Страница 25 из 33
Добычин был в отчаянии. Григорьев просил его только писать, а денег у него, холостяка, хватит на двоих.
– Живите у меня – и пишите, Леонид, – просил Григорьев.
Григорьев уехал в Новгород, а когда вернулся, на столе обнаружил пачку рукописей – он понял, что с Добычиным что-то случилось.
Эти рукописи – «Город Эн», рассказы и повесть – все теперь хранятся у Григорьева.
До своей «отдельной» жизни Григорьев снимал «угол» (при другом «угловом жильце» – отсюда, я думаю, «Переписка из двух углов» Гершензона и Иванова[277]) у одной фельдшерицы на В. О. У нее висел очень яркий фотопортрет сестринского выпуска – и Добычин напросился его посмотреть. Раньше в этой квартире жил Гор, но его эта карточка не заинтересовала.
Особой травмой для Добычина было письмо матери. В Брянске, где она жила, в местной газете опубликовали ругательную статью о Д. с каким-то жутким названием. Мать ее вырезала, написала, что предупреждала его, – зачем он занялся литературой?
Добычин бросился с моста[278], а Григорьева вскоре вызвали в Большой дом. Он сразу понял – из‐за Добычина. Но подписывать бумагу не стал – вместо подписи поставил прочерк.
– Добычин, – говорили ему, – реакционный писатель.
– Нет в нем ничего реакционного.
– Клеветник.
– Нет, он сатирик.
Потом Григорьева отпустили.
Еще он говорит о Добычине, что тот любил читать свои рассказы. Комната у него была почти пустой – стол, два стула и ящики из магазина. Все рассаживались на ящики и слушали. Гор и Григорьев смеялись больше всех. Добычин говорил:
– Я хотел, чтобы было смешно.
12.7.81. Пишу рецензию на рукопись Гора для «Сов. писа»[279]. На человека, которому обязан многим.
Это все же был удивительно талантливый писатель, хотя кажется, что в последних повестях он только переставлял слова – все повторяется по многу раз.
Помню свое первое ощущение – я был ошеломлен его «Изваянием».
Сейчас читаю первую вещь – повесть «Пять углов».
Поэтичность обволакивает. Ритм прозы удивительный… и любовь к городу. Ленинградский писатель.
Я буду по мере чтения заносить свои ощущения в дневник.
…Все же мне кажется, чудится иногда диалог со мной. Я был ему близок, очень. Но последнее время он таил ко мне некоторую осторожность. Упрекал меня в любви к Чехову, и об этом написал…
«В те годы я недолюбливал Чехова, но до поры до времени молчал об этом, чтобы не вызывать гнев моих друзей. Моя нелюбовь к этому великолепному писателю объясняется чрезмерностью почти возбужденных чувств. Я не понимал обыденности, не умел чувствовать ее и старался играть роль, словно жизнь была не только жизнью, но одновременно и романом, в который я был вписан с тем, чтобы уподобиться героям книг, ночевавших на моем столе».
Это удивительно! И точно! Это он сам. Несколько раз мы спорили о Чехове. Он не мог ответить, а теперь ответил. Он боялся жизни, он боялся всего, а Чехов, даже умирая, ее не боялся.
Он уходил в книгу, в абстрактную философию… Это он делал потому, что окружающая его действительность была очень непростой. Он и любил Наталью Акимовну, и ее боялся… А дети?.. Одну Киру[280] он принял как свою, как духовно близкую…
Я слышу упрек себе, когда он говорит о Пушкине: «Мне казалось, что от деревьев Летнего сада я могу узнать больше о Пушкине, чем от пушкинистов, разменивающих еще неразгаданное бытие поэтического чтения на прозаические мелочи его быта».
И опять он был непоследователен и, частично, неискренен, посылая мне телеграмму с пятидесятилетием в возвышенных тонах и называя меня выдающимся пушкинистом.
…Он боялся многого, но особенно – метро. О метро пишет часто с упреком, с вызовом… «В прошлое не ездят в такси, в автобусе, тем более – в метро». Он покрывался потом, когда вступал на эскалатор.
…Гор ненавидел быт. Он пишет: «Всю жизнь я ненавидел исследователей, которые топили биографию какого-либо крупного художника или писателя в будничных мелочах, приходя в восторг… от найденного счета за стирку белья». Нельзя сказать, что Гор совсем был чужд быта – он ходил за мясом и даже гордился тем, что умеет его выбирать. Но ходил… только вместе с Н. А.
…«Чилиры» – стихотворение в прозе. В ней меньше философии, даже есть ирония по отношению к философствующим – это другое состояние того же Гора. Он говорит о философе Володе, который работает на скорой санитаром, но читает Кьеркегора, как о нереальном человеке.
…Поэтичность Гора удивительна. Герой знакомится с девушкой на почте. Приходит в Михайловский сад, садится на скамейку и начинает думать – чего ей не хватает. «Окошечка, которое заменило бы раму. Рамы не хватало. И от этого она потеряла часть очарования». Герой страдает, что ее прошлое ему не подвластно. И он уходит в свое прошлое.
«Человек без привычек». «Трудно жить, зная, что ты посредственность. Ничто тебя не ожидает после смерти, кроме полного забвения». Для Гора это было очень важно – что будет после смерти. Однажды ему передали слова Дара: «Останется только Гор». Это был для него праздник, он часто повторял эти слова – пока не забыл.
…«Необычайная популярность жанра, мастером которого был Моруа, объяснялась тем, что наивный читатель смотрел на такую биографию, как на модель жизни, которой нужно подражать… Может, самое важное в этой жизни – это не стать другим, а суметь остаться самим собой со всеми достоинствами и недостатками».
Он говорил:
– Я неповторим.
В противовес Пановой[281], которая, послушав Соснору, сказала:
– Он мне не конкурент.
А у Гора:
– У меня нет конкурентов. Я неповторим.
24.7.81. «Человек без привычек» Гора. Продавщица пришла в гости к герою, осмотрела бедную квартиру и вещи, и лицо героя, «которое тоже было словно бы вещью». Деталь – точность.
…Я считал, что Гор исписался, а он всюду мудр и неожиданен. Вчера я сказал про Гора: «Талант – это интуиция». Все – даже случайности начитанности – помогают ему, он строит повесть так, как птица гнездо, слюна есть, любую соломку и палочку она склеивает. Это чудо.
17.8.81. Подошел к Каверину[282] – о Добычине. Рассказал, что у Григорьева (приятеля Гора) есть его повесть, рассказы.
– О, я помню, с ним дружил молодой человек… Это нужно издать.
Я обещал ему поговорить с Граниным.
– Я готов написать предисловие и передать в «Советский писатель».
Я сказал, что Берковский и Добин погубили Добычина. Он прибавил: «И Алексей Толстой». Тот говорил, что в основе добычинского творчества лежит зависть, что он завидует «нашей крылатой молодежи», а потому пишет шиворот-навыворот. После самоубийства он заявил в Союзе писателей, что Д. в санатории. С кавалергардской лихостью выступал Берковский – говорил о Д. очень худо. Каверин с Берковским не разговаривал с 1929 года, когда он сказал о его романе, что «это нечистоты, которые оставляет каждое время».
Заговорили об обэриутах.
– Я тогда слишком был занят собой и многое упустил.
А началось наше общение с того, что я представился:
– Я Семен Ласкин, а не Борис[283].
– Ну и очень хорошо. Потому что вы и есть единственный писатель.
20.12.81. Из выступления Адмони[284] об Ахматовой… Ахматова, как и Гор, боялась переходить улицу даже по зеленому.
5.2.82. Вчера был вечер памяти Гора. Вел Гранин – хитрый кардинал, выступали Л. Ник. Рахманов, Брандис, Лурье, Притула, Урбан[285] и я. Я читал дневниковые записи, но нервничал и немного смял конец. Это жаль. Конец должен был быть серьезный.
277
Книга «Переписка из двух углов» написана В. Ивановым и М. Гершензоном, как сказано в предисловии «От издательства», «летом 1920 года, когда оба друга жили вдвоем в одной комнате, в здравнице „для работников науки и культуры“ в Москве». Отношения к этой книге Григорьев иметь не мог – название говорит о формах коммунального существования в 1920‐е гг.
278
Обстоятельства гибели Добычина остаются невыясненными.
279
Книга вышла через два года: Гор Г. Пять углов. Л., 1983.
280
Гор К. С. (род. 1954) – внучка Г. С., лингвист. Жила в Ленинграде, с 1989 г. – в Тинеке, затем – в Роквилле (США), профессор Мерилэндского университета.
281
Будучи секретарем В. Пановой, С. Довлатов читал ей прозу. Однажды она заинтересовалась творчеством Сосноры. Приведенная реплика – реакция на прочитанный текст.
282
Каверин В. А. (1902–1989) – писатель, драматург, сценарист. В начале 1920‐х гг. близок к младоформалистам, входил в группу «Серапионовы братья» (вместе с Л. Лунцем, М. Слонимским, М. Зощенко). Был женат на сестре Тынянова, а Тынянов был женат на сестре Каверина. До конца жизни сохранял верность своей молодости – и остался в истории как пример безупречного литературного поведения. Жил в Ленинграде, после войны – в Москве.
283
Ласкин Б. С. (1914–1983) – прозаик, драматург, киносценарист. Автор сценариев фильмов «Карнавальная ночь» (вместе с В. Поляковым), «Дайте жалобную книгу» (вместе с А. Галичем), песен «Спят курганы темные», «Три танкиста» и многих других. Троюродный брат моего дедушки. Жил в Москве. Творческая биография началась с одобрения Горького, которому он послал свои стихи в Сорренто и получил доброжелательный ответ. Сохранились письма, в которых в роли Горького выступает сам Б. С. – он дает советы моему отцу и размышляет о трудностях профессии писателя. После первых публикаций отца отношения изменились настолько, что недавний покровитель попросил воспитанника взять псевдоним. Как видно, Б. С. – внук купца второй гильдии – считал нежелательным присутствие на литературном «рынке» двух однофамильцев (к тому же второй имел отчество Борисович).
284
Адмони В. Г. (1909–1993) – лингвист, литературовед, переводчик. Известен не только как германист и теоретик языка, но как участник процесса над Бродским – на суде пытался защитить поэта, высоко оценив его переводы и стихи. Жил в Ленинграде-Петербурге.
285
Ленинградские-петербургские писатели: прозаики Л. Рахманов (1908–1988), Д. Притула (1939–2012), критики Е. Брандис (1916–1985), С. Лурье (1942–2015), А. Урбан (1933–1989).