Страница 24 из 33
Бурсов дарить не умеет. Он берущий и не отдающий нисколечко. Он – кулак. Вы же – само добро, сама непосредственность… Старый ребенок!
25.10.76. Г. С. худо. Депрессия углубилась резко. Он вообразил себя королем Лиром, даже вначале потребовал, чтобы ему принесли Шекспира. Читал. Потом депрессия стала еще глубже – теперь сидит, уперев взгляд в стену или в пол, голодает.
Выберется ли? Иногда боюсь, что нет, хотя психиатры не теряют надежды.
Ужас Гора – ужас перед детьми. Юра и Марина – вот те, кто, как ему кажется, оставили его без денег, без пищи.
6.12.76. Продолжает болеть Гор, но выздоравливает. К нему возвращается разум. Недавно говорил, что он в депрессии, за это его детей уволят с работы и «казнят». Теперь он успокаивается. Я был у него два раза – один он был заторможен, обеспокоен своей аденомой, почечной коликой… на другой раз мы говорили о живописи, о Фрумаке[263]. Он мне показался почти здоровым.
22.12.76. Гор дома. Все у него прилично. Сидит читает Сергея Булгакова «Философия хозяйства». Вспоминает очень спокойно о своей депрессии, даже подсмеивается над собой – мол, считал весь мир сумасшедшим, семью – особенно.
Я был у него – милые, добрые, близкие люди.
15.1.77. История с повестью Гора наконец получила завершение. Г. С. узнал, что из первого номера ее изъяли. Попов[264] лег в больницу, Гор почти безразличен на словах, но на деле, видимо, нервничает.
Пришло письмо от В. Соловьева из Москвы – он пишет о Горе книгу. Жутко безнравственный человек, он почти рад, что Г. сходил с ума, это соответствует его концепции, что талант аномален…[265]
К письму Соловьева. Несколько лет назад я дал Гору эссе Личко (психиатр) о Гоголе, где Андрей утверждал: «Нос» – это симптом болезни. Гор был возмущен. «Он просто не понимает в литературе, – сказал он. – Так нельзя. Иначе можно свести к нулю все мировые шедевры…»
18.1.77. …Я, как и Гор, не могу и не хочу быть сильным. Я предпочитаю женщину-мать, с женщиной-девочкой, требующей покровительства и мужской силы, я был бы несчастен.
31.5.77. Гор выздоровел полностью. Живой, веселый, активный. И это прекрасно!
21.6.77. Был у Гора в Комарово. Гор угнетен, получает лекарства, это совсем другой человек. Мысль о бедности все время проникает в его мозг, хотя ничего худого ему не грозит. Дети учат, а Наталья Акимовна говорит: «Вот он больше всех спал (они очень рано ложатся и встают поздно. – С. Л.), а больше всех сделал» – и это правда.
14.7.77. Живем в Комарово… Гор еще болен. Угнетен, слаб. Жалуется, что ему попадет за повесть, найдут крамолу. И на то, что писать ему теперь не хочется.
31.12.77. Гор внезапно записал. С трудом Н. Аким. отрывает его от бумаги. Возбужден. Пишет воспоминания для «Лит. обозр.» или «Воп. лит.».
Есть место о Шварце.
– Вы куда, Гор, идете?
– В булочную.
– Я бы не ходил туда на вашем месте.
– Почему?
– Подумают, что Вы хотите украсть булку.
Я смеялся. А Гор вдруг сказал:
– Я это придумал, между прочим.
Мне было жалко. Я ему несколько раз говорил: «Жалко. Как же так?». Он перестал меня слышать.
3.6.78. Гор ожил, пишет повесть, как обычно, боится, что получится остро, хотя в действительности нет ни остроты, ни философии…
30.6.78. Был у Гора с Г. Башкировой[266] – славным и милым человеком. И очень умным… Гор рассказывал много о прошлом. Опять вспомнил Вас. Андреева[267], который был арестован после того, как напомнил Сталину о шубе, подаренной ему в Туруханской ссылке. Сталин сказал:
– Я помню, но напоминать об этом нескромно[268].
Перед этим спившийся Андреев стучался в квартиры писателей ночью. Все считали, что это НКВД – и когда видели спившееся лицо, давали любые деньги.
…А вот рассказ Башкировой о Цявловской[269].
Татьяне Григорьевне незадолго до смерти приснилось, что муж просит ее сварить кофе. Она встала, сварила кофе, поставила у кровати и легла досыпать.
Мстислав Александрович[270] умер тридцать лет назад.
Ее домработница на следующий день во сне увидела людей в белых одеждах, которые вошли в комнату Т. Г.
Утром она ей сказала:
– А за тобой приходили.
Когда Т. Г. ночью начала умирать, домработница говорила ей:
– Да ты потерпи, потерпи, Татьяна Григорьевна. Я ведь так просто сказала…
7.11.79. …Гор – молодец, уже начал новую повесть, хотя только что сдал предыдущую!..
2.11.80. Говорил с Бурсовым и Гором. Только что прошло бурсовское семидесятилетие. Пышно отмечают, где-то звонят в колокола – ордена грядут, публикации. Бурсов на коне – только что был в Югославии, поверг всех, как он сказал, говорил о мощи и немощи литературы. Сегодня интервью в «Литературной России», самоинтервью. Сам задает вопрос и сам на него отвечает. Этакий Мао, творящий чудеса.
…Гор обратен. Он стар – и слаб как ребенок. Да еще заболела Наталья Акимовна. Ах, как они отличаются, эти два человека! Триумфатор, не чувствующий своего конца, – и нахохлившийся, испуганный надвигающейся бедой Гор.
Не знаю, суждено ли мне быть у их конца, – все мы во власти бога, – но я больше горюю о Горе, что-то очень печальное, страшное чудится мне.
А тут еще сегодня пародия Александра Иванова – острая и точная, как бритва[271]. Он беспощаден. Если Гор узнает, ему будет крайне худо. И, главное, этот талантливый бандит как-то угадал суть, попал в цель.
4.11.80. Очень тяжелый Гор. Гангрена ноги, собираются ампутировать – вялотекущая. А температуры нет. В больнице лежит очень тихий, все знает и понимает… Спрашивал об Оле и обо мне.
Я оказался свиньей. Из-за премьеры[272] совсем не звонил, а он все спрашивал о литературных делах моих. «Сеня, – сказал он, – хоть пишет. Вот премьера в театре, это хорошо. Хотя у него худо и с Олей[273], и с мамой».
А вчера сказал, что он превратится в воду и уйдет (утечет) в девятнадцатый век.
6.1.81. Умер Гор, самый близкий мне человек, почти отец. Вся моя литературная жизнь – рядом. Сейчас тьма воспоминаний. Он все же был очень расположен ко мне, радовался каждому приходу и разговору. Я вижу его в Комарово у письменного стола, пишущим, прищурив глаз. Лицо очень близко к бумаге, чуть повернутое от листа.
Он жил среди картин, был погружен в искусство, которое для него было реальнее жизни. Его герои уходили в картины, блуждали там и не всегда возвращались. Он сам бы ушел в книги и там бы жил, защищенный обложкой так же крепко, как его защищала Наталья Акимовна, мать для его детей и внуков, но и для него самого.
…Звонил Самохваловой[274]. К ней пришла дочь героини самой знаменитой картины Ал. Ник. «Девушка в футболке». Да, искусство реальнее жизни, Гор прав.
22.4.81. Был у профессора Григорьева[275], друга Гора. Разговорились о Леониде Добычине. Григорьев был очень близкий Добычину человек. Гор как-то назвал Добычина «пуантилистом в литературе».
О Добычине Григорьев рассказывает с удовольствием.
Григорьев после долгого безденежья получил зарплату. Тут к нему приходит Добычин, которого в это время прорабатывали, называли «джойсистом». Он пришел, чтобы узнать, что такое Джойс (джойсизм)… Особенно ярился Добин[276], а Берковский Н. Я. говорил, что Добычин «обводит чернилами классиков». Мол, все это уже было.
263
Фрумак Р. С. (1905–1978) – художник, в разные годы учился у Ю. Пэна, М. Шагала, К. Малевича, Р. Фалька, в юности входил в объединение «Круг художников», в старости пережил творческий взлет, оставив позади достижения прошлых лет. Один из самых ярких живописцев в коллекциях Гора и отца. Жил в Ленинграде. См. о нем в седьмой главе этой книги.
264
Попов А. Ф. (1906–1978) – кинодраматург. В 1964–1978 гг. – главный редактор журнала «Нева».
265
Вот отрывок из письма, на которое отец не ответил. «Все, что с ним связано, – писал В. Соловьев, – мне очень важно, так как для статьи в „Литературке“ достаточно его читать, а для реконструкции его modus vivendi необходимы и подсобно-интимно-подсознательные моменты – по моему мнению, талант – это аномалия, в Горе это очевидно, для литературы это хорошо, а для жизни хреново. Я сейчас перечитал его «Синее озеро» и понял, что тайный стимул этой вещи – страх перед реальностью, которая уничтожает представление человека о ней… Или – или. Об этом писать трудно, я попытаюсь, хотя, что выйдет, не ведаю. Если еще будут какие-то о нем подробности, особенно о заболевании – дай бог, чтобы был здоров! – сообщи… Могу воскликнуть, как Федор Михайлович: «Подробности! Еще раз, подробности!» – если они есть про Гора и если не составит тебе за труд их описать. Ты – врач и знаешь то, о чем я не подозреваю, но что может оказаться мне кстати… 14.1.77»
266
Башкирова Г. Б. (род. 1938) – прозаик, драматург, эссеист. Живет в Москве.
267
Андреев В. М. (1889–1942) – прозаик, драматург. В юности участвовал в революционном движении. В 1910–1913 гг. находился в Туруханской ссылке, откуда бежал и, по легенде, помог бежать Сталину. Автор книг «Канун» (1924), «Расколдованный круг» (1926), «Волки» (1927), «Серый костюм» (1930) и др. Репрессирован, умер, как указано в выданной родственникам справке, «от остановки сердца на почве авитаминоза».
268
Существует другая версия – Андреев написал повесть «О пребывании в Туруханском крае И. В. Сталина и событиях, связанных с организацией его побега из ссылки в 1911 году» и отправил ее своему герою, в Кремль. Через три недели получил телеграфом ответ: «Уважаемый Василий Михайлович! Этим хвастаться не надо. Рукопись оставляю. Сталин».
269
Цявловская Т. Г. (1897–1978) – литературовед-пушкинист. Ученица, затем жена М. А. Цявловского. Автор работы «Рисунки Пушкина» (1970).
270
Цявловский М. А. (1883–1947) – литературовед-пушкинист, редактор и комментатор нескольких собраний сочинений поэта, автор незаконченной (довел до Михайловской ссылки 1826 г.) «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина» (т. 1, опубликована в 1951 г.).
271
Пародия А. Иванова «Человек в кавычках» на повесть Гора «Человек без привычек», опубликованная в разделе «Дружеские пасквили» «Литературной газеты», вклеена в дневник.
272
Премьера пьесы отца «Акселераты» в Ленинградском театре комедии.
273
В это время моя мать перенесла онкологическую операцию.
274
Клещар-Самохвалова М. А. (1915–2000) – художник, модель и вторая жена А. Самохвалова. Жила в Ленинграде-Петербурге.
275
Григорьев А. Л. (1904–1990) – литературовед, доктор филологических наук, заведующий кафедрой зарубежной литературы РГПУ им. Герцена. Жил в Ленинграде.
276
Добин Е. С. (1901–1977) – литературовед. Сын еврейского писателя Ш. Добина. Начинал как автор и редактор печати на идиш. В начале тридцатых отказывается от еврейского языка ради русского. Так появляется советский литературовед и киновед, автор работ о творчестве Ахматовой, Козинцева, А. Прокофьева и др. Жил в Ленинграде.