Вектор-Прайм

— Недавно она опять дала о себе знать, — признала она.

Лея вздохнула и покачала головой, сожалея о том, что ничем не может помочь своей невестке и близкой подруге.

— Ты вроде говорила, это в порядке вещей, — напомнила она. — Новый приступ чем-то отличался от прочих?

Мара отвела взгляд.

— Ну давай, скажи мне, — выпалила Лея, возможно, чуть резче, чем собиралась. Мара посмотрела на нее в ответ — нет, не зло и не оскорбленно, а скорее недоверчиво. И правда, с чего это Лея решила, что Мара должна с ней делиться сокровенным? Разве она может хоть как-то помочь? Все прочие, кого поразило это заболевание, рассказывали своим врачам все и были впоследствии осмотрены светилами республиканской медицины. Они в деталях описывали каждое покалывание, каждый приступ боли, молили помочь им. И все до единого были мертвы — или скоро будут.

— Прости, — отстранилась Лея. Эти тревожные образы прочно засели у нее в голове. — Ты ничего не обязана рассказывать. — Она наклонилась вперед и поцеловала Мару в щеку, затем поднялась и протянула руку.

Мара взяла ее, но вместо того чтобы самой подняться, усадила Лею обратно и пристально посмотрела ей в глаза.

— На этот раз… матка, — сказала она.

Лея непонимающе уставилась на подругу.

— Приступ, — пояснила Мара, — случился, пока я спала. И пытался поразить матку.

Глаза Леи расширились от ужаса.

— Ты отразила его?

Мара кивнула с вымученной улыбкой.

— Ну, меня еще не убило, — невесело усмехнулась она.

Лея кивнула, восхищаясь упорством подруги. Всякий раз, когда болезнь предпринимала очередную атаку, Мара фокусировала Силу внутри себя и сдерживала натиск.

— Но в этот раз было труднее, чем обычно, — сказала Лея, предположив, что нашла причину весьма нехарактерной для Мары реакции — слез.

Подруга покачала головой.

— Да нет, ничего особенного, — ответила она.

— Тогда в чем дело?

Мара глубоко вдохнула и печально проговорила:

— В материнской утробе.

И тут Лею как громом поразило.

— Ты боишься, что не сможешь иметь детей, — сказала она.

— Я уже не так молода, — самокритично усмехнулась Мара.

И она не преувеличивала: Маре, как и Люку с Леей, было уже за сорок, но, если на секунду забыть о недуге, она была совершенно здоровой женщиной и еще вполне могла испытать радости материнства. Так что Лея всецело понимала ее тревоги, учитывая, что болезнь пыталась поразить ее женское начало.

— Когда я только вышла замуж, мы с твоим братом говорили о том, чтобы завести детей, — поделилась Мара. — Он с таким восхищением смотрел, как растут ваши трое ребятишек, и больше всего на свете мы хотели родить ребенка.

— Еще ничего не потеряно, — напомнила Лея.

— Возможно. Но кто знает, Лея? Я устала без конца бороться, а болезнь и не думает отступать.

— Но и не может отвоевать у тебя ни пяди, — напомнила принцесса.

— Я еще не сдалась, — заверила ее Мара. — Но детей мне сейчас не родить. Я даже не знаю, передастся ли им заболевание по наследству или убьет их еще в зародыше. И никому неведомо, когда все это закончится и не будет ли ущерб моему организму столь велик, что я никогда не смогу иметь детей.

Лея хотела ее хоть как-то успокоить, но что она могла возразить против таких непробиваемых аргументов? Она лишь положила руку подруге на плечо:

— Не оставляй надежду.

Мара с усилием улыбнулась.

— Не оставлю, — пообещала она. — К тому же теперь под моим крылышком Джейна, и это тоже очень здорово.

Лею невольно выдала краткая вспышка раздражения.

— Что? — насторожилась Мара.

Лея густо покраснела и громко рассмеялась.

— Что?

— Временами я страшно ревную Джейну к тебе, — призналась принцесса, улыбаясь при каждом слове. — Я вижу, какая между вами укрепилась связь, и я рада, что Джейне досталась такая чудесная подруга и наставница, и в то же время от этой мысли я несчастлива. Когда я вижу, как вы трудитесь вместе, мне хочется подбежать и обнять тебя крепко-крепко и одновременно взять и задушить!

Мара в тревоге взирала на Лею — ровно до того момента, пока та не наклонилась и не стиснула ее в крепких дружеских объятиях.

— Ты все преодолеешь, — пообещала Лея. — Ты обязательно справишься, и у тебя будут дети. А может, вскоре после тебя родит и Джейна. — Продолжая удерживать подругу, принцесса отдалилась на расстояние вытянутых рук. — Вот здорово, правда? Будем сидеть втроем и болтать обо всем на свете, пока Люк будет нянчить малышей.

Лучшие слова в такой момент едва ли можно было подобрать. Уголки губ Мары поднялись в улыбке, а в живых зеленых глазах мелькнул проблеск надежды. Но когда они возвращались в рубку, Лее представилась куда более гнетущая картина: как она рассказывает детишкам Джейны, какой отважной была у их мамы почившая ныне тетя, и от этой мысли у нее сжалось сердце. И все же ей удалось побороть подступающие слезы. Им всем следовало поддерживать Мару несмотря ни на что.

***

Приблизившись к кают-компании «Сокола Тысячелетия», Джейсен услышал характерное шипение и треск статических разрядов. Похоже, Энакин снова тренировался со световым мечом. Он все время тренировался.

Как правило, Джейсен старался не лезть к брату, зная, что их философия жизни слишком разнится и им ни за что не договориться. Но сегодня, после того спектакля, который устроили советники на встрече с дядей Люком, юноша был в настроении поспорить. Так что он направился прямиком в отсек.

Энакин, взмокший от пота, крутился на месте, отбивая мечом электрические разряды, которые выпускал в него небольшой шар на дистанционном управлении, летавший вокруг и пытавшийся найти бреши в защите.

С мечом младший брат управлялся мастерски. Джейсен был вынужден признать это, когда мальчик провел молниеносную комбинацию «влево-вверх-вправо», каждым отточенным движением отразив по разряду.

Тренировка закончилась, и Энакин, погасив меч и тяжело дыша, застыл на месте.

Джейсен медленно, почти насмешливо зааплодировал.

— Сам-то так можешь? — спросил Энакин, даже не обернувшись к брату.

— А это важно?

Мальчишка презрительно наморщил нос и фыркнул.

— Ты почти полжизни тратишь на танцы с этой штукой, — заметил Джейсен.

— Так мы ведь рыцари-джедаи — или скоро будем, — ответил Энакин.

— И всем джедаям следует днями и ночами танцевать с кибертренажером? — саркастически спросил старший брат.

— Ты тоже тренируешься.

— И провожу в уединении больше времени, чем ты, — согласился Джейсен.

Энакин посмотрел на него скептически, словно собирался спросить: «Ну и что с того?»

— И для уединения, и для тренировок есть свои причины, — попытался объяснить Джейсен.

— Чтобы отточить мастерство, — заявил Энакин.

Джейсен начал качать головой еще до того, как мальчишка закончил фразу.

— Чтобы углубить понимание, — произнес он.

— Снова за свое?

— Как и всегда, — твердо сказал Джейсен. — Когда ты тренируешься, о чем ты думаешь? — Снова это скептическое выражение. — Представляешь, как охотишься за гаморреанскими бандитами? — спросил Джейсен. — Спасаешь Галактику, как когда-то отец?

— Когда я упражняюсь, мой разум чист от посторонних мыслей, — отрезал Энакин, но старший брат вновь покачал головой, неудовлетворенный ответом.

— Ровно перед тем, как ты отдаешься Силе, и сразу после этого — о чем ты думаешь?

Энакин сердито посмотрел на брата.

— Почему это так важно? — выпалил он.

— Потому что у тебя неверное понимание Силы, — ответил Джейсен не менее резко. — Ты видишь в ней инструмент, оружие, которое можно пустить в ход против того, кого ты считаешь злом. Но это очень ограниченная философия.

— Так ведь Сила и есть оружие, — с расстановкой произнес Энакин. — Могучее оружие и большая ответственность.

Старший брат покачал головой:

— Это далеко не вся правда о Силе. Лишь та часть, на которой фокусируются такие, как ты, — те, кому нужно как-то оправдать свое тщеславие. — Казалось, еще чуть-чуть, и Энакин начнет брызгать слюной. — Сила — это способ обрести покой и понимание правды, а не орудие, должное подкрепить чье-то узкое восприятие добра и зла, — нравоучительно произнес Джейсен.