Толмач

Так вот, с одной бразильской парой я очень подружилась. Они приехали индивидуально, не с группой. Жена была испанкой по происхождению. Общение шло замечательно, а если мужчина не совсем понимал, жена ему переводила. Они не привыкли обедать днем, в бразильскую жару. В Москве жары не было, а привычка осталась. Я тоже спокойно могла обходиться без обеда, и мы после завтрака почти до самого вечера отправлялись бродить по Москве. Помимо обычных туристических объектов, рекомендованных к показу, я их водила по улицам старой Москвы, водила на рынок, в часовые и портняжные мастерские, в обычные магазины, а не только в «Березку». Вечером мы ходили в Большой театр, на концерты в Зал Чайковского или сидели в ресторане, и говорили обо всем на свете. У них не было детей, и они мне как-то сказали, что относятся ко мне как к своей дочери. Конечно, я была очень тронута этим признанием. Расставались мы с неподдельной грустью. Потом какое-то время мы переписывались, опять же через почтовый адрес «Интуриста». Я оставалась в этом смысле законопослушной гражданкой Советского Союза, строго соблюдая инструкцию не давать своих личных координат мест проживания. А вдруг, и правда, не заметишь, как начнется переписка, уже не с простыми туристами, а с секретными агентами какого-нибудь ЦРУ. Когда я ушла из «Интуриста», связь и оборвалась. Может, они и писали, но естественно, никто мне писем не передавал. Ну да ладно, я хотела рассказать маленькую лирическо-комическую историю, немного связанную с той бразильской парой, вернее с сувениром, который они мне подарили: небольшой образок с ликом Богоматери в золотом ободке на голубом фоне из эмали. Я таких красивых раньше никогда не видела. Для этой ладанки я специально купила серебреную цепочку и носила образок, не снимая. Носила бы и дальше, пока однажды не попала на концерт Беллы Ахмадулиной.

Где-то с конца семидесятых, поэты уже перестали (не по своей, конечно, воле) выступать в больших аудиториях, типа Политехнического института, Ленинской аудитории на журфаке МГУ, а то и на стадионе. Но тяга к поэзии еще оставалась в советском обществе, несравненно больше, чем в нынешние времена. Поэтов стали приглашать в заводские клубы, актовые залы учебных вузов или НИИ, библиотеки. Набивалось множество народа и пришлого, и местного, то есть, работников данного предприятия или организации. Я с радостью и благодарностью приняла приглашение моего брата на вечер Беллы Ахмадулиной у них в НИИ. Выступление было назначено на час раньше окончания рабочего дня. Некоторые под этим предлогом отвалили домой. В зале остались истинные любители поэзии Беллы Ахатовны, я среди них. Конечно, были и случайные люди, к примеру, мой брат и его друзья-коллеги. Они намечали после пищи духовной, отправиться в ближайшее питейное заведение и вкусить леща с пивом, пригласили меня составить им компанию. Технари обещали быть смирными и смиренными, послушно досидеть до конца выступления. Но им не пришлось терпеть и скучать. Все слушатели в этом небольшом зале сразу попали во власть того волшебного голоса Ахмадулиной, который проникает вглубь души и сознания, который поразил меня давно и навсегда, с первого слушания ее стихов в Политехническом. И на этот раз зал оказался завороженный голосом Поэта. Белла читала стихи без перерыва в течение часа, потом еще почти столько же по просьбе присутствующих. Когда она закончила выступление, член местной профорганизации преподнес ей традиционный букет цветов. Я подошла к сцене, стояла и смотрела на уставшее, но по-прежнему прекрасное лицо, в воздухе медленно и нехотя угасало эхо ее мистического голоса. Белла Ахмадулина, моя любовь, мой кумир была так близко. Я не могла уйти просто так, я должна была что-нибудь подарить ей, хоть малость, за то огромное счастье, что она дала лично мне. Но у меня с собой ничего не было достойного, кроме маленького бразильского образка с Мадонной. И я без колебаний срываю цепочку с ладанкой, беру клочок бумаги, пишу слова благодарности, просьбу о встрече и номер своего телефона. Я тогда сочиняла стихи и надеялась получить возможность показать их ей. Вот какие у меня были нескромные желания и глупые амбиции. Брат, заметив мой порыв, пытается удержать меня, уговаривает не делать этого, чуть ли не заламывает руки, шипит что-то на ухо. Я знаю, что это совсем не потому, что ему жалко золотой образок. Душит его совсем не «жаба», а стыд за меня, за мою прилюдную импульсивность. Так было и в детстве, так было и в тот вечер тоже. Мы почти ругаемся, я отбиваюсь, он обзывает меня гоголевским почтмейстером, то есть, наивной до глупости и просто дурой. А в это время Белла покидает сцену. Я вырываюсь из нехилых рук братана и бегу к двери, за которой скрылась Белла. Но мой стремительный бег прерывает крепкий молодой парень. Он стоит между мной и заветной дверью. Не знаю, кто он. Вроде такой распространенной сейчас службы, как личный телохранитель, тогда еще не было. Я лепечу что-то о своем впечатлении, о своих чувствах, о своем желании передать вот эту записку. Парень милостиво соглашается. Я, окрыленная, возвращаюсь. Брат со своими корешами в нетерпении идти пить пиво. Я отказываюсь, объясняя им, что мне срочно надо домой, так как мне может позвонить Белла Ахмадуллина, и я буду ждать вызова. Брат мой не ленился, звонил из бара и, хохотнув, спрашивал, позвонила ли мне Белла. В тоне вопроса была явная издевка и сарказм. Я прождала до глубокой ночи. Конечно, никакого звонка не случилось. Вероятней всего, парень, получив мою записку, вообще и не думал передавать ее, наверное, выбросил, даже не заметив, что там завернут бразильский золотой образок с Богоматерью. Не менее вероятно и то, что вообще, получая записки с просьбой о встрече от какой-то очередной неадекватной, мягко говоря, поклонницы, Белла никогда не отвечала. И правильно делала, кстати. А в нашей семье, охочей всегда поерничать, так и застрял вопрос, который с тех пор задается при определенных обстоятельствах: «Ты дома? Не придешь в гости? Не можешь? А, понятно, все вызова ждешь».

17. Сборник стихов и вред курения

Из Колумбии в разное время у меня было два индивидуальных туриста. Один, Роберто Ариас, приехал в Москву с каким-то официальным визитом, куда я его не сопровождала. Меня позвали показать ему Москву, провести экскурсию, – рядовой случай. Я бы и забыла о нем, но в моей домашней библиотеке хранится альбом со стихами его дочери, Глории Инес Ариас, о которой он говорил с потрясающей нежностью, любовью и уважением. На момент выпуска альбома девочке едва исполнилось восемь лет. Именно поэтому стихи приводили в изумление: они были не по-детски философские, печальные, иногда до трагической ноты, странные для столь юного возраста. Альбом был издан в Боготе, столице Колумбии, в количестве 1000 экземпляров с нумерацией на каждом. Мне достался № 171. Две первые страницы альбома занимали восторженные отзывы о стихах юного дарования, всего около двадцати, где лаконично выражалось признание несомненного и незаурядного таланта автора. Роберто очень хотел, чтобы я прочитала и по возможности, перевела стихи его дочери. Я сделала и то, и другое. Так у меня и лежат они много лет вместе – оригинал и русский перевод (стихотворный, не подстрочник). Конечно, хотелось бы знать о творческой судьбе колумбийской девочки (давно уже взрослой). Я бы с радостью отдала ей ее стихи в русском переводе и экземпляр под номером 171 ее первого альбома.

Другой колумбиец, Хуан де Ривас, приехал индивидуально с очень конкретной целью – сделать операцию по удалению легкого. Почему он, весьма небедный владелец сети магазинов строительных материалов, выбрал для этого далекую страну СССР, а не Америку или Канаду, не знаю. Заработал себе Хуан хроническую эмфизему, по причине долголетнего курения крепкого местного табака, не менее трех пачек сигарет в день. Одно легкое едва справлялось с дыханием, второе фактически уже не функционировало, требовалось срочное удаление. Мы поехали в Ленинград в какую-то известную клинику, наверняка к известному хирургу. Мы сидели в садике, окружающем клинику, ждали, когда нас позовут. Хуан, полузакрыв глаза, молчал, слышалось только его тяжелое дыхание. Я встала, взяла сигарету, извинилась и хотела отойти подальше от старого курильщика, когда внезапно раздался хриплый надрывистый шепот: ««Сеньора, пожалуйста, не уходите, покурите здесь, рядом… Мне так хочется вдохнуть… дым…, хотя бы…, пожалуйста». Зависимость от курения, возможно, не менее тяжкая и устойчивая, чем наркотическая, трудно поддающаяся лечению, тем менее, когда у зависимого нет желания, воли или сильнейшей мотивации отказаться от привычки. Помню, Швеция, которая еще в конце 70-ых годов одной из первых стран в мире выдвинула в качестве национальной программы борьбу с курением, сразу разработала целый ряд мероприятий и привлекательных предложений для стимуляции не начинать курить или бросить. По всем городам и деревенькам в почтовые ящики вкладывали листовки, брошюры с описанием вреда курения, подробным описанием заболеваний, предупреждениями смертельных случаев и т. д. На рекламных щитах висели баннеры и плакаты с призывом бросить курить, во всех магазинах, лавочках, рынках и бутиках можно было за копейки приобрести яркую майку с надписью «но смокинг дженерейшн» – некурящее поколение. Собственно, на тот момент эта установка воспринималась как национальная идея Швеции. По всем школьным учреждениям демонстрировался специально сконструированный прозрачный стеклянный манекен, наполненный каким-то жидким реагентом. Стеклянный парнишка беспрерывно курил, а ребята могли воочию наблюдать и слышать объяснение присутствующего врача, как, где и почему меняется цвет жидкости, а главное, каков печальный итог грозит в результате этих изменений. Студентам, бросившим курить (добровольные контролеры должны были подтвердить этот факт), могли снизить плату за обучение, повысить стипендию, наградить абонементом на посещение спортклуба или бассейна. Рабочим, сотрудникам частных компаний или состоящим на государственной службе, тоже предлагались приятные бонусы за отказ от курения. Кроме того, в короткое время количество дворовых спортплощадок, гимнастических тренажерных залов, расчищенных беговых дорожек и лыжных трасс значительно увеличилось. Меня особенно вдохновляло, что дорожка, лыжня и каток были совсем рядом с моим домом, освещены всю ночь, беги, катайся и скользи, когда хочешь. Рядом, за углом был и бассейн, плавай на здоровье. Я бегала, скользила, каталась и плавала, но курить не бросила, хотя честно, снизила до минимума количество сигарет.