, когда она взяла с комода ключи и пачку сигарет, сунула их в сумку, когда по привычке перед выходом подхватила наполовину опустевший пузырек духов, подумала и отставила, не воспользовавшись, когда сняла с вешалки пальто и накинула его на плечи.

— Ты меня пугаешь, — сообщила тетя, а когда Алексия открыла входную дверь и переступила порог, округлила глаза и с придыханием вскрикнула: — О Боже! Ты совсем ополоумела?